Сергей Зверев - Экстренное погружение Страница 28

Без разрешения он сдвинул в сторону несколько бумаг, лежащих на столе, и освободил матовую поверхность жидкокристаллического экрана главного стола. Это был плоский горизонтальный двадцатидюймовый экран, на котором курсограф вычерчивал направление движения и скорость лодки. С таким столом бумажные карты становились ненужными. Однако Армстронг на всякий случай продолжал хранить их в верхнем ящике – карты, в отличие от компьютеров, не имели привычки зависать.

Курс «Тайгера» был показан на экране толстой красной линией, которая фиксировалась точками с пятнадцатиминутным интервалом.

Армстронг хотел сделать замечание, но вовремя сдержал себя – акустику можно было позволить определенную свободу.

Фактороу вытащил из бокового кармана несколько остро заточенных карандашей.

– Вот здесь я поставил точку, когда мы впервые, помните, 4 часа назад засекли странный звук на поверхности. Это было в 9.15 или приблизительно в это время. – Он указал на точку на карте чуть слева и впереди нынешней позиции «Тайгера» и положил карандаш острием на запад. – Квадрат IVS был 201.

IVS – Internal Voice Sourse они называли внешний шумовой источник неизвестного происхождения.

– Затем в 12.30 новый взрыв и последовавшая вслед за ним серия ударов о лед. Конечно, я мог немного ошибиться – сигнал был довольно слаб, но ошибка вправо влево должна погасить саму себя. Я снова обнаружил его – теперь уже в 204-м квадрате. – Фактороу положил еще один карандаш на карту, теперь уже справа от красной линии. – Последние пеленги были самыми отчетливыми, и мне не составило труда зафиксировать их, – он провел рукой по волосам.

– Так, продолжай, – заинтересовался Армстронг. Увидев, что акустик нервничает, он добавил: – Расслабься, Берни… Кури, если хочешь…

Фактороу вытащил сигареты и закурил. Он не собирался отвлекать капитана по пустякам. Армстронг был внимательным и терпеливым командиром, умеющим слушать, если у тебя было что сказать, но он не любил тратить время на пустяки и мог одернуть любого.

– Теперь мы видим, – продолжил Фактороу, – что они все время метались туда и сюда на маленькой территории в несколько миль.

Он указал на цепочку из нескольких карандашей, вытянувшуюся на карте рядом с красной линией.

– М-да, и зачем?

– Я думаю, били в лед, – Фактороу уложил еще один карандаш.

– Делали полынью? – подсказал Вульф.

– Да-а-а, – Армстронг уже и сам догадался об этом. – И кто же это может быть?

У Фактороу был готов ответ на этот вопрос.

– Я не мог знать точно, поэтому записал первый контакт на пленку. Я пропустил ее через компьютер несколько раз, чтобы очистить от мусора, затем переписал при нормальной скорости, – он положил пленку на стол.

Запись была почти бесшумна. Только каждые несколько секунд раздавались звуки, напоминающие вой сирены. За две минуты прослушивания можно было установить, что шум периодически повторяется. Командир БЧ-4, выглядывающий из-за плеча Фактороу, многозначительно крякнул.

– Похоже на искусственный… слишком регулярный.

– Ну, так что это? – спросил Армстронг.

– Сэр, – ответил Фактороу, – то, что мы слышали, является шумом искусственного происхождения, могу поспорить…

– А вы что думаете? – Армстронг повернулся к командиру БЧ-4.

– Вроде убедительно, – ответил Вульф. – Но определенно это не шум винтов. Никогда не слышал такого.

– Если включить ревун… – заметил Фактороу.

Он перемотал пленку и включил магнитофон снова.

– Что бы это ни было, оно ревело как белуга, – сказал он, обращаясь в основном к капитану.

– Значит, это подлодка, – согласился капитан. – Но откуда такие звуки?

– Дело в том, что мы ищем среди звуков, так сказать, нормального происхождения, – ответил Фактороу. – А если предположить, что они выставили ревун на лед? Как это будет выглядеть с точки зрения пеленга?

– Кто ж его знает? – задумался Вульф. – Никто не записывал подобные звуки – никому и в голову не приходило реветь белугой на льду.

– Зачем? – спросил Армстронг.

– Они могли подавать сигнал на буровую, – ответил Вульф. – Или своей спасательной партии, отправившейся туда, – добавил он задумчиво.

– Вот именно, – тотчас согласился Фактороу. – Если резать свинью, спектр будет похожим.

– Взрыв? – промолчав, спросил капитан. – Откуда этот взрыв?

– Они могли искать полынью поближе к буровой и, не найдя, применить торпеды.

