Сергей Зверев - Свинцовый шторм Страница 28

– Нет, джентльмены! Я не беру на работу чужаков – даже таких несомненно опытных и достойных, как вы. Благодарю за помощь, но на этом наше сотрудничество и заканчивается. С вашими хозяевами я полностью рассчитался – дальше это уже ваши дела. Так что прощайте, и да хранит вас Аллах!

Провожая взглядами медленно таявший где-то у кромки горизонта корабль сомалийцев, Джексон пробормотал что-то вроде «еще не вечер» и знаком подозвал к себе Ската и Тритона. Показывая на ярко-оранжевую точку на экране дисплея ноутбука, он неторопливо прикурил сигарету и довольно кивнул:

– Работает, собака. Вы куда маячки присобачили, господа тюлени?

– Да как и договаривались: по одному втиснули между досок ящиков с торпедами, еще один пришлепнули к днищу судна, – Скат задумчиво посмотрел на экран и неуверенно добавил: – Не знаю, босс… В общем, что-то мне не нравится, а что – толком понять не могу. Как-то все очень уж просто у нас получается: прилетели, нырнули, нашли, достали и отдали…

– И что тебе не нравится? – недоуменно пожал плечами наемник. – Радоваться надо, что все так гладко прошло.

– Да я радуюсь… – рассеянно пробормотал Катков и вдруг спросил: – А ты помнишь, как наши отцы-командиры и эфэсбэшники сначала нашу операцию назвали? А, тебя на том инструктаже не было… Так вот, сначала был «Африканский гамбит», а потом уже придумали «Энигму».

– И что? Не вижу разницы. Детские игрушки – спецслужбы такие красивости любят.

– Ты в шахматы не играешь?

– Я в покер предпочитаю или в блек-джек, – в глазах Джексона наконец-то мелькнуло что-то наподобие заинтересованности. – Ты к чему клонишь, пловец?

– К тому, что гамбит – это когда в игре жертвуют пешку или фигуру ради выигрышной позиции или для обострения ситуации. Знать бы еще точно, кто мы в этой партии…

– Ладно, – пристукнул ладонью по кромке низенького фальшборта наемник и выбросил за борт мелькнувший красной рассыпчатой звездочкой окурок, – завтра попробуем разобраться, кто у нас пешки, а кто эти… ферзи. Мне тоже, между прочим, показалось странным, что наш пират черномазый как-то слишком уж уверенно торпеды проверял – так, словно точные схемы уже видел-изучал. Может быть, в Москве у ваших крот сидит и подробные чертежи этим гадам переслал давным-давно… Ладно, темно уже. Я, пожалуй, здесь с вами переночую – неохота на берег выбираться. Да там и спать-то особенно негде: в джипе и для экс-майора с экс-прапорщиком места мало…

…Вострецов умер почти мгновенно: Зимин сильной ладонью крепко зажал спящему прапорщику рот и рассчитанно точно ударил ножом в левую сторону груди. Тело Михаила коротко дернулось один-единственный раз и сразу же обмякло. Бритоголовый выдернул нож, не торопясь обтер клинок о рубашку убитого и, повернув голову в сторону океана, прислушался. Было тихо, если не считать стрекот каких-то насекомых в жесткой редкой траве и приглушенный шум прибоя, лениво накатывавшего на каменистый берег внизу под обрывом.

Зимин достал из кармана мобильный телефон, пощелкал кнопками, набирая нужную комбинацию. На лице бывшего майора, подсвеченном нежно-зеленым светом дисплея, мелькнула мрачноватая и хищная полуулыбка-полугримаса.

– Говоришь, король всегда прав? Ну-ну… Посмеиваются они, суки козлиные… Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Прощайте, ребятки…

Одновременно с последними словами Зимин подошел почти к самому краю обрыва и нажал зеленую кнопочку вызова. В непроглядной темноте сначала вспыхнуло оранжево-синее облако, а долей секунды позже громыхнул тугой взрыв. Мимо головы бандита что-то тихо вжикнуло – вероятно, пролетел какой-нибудь мелкий обломок от погибшего баркаса.

Зимин сплюнул в сторону океана и, круто разворачиваясь, направился к джипу…

Часть вторая. Сафари по-русски

1. Балтийск, военно-морская база, конец июля 2010 года

Специфика армейской службы такова, что Андрей Николаевич Вашуков порой слегка удивлялся и даже не сразу реагировал, когда к нему обращались по имени-отчеству. В чем, собственно, не было ничего необычного и странного, поскольку начиная с далекого восемьдесят третьего Вашуков сначала привыкал к обращению «товарищ курсант», потом пришла очередь лейтенанта и так далее – вплоть до сегодняшних подполковничьих звезд на погонах. Андреем Николаевичем подполковника именовали нечасто – разве что в минуты общения с равными по службе, или с командирами, да и то лишь тогда, когда беседа имела некий доверительный характер. Обычно же и командование, и товарищи, и уж тем более подчиненные обращались к Вашукову коротко и по-уставному: товарищ подполковник.

