Андрей Поповский - первый раунд Страница 28

В институте как раз шла весенняя сессия, и он сдавал ее с большим трудом. Но все в жизни когда-нибудь кончается, и в конце июня Егор, наконец-то сдавший все экзамены, должен был ехать с мужской частью четвертого курса института в летний лагерь на двухмесячные военные сборы.

Яна через пару недель должна была уехать в Саратов, поступать мединститут вместе со своей младшей сестрой Аней, которая раньше по невероятному совпадению училась в одном классе с младшей сестрой Егора и даже была ее подругой. Душной июньской ночью, перед отъездом Егора на сборы, любимая девушка долго плакала у него на плече, утверждая, что он, как только уедет, обязательно забудет ее и станет волочиться за всеми юбками, проходящими мимо.

Егор в ответ на Янины слезы только смеялся.

— Глупая, как я тебя могу забыть! Я же люблю тебя, К тому же сборы будут проходить в лесу. Из женского пола там только дикие медведицы, а они уж точно юбок не носят.

Он осыпал лицо девушки поцелуями, давал клятвы писать почаще и приезжать к ней в Саратов чуть ли не каждый месяц.

Глава 8

На следующий день, в девять утра около двухсот студентов, закончивших четвертый курс горного института и посещавших военную кафедру, собрались у центрального входа в институт, чтобы уехать на два месяца на военные сборы, после которых им должны были присвоить звание лейтенантов запаса. Военная кафедра в их институте готовила офицеров ракетчиков. Начиная со второго курса, все студенты, не служившие в армии, должны были в обязательном порядке один полный день в неделю отдавать обучению военному делу. Те, кто уже отслужил, могли заниматься на военке по желанию, чем большинство отслуживших парней и воспользовались, забив на офицерские погоны и устроив себе один лишний выходной в неделю. Егор такой возможности не имел. Поэтому он честно оттарабанил три года на военке и сейчас, злой и не выспавшийся, вместе с остальными студентами грузился в автобус.

За эти три года никто из будущих офицеров запаса никаких особенных знаний не приобрел, так как на военке, все старались сачковать в меру возможностей. Все что студенты изучали на занятиях, относилось к ракетной технике оперативно тактического действия и проходило под грифом секретно, поэтому они записывали лекции, которые им читали кадровые офицеры, прикомандированные к их кафедре, в специально пронумерованные и прошитые тетради, каковые, по окончании занятий, студенты, в обязательном порядке, сдавали в секретную часть. Для того, чтобы потом подготовиться к зачетам им приходилось приходить на кафедру, и расписавшись, в журнале секретной части, получить на руки свою тетрадку с каракулями, которые они рисовали во время занятий. Выносить тетради за пределы кафедры строго воспрещалось, и поэтому готовиться ко всем зачетам, приходилось прямо на военке. По мнению большинства студентов все, что им преподавали, вероятный противник знал наизусть уже давно, и с секретностью их гоняли больше для порядка. Тем более что многие преподаватели офицеры привыкли в армии выражаться таким эзоповым языком, что их не понял бы не только ни один иностранец, но и простой интеллигентный советский человек, услышав некоторые перлы в их исполнении, пришел бы в полное замешательство. Студенты, для которых русский мат был, в отличие от английского языка, вторым родным языком, понимали преподавателей хорошо, от души развлекаясь, когда те, объясняя устройство ракеты, или расчет баллистической траектории употребляли очень уж заковыристые обороты. Особенно этим отличался их курсовой офицер майор Шлохин — низенький и полненький мужичок с румяными щеками и начинающей пробиваться сквозь жиденькие волосенки лысинкой, со стороны он очень походил на безобидного колобка. Студенты, да и многие офицеры за глаза звали его просто шлюхиным.

Шлохин, читая лекции по устройству ракеты, через каждые два-три слова объяснений, обязательно вставлял слово бля, а когда он по какой-то причине он забывал это, сделать то, кто-либо из студентов, точно вычислив интервал появления слова паразита, выкрикивал с места — Бля! Майор кивал головой и продолжал, крутя в руках какую ни будь деталюгу от ракеты свои объяснения, которые звучали примерно так:

— Итак, мы берем эту железную манду, бля, а вот эта вот маленькая херовина — Шлохин брал со стола продолговатую деталь цилиндрической формы — по размеру бля, точно входит в шель этой манды. Прошу бля заметить, что ни в какое другое долбанное отверстие этот одночлен без яиц не залезет.

