Андрей Воронин - Тень прошлого Страница 28

– Слушаю.

– Это я тебя слушаю, Лопатин, – ответил знакомый голос. – Ты что-нибудь решил?

– Решил, – сказал Константин Андреевич. Сытая насмешка, звучавшая в этом голосе, внезапно взбесила его, всколыхнув остатки мужества, и он действительно принял решение. Тем более что теперь у него вроде бы был шанс выйти из этого поединка победителем.

– Молодец, – все с той же вызывающей бессильную ярость интонацией похвалил телефонный голос. – Люблю решительных. Так я тебя слушаю, излагай.

– Я решил, – медленно и раздельно произнес он, – что ваше предложение мне не подходит.

– Чего? – словно не поверив услышанному, переспросил голос. – Наше предложение.., что?

– Оно меня не интересует, – твердо сказал Константин Андреевич, ощущая противный холодок в районе диафрагмы. Впрочем, это ощущение быстро прошло. Начав говорить, он отрезал себе путь к отступлению и теперь пер напролом, не оглядываясь на последствия. Это было как прыжок в воду с трамплина: страшно, пока не прыгнешь. И теперь Константин Андреевич был уже рад, что отважился и все-таки прыгнул. – Я не желаю с вами договариваться и не желаю больше вас слышать. Не звоните мне больше. Можете действовать как угодно, но я советовал бы вам бежать из Москвы со всех ног.

– Ой, – без малейшего испуга произнес голос. – Кошмар какой… Ты хорошо подумал, дружок?

– Гораздо лучше, чем ты, когда затевал всю эту ерунду, – отрезал Лопатин. – Не оставишь меня в покое – засажу на всю катушку, понял?

– Да понял, понял, – лениво отозвался голос. – Как знаешь. Хозяин – барин, так сказать. Я тебе ближе к вечеру позвоню – а вдруг передумаешь?

– Да пошел ты, – сказал Константин Андреевич и бросил трубку. У него было не так много времени, чтобы тратить его на пустую болтовню.

Выкурив на кухне сигарету, он приступил к методичному осмотру квартиры, не сомневаясь, что найдет спрятанные деньги: как-никак, он профессионал и об обысках знает все. Дело упрощалось тем, что это была его квартира, знакомая вдоль и поперек, и тем, что рыжая шлюха наверняка действовала впопыхах и не могла запрятать доллары глубоко. Сто тысяч – сумма не маленькая, в том числе и по объему, так что найти их будет проще пареной репы. Константин Андреевич мысленно разбил квартиру на квадраты и начал без лишней спешки, но проворно осматривать их один за другим.

Через час его уверенность стала понемногу уступать место глухому раздражению, а еще через двадцать минут он познал всю глубину отчаяния. Поначалу, заметив, что закрывавшую вентиляционную решетку в санузле кто-то снимал (на побелке отпечатались следы пальцев), он возликовал, решив, что его миссия увенчалась успехом.

Встав на край ванны обеими ногами, Лопатин снял решетку и запустил ищущую руку в черное отверстие. Пальцы ощутили бугристый бетон, мохнатую пыль, липкую паутину и какой-то мусор.

Больше в отдушине ничего не было.

Стараясь не впадать в панику, Константин Андреевич поставил решетку на место и слез с ванны. Подумаешь, отпечатки пальцев… Может быть, это жена травила тараканов или отпрыск развлекался: никогда не угадаешь, что ему придет в голову в следующий момент. Сигареты, например, прятал или иную какую-нибудь контрабанду – дело молодое, сами такими были.

Он пошарил под ванной и заглянул в смывной бачок унитаза, не обнаружив там ничего, кроме осевшего на стенках толстого, скользкого налета ржавчины.

Непроверенной оставалась только кухня – несчастных шесть квадратных метров дощатого пола, пятнадцать тесных кубометров навеки пропахшего кислыми щами пространства. Опустившись на корточки, чтобы заглянуть под холодильник, Константин Андреевич внезапно замер в нелепой позе, а потом медленно сел на пол, обхватив голову руками и спрятав лицо в сдвинутые локти.

Он внезапно понял все и едва сдержал готовый вырваться из глотки звериный вой.

Теперь ему стала ясна причина странного поведения жены. Каким-то образом эта сука ухитрилась обнаружить деньги и, конечно же, недолго думая наложила на них свою жирную лапу. Сын, наверное, при сем присутствовал, потому и помалкивает и ведет себя так, что хоть ты к ране его прикладывай… Интересно, что она ему пообещала? Наверняка компьютер, меньшим его теперь не купишь… Что за жизнь, подумал он с горечью. Мало мне было всех этих сволочей, так еще и родной сын туда же…

Это она, с внезапной вспышкой ярости подумал он.

