Иван Козлов - Осколок ордена Страница 29

Панин зашел и первым делом опять оглядел раму, теперь уже с внутренней стороны. Разбитое стекло лежало и на столике, ближнем к окну.

— Буров сидел тут, — сказал Славин. — Если бы и остался сидеть, его бы наверняка все равно скосило. Правда, трудно сказать, стреляли бы тогда вообще или нет.

— То есть?

— Снаружи, да еще из едущей машины, нельзя рассмотреть, кто и где сидит за стеклом. Вот я и думаю: стреляли для устрашения или на поражение конкретной цели?

— Хотели убить именно Бурова?

— Хрен его знает. — Славин хотел закурить, но не делал этого, разминая в пальцах сигарету. — Тут действительно братва собиралась, мой Раш из-за этого сюда выехал и потому так быстро оказался на месте стрельбы. Хватит тебе окно рассматривать, ничего интересного в нем нет. Посмотри лучше сюда.

На одном из столиков лежали два пистолета.

— Это стволы тех, кого увезли только что. Хорошая марка, да?

— «Клин-один», — сказал Панин. — Одно время у меня был такой.

— Что у тебя — понятно: это оружие для спецназа и предназначается. Надо бы выяснить, откуда оно у московских бомжей, заказывающих на обед лобстеры и коллекционное вино?

— Живы?

— Одному повезло, только бок поцарапало. Ну да шут с ним, не о нем речь, и вообще — это наша проблема. А тебе, Вадим, я вот что хотел сказать: выбери завтра время, желательно в районе обеда. Покатаемся малость.

Но это намечено на завтра, а в нынешний вечер Славин идет в ресторан. Ресторан затрапезный, при гостинице, он не пустует, а зал его заполняют вырвавшиеся в столицу периферийные дамы средних лет и среднего достатка, мужики, охмуряющие этих дам, сотрудники небогатых офисов, празднующие дни рождения и отмечающие панихиды, одиночки обоего пола, жаждущие знакомств, воры и разбойники разных мастей...

Славин садится за столик, где его ждет Раш с накрашенной чуть выше меры девицей, у которой, между прочим, есть офицерское звание. Столик уже сервирован, ничем в этом плане не отличается от других, появление еще одного клиента не привлекло ничьего внимания.

Фээсбэшники пришли сюда, конечно же, по делу. Накануне они получили информацию, что Седой Дрозд, имевший две ходки за разбой, обзавелся диковинным стволом. Седой Дрозд сидит недалеко от них, охмуряет бабу кустодиевского типа, ничего себе на личико, но неохватная в талии. На их столе, кроме щедрой еды, заказанной купчихой из Мытищ, бутылка коньяка и бутылка минералки. На зонах разбойник посадил желудок и теперь постоянно пьет «Ессентуки».

Объявляют «белый танец». В зале гасится лишний свет, создается интимный полумрак, полная дама ведет седого своего кавалера на танцевальный пятачок, туда же следом направляются Раш с девушкой. Даже опытный глаз Славина не сразу замечает, каким образом со стола Седого Дрозда исчезает бутылка минералки и вместо нее появляется другая, впрочем, точь-в-точь такая же.

Танец закончен, Амирханов возвращается, возвращается и Седой Дрозд, первым делом наливает в фужер воду и залпом выпивает ее.

— Сработает? — спрашивает Славин у Раша.

— Обижаете! Между прочим, товарищ полковник, лошадям перед открытием московской Олимпиады такое пойло давали, чтоб их заранее пропоносило, а не перед почетными гостями в праздничный день.

Славин посмотрел на часы:

— Что ж, будем час ждать.

— Это вы ждите. А я, пожалуй, пойду в номер этой красавицы.

Раш уходит.

— Ну что, дернем винца? — тянется к лафитнику Славин.

Девушка мило улыбается:

— Если начальство предлагает, то разве можно отказываться?

Минут через пятьдесят Юрий Кириллович звонит Амирханову:

— Клиент, кажется, созрел, ерзать начал. Так, готовься, они пошли, пошли в номер...

Едва переступив порог, Седой Дрозд начинает срывать с себя одежду. Купчиха игриво смеется и делает то же самое. Вскоре она остается в одной эротической комбинашке и неплохо смотрится в ней, несмотря на габариты, а ее напарник, совсем голый, подтанцовывая, говорит:

— Ты ложись, я сейчас... Приспичило...

Она павой плывет через коридор, и слышно, как натужно скрипит под ее весом кровать. Седой Дрозд врывается в туалет, оттуда сразу же раздаются немузыкальные шумы. А Амирханов выползает из антресоли, что расположена над одежным шкафом, поднимает с пола одежду бандита, находит в ней пистолет и становится с ним напротив двери туалета. Там уже шумит вода из бачка, купчиха кричит с кровати:

— Милый, ты готов?