– Значит, мы нашли их? – заметил Армстронг. – Давно этого жду…

Дремавший на кушетке Стивенсон открыл глаза и сел, с интересом прислушиваясь к разговору.

– Тогда надо сделать ее потесней, – продолжил капитан. – Какое расстояние? – спросил он у рулевого.

– 20 градусов 44 минуты западной долготы и 87 градусов 56 минут северной широты…. это примерно 50–60 миль.

Капитан уселся в расположенное рядом со штурманом кресло. Он высчитывал новый курс, чтобы приблизиться. Если идти со скоростью 25 узлов, тогда через пару часов они сядут IVS на хвост.

Он щелкнул мышкой, вызвав маленькое оконце сбоку экрана. Через секунду плоский жидкокристаллический экран замигал, и на нем появилась карта с проложенным красным цветом курсом.

– И все-таки, – задумчиво произнес он, – кто же это может быть?

Судя по лицам собравшихся, всем был ясен ответ на этот вопрос. Кто еще, кроме «Гепарда»?

Армстронг бросил взгляд на проложенный курс. Он пытался дать какое-то другое объяснение имеющимся фактам, но ничего другого не приходило ему в голову.

Стивенсон положил руку на плечо Армстронгу и отвел его в сторону.

– Если это «Гепард», капитан…

Ему не нужно было заканчивать фразу. Армстронг в упор посмотрел на собеседника.

– Ну?

Стивенсон выдержал этот взгляд.

– Мы не каждый день получаем такие подарки… Пойдемте-ка переговорим.

37

Дроздов перелез через поручни мостика и, держась за спущенный вниз трос, скатился с огромной, косо вздыбленной льдины, чуть ли не касавшейся ограждения рубки. На избыток света жаловаться не приходилось, небо было покрыто тяжелыми серыми тучами. Воздух все так же обжигал щеки, но погода заметно улучшилась. Ветер почти стих, повернул на юго-восток, поднимая ледяную пыль на два-три метра над поверхностью льда.

Их было одиннадцать человек: сам командир, доктор, восемь матросов и Дроздов. Четыре моряка несли с собой носилки.

Даже полтонны высокосортной взрывчатки не сумели заметно разрушить ледовое поле. Взрыв раздробил лед примерно на площади в двести квадратных метров, но огромные куски самой разнообразной формы сложились в прежнем порядке так, что в трещину между ними не пролезла бы даже рука, и тут же начали снова смерзаться. Большая часть ударной мощи взрывчатки ушла вниз, и все же она сумела вздыбить и расколоть массив льда не меньше 500 тонн весом. Не так-то и плохо.

Добравшись к восточному краю канала, они вскарабкались на паковый лед и огляделись. Луч прожектора, как белый палец, неподвижно упирался в небосвод. Заблудиться сейчас было невозможно. Без ветра и ледяной пыли, здесь легко разглядеть свет в окне на расстоянии в десятки километров. В отличие от первого впечатления, сейчас Дроздов подумал, что в этой белесой безжизненности заключена жизнь. Не верилось этой тишине. Как будто что-то затаилось в этих льдинах, способных протаранить железный корпус корабля, в этом снегу, под которым погребены смелые люди. Коварство живого неведомого существа…

Искать буровую на этот раз не пришлось. Стоило отойти на несколько сотен шагов от ледяной равнины – и они сразу же увидели ее. Ажурная буровая вышка, три сохранившихся домика, один из которых сильно обгорел, и пять почерневших каркасов – все, что осталось от буровой. И ни души.

– Так вот она какая, – прямо в ухо Дроздову проговорил Грубозабойщиков. – Вернее, то, что от нее осталось, долго же нам пришлось добираться, чтобы увидеть подобное зрелище.

– Еще немного – и мы с вами обозревали бы совсем другие пейзажи, товарищ командир, – заметил Дроздов. – Почище этого… Я имею в виду на дне океана.

Грубозабойщиков медленно покачал головой и двинулся дальше. До буровой было рукой подать, каких-то двести метров. Дроздов подвел его к ближайшему уцелевшему домику, отворил дверь, и они оказались внутри.

В помещении было градусов на тридцать теплее, чем раньше, но все равно довольно холодно. Зубринский и Рукавишников бодрствовали. Пахло гарью, йодом, морфием и специфическим ароматом булькающего в котелке несъедобного на вид варева, которое Рукавишников старательно размешивал.

– А, это вы, – как ни в чем не бывало проговорил он, словно увидел соседа по улице. – Как раз к обеду, Владимир Анатольевич. Садитесь с нами.

– Чуть позже, спасибо, – вежливо ответил Грубозабойщиков. – Зубринский, как нога?

– Слегка поцарапал, товарищ капитан, – радист вытянул вперед негнущуюся ногу. – Здешний лекарь загипсовал…