Это она превратила моего сына в моего врага – с первого дня, с первой минуты. Что же делать-то теперь?

Вопрос был риторическим: он прекрасно знал, что ему следует делать. До двенадцати она, конечно, не вернется, и значит, снова придется унижаться и просить об отсрочке. Часть денег она обязательно потратит, но на фоне ста тысяч эта трата будет не такой уж заметной.., в конце концов остаток можно будет вернуть потом. Но то, что она не успеет потратить, он из нее выбьет – если понадобится, то и кулаками. Потому что "либо это, либо пропадать…

Чертова дура!

Лопатин посмотрел на часы и заторопился; было уже без десяти одиннадцать, а до ГУМа путь не близкий. Он оделся, в сотый раз придирчиво проверив, не осталось ли где-нибудь на одежде следов губной помады, запер дверь и почти бегом спустился по лестнице, моля Бога о том, чтобы на выходе из подъезда не столкнуться с женой. Он подозревал, что она вряд ли скажет ему хоть что-нибудь, но предпочитал не рисковать. Вякни она что-нибудь, когда он находился в таком состоянии, и он, пожалуй, мог бы придушить ее голыми руками на виду у всего микрорайона.

Ни у подъезда, ни по дороге к станции метро, ни на самой станции мадам Лопатина ему не встретилась, что было неудивительно: у жены следователя к этому времени уже хватало собственных неприятностей. Константин Андреевич этого еще не знал и потому, выходя из метро, продолжал нервно оглядываться по сторонам, словно ожидая, что жена вот-вот выскочит из-за угла с пачкой долларов в руке.

К знаменитому ГУМовскому фонтану он подошел, когда стрелки его часов показывали без двух минут двенадцать, Его вчерашнего собеседника видно не было. Константин Андреевич, присев на край фонтана, стал ждать, нетерпеливо озираясь и то и дело посматривая на часы. Через десять минут он нервно вскочил и принялся расхаживать взад-вперед, покусывая нижнюю губу и шепча невнятные проклятия. В половине второго он понял, что ждать больше нечего, и покинул ГУМ, пребывая в самом дурном расположении духа. Человек, назначивший ему встречу, так и не появился. Либо его задержали какие-то дела, либо все это было очередной провокацией, совершенно бессмысленной и оттого еще более обидной. Мысль о том, что обладателя пресловутой видеокассеты могли вычислить и призвать к ответу его коллеги, Константин Андреевич старательно гнал прочь. Это был бы полный крах, особенно после того, что он наговорил по телефону сегодня утром.

В поезде метро опять была несусветная давка. Когда помятый и вспотевший, насквозь пропитавшийся запахами чужого пота и женских духов Константин Андреевич доехал до своей станции и вырвался наконец из этой душегубки, он почти сразу разглядел в заполонившей перрон толпе знакомое волчье лицо с острыми, туго обтянутыми нездорового цвета кожей скулами и глубоко запавшими недобрыми глазами. Константин Андреевич обмер. Лицо медленно улыбнулось ему, показав ряд сверкающих стальных коронок, и, заговорщицки подмигнув, исчезло, словно растворившись в толпе. Лопатин был вынужден схватиться рукой за сердце. Оно колотилось так, словно готово было вот-вот вырваться из грудной клетки, проломив ребра.

Какая-то немолодая женщина остановилась рядом и участливо заглянула в его побледневшее лицо.

– Вам плохо? – с искренним беспокойством спросила она.

– Ничего, ничего, – невпопад ответил Константин Андреевич. – Проходит.., уже прошло. Не волнуйтесь, все в порядке. Спасибо.

– Не за что, – с некоторым сомнением в голосе ответила женщина и ушла, пару раз оглянувшись через плечо.

«Странно, – подумал Лопатин. – Оказывается, на свете еще бывают нормальные люди. Странно.»

Почувствовав, что может идти, Константин Андреевич двинулся к эскалатору и через пару минут из относительной прохлады метро попал в удушающую жару раскаленной послеполуденным солнцем улицы. Воздуха, казалось, не было совсем. Вонь нагретого асфальта, смешиваясь с выхлопными газами, создавала неповторимый коктейль, густой, как гороховый суп, и такой же пригодный для дыхания, как, к примеру, фосген или слезоточивый газ. С запада опять надвигалась гроза. Небо в той стороне на глазах темнело, словно его край ненароком опустили в огромную чернильницу и теперь оно впитывало ее содержимое, стремительно меняя цвет с голубого на темно-фиолетовый. Грома еще не было слышно, но по асфальту уже гуляли пыльные смерчи, а высаженные вдоль дороги клены пугливо перешептывались, задирая к небу изнанку своих узорчатых листьев.