Седой Дрозд, увидев Амирханова, сопротивляться и не думает. Он прикрывает руками крайнюю плоть и печально отвечает:

— Кажется, готов...

Следующим днем, в районе обеда, как накануне и договаривались, Славин и Вадим выехали на дачу Рассадина. Как только заехали во двор, Юрий Кириллович спросил:

— В баню хочешь?

Панин рассмеялся:

— Меня точно так же приглашал Щербина. Туда, где кровь и копоть. А тут я что увижу?

— А тут ты увидишь почти идеальную чистоту. Почти! — Он поднял палец.

Зашли в предбанник, полковник включил свет и затем достал из кармана фотографию лежащей Антонины.

— Смотри сюда, вправо от стола. Текстура доски, сучок... Впрочем, можешь глаза не рвать. Мои специалисты тут поработали, потому принимай их выводы как факт. Якобы взорванная девица Ярема лежала здесь, когда ее фотографировали. Следов крови не обнаружено, но есть следы грим-краски и сажи.

— И что дальше? — спросил Панин.

— Знать бы, что дальше. Можно только попытаться погадать. Девица хорошо отыграла свою роль, а с человеком, который выполнил свою функцию, как правило, ничего хорошего не случается.

Но пока с Антониной Яремой было все нормально. Жила она на квартире Абрамова, иногда приезжала с Волиным на его дачу, где чувствовала себя вообще замечательно.

Как и в этот день.

Волин стоит на втором этаже, наблюдает через окно, как его подруга играется с породистым щенком хозяина. Бросает мячик, пес ловит, тащит ей... Вот мячик запрыгнул в открытую дверь первого этажа, Антонина идет за ним, и в это время во двор въезжает Анатолий Сергеевич. Выходит из машины, держа в руке кейс.

Волин отходит от окна, начинает подогревать обед, а Абрамов сталкивается у двери с Тоней, зажимает ее, целует в грудь, гладит по заду.

— И это все? — хищно улыбаясь, спрашивает Антонина.

— Нет, конечно. Сейчас я его куда-нибудь отправлю...

Абрамов поднимается на второй этаж, видит чистящего картошку Волина, весело говорит ему:

— А не тяпнуть ли нам по стопке, а?

— Есть повод? — спрашивает тот.

— Есть, друг мой, есть! С картошкой ничего не случится, подойди сюда.

Абрамов открывает кейс и выкладывает перед снайпером несколько пачек в мелких купюрах.

— То, что ты заработал, плюс премия за отличное поведение. Пересчитывать будешь?

— Что вы, я вам верю.

— На веру сейчас полагаться нельзя — только на себя, понял?

Абрамов стоит на том самом месте у окна, где недавно стоял Волин, и также смотрит на Антонину, бегающую по двору со щенком.

— Хорошая девушка, славная девушка, но... — Он резко поворачивается к Волину. — Хорошо бы ее убрать. В смысле, удалить из Москвы.

Волин уже налил по рюмке коньяка, посыпает сахаром резаный лимон.

— Зачем, Анатолий Сергеевич? Она почти не выходит из квартиры, сюда приезжает редко, а если скажете, вообще приезжать не будет, у нее другой паспорт, шанс, что она встретится, к примеру, со Стасом Викторовичем — один на миллион. И потом, ее ведь никто не ищет. Вон Мавроди специально искали и нашли только случайно, через столько лет...

Абрамов вздохнул:

— Вот-вот, случайно. А я случаев не хочу, мой друг. Вдруг искать начнут не ее, а меня, а? И обнаружат живую покойницу в моей квартире. Ведь ваш дурак Рассадин так воду намутил, что долго придется ждать, пока отстоится. Хорошо, что ты его классно убрал. Впрочем, я тебе за класс и плачу. Но с послезавтрашнего дня прекратим всякие дела, ляжем на дно до тех пор, пока о нас не забудут.

— А почему с послезавтрашнего?

— Наш старый клиент о встрече завтра просит. Хороший заказ, грех отказываться. А потом сразу же первое задание — отправляй Антонину на родину... У нас есть кефир?

— Кислый, только для муки, Анатолий Сергеевич.

— Смотайся, купи. А картошку я сам дожарю.

В дом отдыха Панин приехал в девять утра. Ларису и Игоря в номере не застал, зато узнал, что она и Игорек пошли с удочкой на пруд.

Там он их и разыскал.

Пытаясь проверить поговорку о том, что повинную голову меч не сечет, он опустился перед Ларисой на колено и протянул ей ладонь с ягодами:

— От сердца отрываю.

— Не отрывай, — сказала она. — Не хочу я твоей земляники.

— А чего же ты хочешь?

— Одного: чтоб меня не обманывали.

— Всего-то?

— Еще заранее планировать выходные, гулять по вечерам в парке и ходить на симфонические концерты.