И лишь двоим было позволено называть его иначе: жене Светлане и дочери Екатерине. Для них подполковник всегда оставался просто Андрюшей и папкой. Что с женой, что с дочерью Вашукову крепко повезло – обе прекрасно понимали, что такое служба и боевая работа, а посему по мере сил пытались создать боевому офицеру тыл крепкий и беспроблемный, надежный. Дом, то бишь квартира – как принято в Вооруженных силах, далеко не первый и не второй с начала службы, – всегда был для подполковника если и не крепостью, то уж надежной и тихой гаванью точно. Конечно, не всё и не всегда в жизни семьи Вашуковых выглядело так уж карамельно и идиллически, но, в общем и в целом, Андрей почти ни разу о своей женитьбе на Светлане не пожалел.

«Почти» случалось пару раз, но связано это было не с какими-то вульгарными изменами и прочими глупостями, коими так богата семейная жизнь, а с вещами сугубо скучными и прозаическими. Скучной прозой в данном случае Вашуков называл вынужденное пребывание в госпиталях, когда, глядя на осунувшуюся от переживаний и бессонницы жену, испытывал легкие угрызения совести из-за того, что в силу своей профессии доставляет Светке столько отнюдь не радостных минут. Вышла бы замуж за какого-нибудь врача или ученого, думалось подполковнику, – глядишь, и жизнь была бы поспокойнее…

Так же практически ни разу подполковник Вашуков не пожалел и о выборе, который вполне сознательно сделал, поступив в военное училище. Мечтой было Рязанское воздушно-десантное, но, как выяснилось, конкурс туда был побольше, чем в отряд космонавтов, и Андрейка, сокрушенно вздохнув, выбрал дорогу чуть попроще: поступил в инженерно-саперное командное, в котором было отделение, готовившее спецов и для ВДВ. Уже в училище Вашуков узнал, что специалисты по минно-взрывному делу требуются практически во всех родах войск. И так уж сложилось, что вскоре после окончания училища молодой лейтенант ВДВ попал сначала в спецназ морской пехоты, а чуть позже и в элитное подразделение с красивым и вполне мирным названием «Дельфин». Правда, задачи перед боевыми пловцами чаще всего ставились отнюдь не простые и не очень-то мирные…

Служил Вашуков честно, за чужие спины никогда не прятался, награды аккуратно складывал дома в специальную коробочку – за все годы службы в «парадке» пришлось щеголять раза три-четыре, не больше. Кроме того, из соображений секретности некоторые ордена и вовсе было рекомендовано лишний раз не «светить», дабы избежать ненужных расспросов. Хотя какие уж там расспросы – в военных городках народ обычно подбирается понимающий и лишних вопросов никто и никому не задает.

Справедливости ради стоит заметить, что некоторые сомнения в разумности действий высшего командования Вашукова за годы службы посещали не раз и не два, но подполковник успокаивал себя тем, что и лично он, и его подчиненные служат в таком подразделении, которое при любом раскладе останется элитным и востребованным…

Новенький «уазик» с армейскими номерами миновал шлагбаум КПП и въехал во внутренний двор здания штаба. Скрипнув тормозами, мягко клюнул носом и остановился строго параллельно белой линии разметки, нанесенной на сером асфальте стоянки. Вашуков недовольно поморщился и, выходя из машины, проворчал, не глядя на водителя – молоденького морпеха в чистенькой, отутюженной форме:

– На весь Балтийск тормозами визжишь! Ты председателя колхоза возишь или офицеров?

– Так там, наверное, накладки, товарищ подполковник… – виновато пожал плечами боец, о председателях и о колхозах имевший по молодости лет весьма смутное представление, отчего и не способный в должной мере оценить сарказм отца-командира.

– Сносились – замени! Разгильдяй… – Вашуков поправил берет, шумно выдохнул и направился к тяжелой высокой двери, за которой скрывались прохладные коридоры штаба военной базы Балтийска.

Это старинное здание, оставшееся в наследство городу еще от Восточной Пруссии, скорые на слово журналисты непременно назвали бы пряничным домиком, намекая на старонемецкую архитектуру и типично европейскую раскраску: красную – черепицы, бело-розовую – стен. Но Вашукову при взгляде на массивные стены с затейливой формы арочными высокими окнами, больше напоминавшими бойницы средневекового замка, почему-то сразу вспоминалось слово «цитадель». И сразу же за «цитаделью» на ум приходил Бисмарк – как символ чего-то истинно по-немецки основательного и грубоватого…