— Бля! — слышалось с задних рядов.

— Ага — задумчиво кивал головой Шлохин и продолжал дальше — прошу вас при разборке этой детали, придерживать большим пальцем, вот эту бля пластину, а то эти долбанные пружинки повыскакивают на хер из гнезд, как мандавошки из трусов старой сифилитичной проститутки.

— Бля…

Егор, из озорства, записывал в секретную тетрадь все лекции Шлохина в оригинальном изложении автора. Благо, что их тетрадки, все равно никто не проверял. Если бы, каким-то образом, секретная тетрадь Егора попала бы в руки западных спецслужб то, скорее всего, они бы приняли ее за особо развратный советский вариант камасутры, изобретенный на Челябинском труболитейном заводе каким-нибудь фрезеровщиком Иваном Дулиным.

Колонна из нескольких автобусов прибыла в Майкопскую бригаду ракетных войск поздно вечером. Студентов наскоро построили и, быстренько поделив на взводы, разогнали спать по пустующим казармам. С утра, снабдив всех будущих лейтенантов запаса мешковатой военной формой, сидевшей на них как на корове седло, командование Майкопской бригады облегченно вздохнув, наскоро выпихало их из расположения части в полевой лагерь.

Полевой лагерь находился в лесу, в паре десятков километров от Майкопа. Это был компактный военный городок, состоящий из нескольких больших армейских палаток с порядком раздолбанными железными кроватями. Кроме того, там были оборудованы учебные классы, представляющие собой ряды старых школьных столов и скамеек, укрытых под навесом на случай дождя, и импровизированный плац, которым являлась большая поляна.

Отхожее место было оборудовано чуть дальше в лесу и представляло собой обычный ров, накрытый досками с вырезанными в них дырами. Оно было совершено открыто всем взорам и ветрам, а что еще хуже — злющим и кусачим комарам, обитавшим в этой сырой и болотистой местности просто в неимоверном количестве. Выходя до ветру облегчиться, и студентам и офицерам, приходилось брать с собой длинную ветку, и изображая пропеллер, бешено обмахивать ей молочно белеющую задницу, на которую, во время исполнения деликатного процесса, с упорством, достойным лучшего применения, пикировали летучие кровососы.

Классная комната под открытым небом служила так же столовой. Еду готовили в полевых кухнях специально присланные из Майкопской бригады повара — солдаты срочники, узбеки по национальности. Готовили они просто отвратно, и есть пищу приготовленную ими было совершенно невозможно. В первый же день пребывания в лагере, Егор и еще двое студентов из его взвода, проходившие вечером мимо полевой кухни, были просто шокированы увидев, как готовился для них ужин. Повар узбек в грязном халате непонятного цвета, который, по всей видимости, когда-то в далекие дни был белым, брал плохо вымытую морковку, лежавшую прямо на земле и резал ее кружочками в дымящийся котел. Стас — высокий накачанный парень, серьезно занимавшийся атлетической гимнастикой, подскочил к повару и так ударил его в ухо, что тот кубарем покатился по земле.

— Да ты совсем оборзел чурка немытая! — в бешенстве раздувая ноздри, орал на него Стас — ты что сука, нас этим кормить собираешься?!

Повар, сжавшись скрючился на земле, а Стас вне себя от злости, пытался пнуть его ногой в бок, но подскочивший к нему Егор силой удерживал его на расстоянии.

— Да оставь ты его — уговаривал он Стаса — сейчас офицерье набежит, и выгонят тебя на хрен отсюда за драку.

— Ну и пусть выгоняют — бушевал разъяренный Стас — я это дерьмо жрать не буду. Пусть сами жрут такое паскудство.

На шум прибежали другие студенты. Вскоре вокруг полевой кухни собралась целая толпа, возмущенно роптавшая и обзывающая повара кто на что горазд. Вскоре к ним подошел дежурный офицер — майор Калибердин.

— Что за шум, почему нарушаем порядок?

— А вы сами посмотрите, чем нас тут собирались кормить — Егор протянул ему наполовину порезанную в котел грязную морковку — ну разве так можно готовить мы же не свиньи, чтобы есть прямо с земли.

— А вы как думали, бывает в полевых условиях? — сдвинув брови обрезал Калибердин — Это вам не дома рядом с мамкой наваристые борщи жрать и котлеты лупить.