Михаил Серегин - Последняя охота Страница 29

– Охотно верю, – хмуро сказал Владимир. – А капиташа Курганов-то что так отличился? Вместо СИЗО меня сюда упек.

– Лучше бы он тебя в СИЗО отправил, – задумчиво сказал Анатолий Павлович, рассматривая Влада, как энтомолог рассматривает высушенное тело бабочки, пришпиленной булавкой к листу картона. – Он вчера злой ходил, капитан Курганов. Целый день бормотал себе под нос: «Ни окон, ни дверей, полна горница людей».

– Огурец, – тупо сказал Свиридов, облизывая губы.

– Вот то-то и оно, что не огурец. КПЗ. Это из фильма какого-то такая замысловатая отгадка предлагается. – Анатолий Павлович посмотрел на Кабана, принесшего консервную банку с горбушей, полбуханки хлеба, несколько огурцов, помидоров и сковороду, на которой была холодная жареная картошка с мясом.

Поставив все это на стол, он присовокупил еще бутылку водки.

– Вали отсюда! – сказал Липский. – Да, – спохватился он, – наручники отомкни, а то как же он есть-то будет, к кровати пришпиленный?

– Заботливый, – сказал Свиридов, рассматривая распухшее запястье. – Ну что, Палыч, сдал ты меня ни за грош, даром что я с тобой целый год бок о бок? Работал честно и профессионально. Грехи на дно тянут?

Липский вновь метнул на Свиридова тяжелый пронизывающий взгляд:

– Мне сказали, что ты тот самый Свиридов, который несколько раз попадал в «федералку», а потом заочно был амнистирован? Тот самый, который из спецназа ГРУ, из «Капеллы»? Так?

– Кто это тебя проинформировал? – сказал Влад.

– Хозяин. Что-то он на тебя зол.

– Какой хозяин?

– А ты подумай.

Влад съел несколько ложек картошки с мясом, делая это с таким видом, словно ему приходится угадывать имя человека, поставившего его на край пропасти:

– Горин?

– Горин. Багор. Я уже слышал про эту историю с твоей Наташкой, а потом про то, как…

– Не надо мне пересказывать подробности моей биографии, Палыч! – жестко перебил его Свиридов. – Лучше сразу говори, кто такой этот липовый детектив Краснов и с какого боку тут Горин. И еще – зачем ты послал меня в «Юниверс» отрабатывать Рублева, когда прекрасно знал, что меня будет вести этот сука Краснов?

– Я вижу, тебе многое известно. Ну хорошо. Я сюда и пришел затем, чтобы рассказать обо всем этом. Откровенно говоря, я охренел, когда узнал, что ты – капитан спецназа в отставке. Да-аешь, Свиридов. Хотя тебя тем паче могут в расход пустить, что ты вот такой крутой оказался.

– Угрызения совести, Палыч? – усмехнулся Влад, которого тем не менее при словах «могут в расход пустить» продрало по спине холодом.

Палыч уткнул подбородок в сложенные лодочкой ладони и заговорил:

– Примерно за пять часов до того, как вы с Фокиным, коллегой твоим, убрали Рублева, мне позвонил Горин и сказал, чтобы я направил в «Юниверс» именно тебя, и назначил точное время операции. Мне уже тогда это показалось подозрительным, потому что раньше Горин никогда не координировал подобные акции. Дистанцировался, как говорят в облдуме, где он работает. Но с хозяином, сам понимаешь, не поспоришь.

– Это верно, – кивнул Влад.

– После того как вы с Фокиным заехали ко мне в офис от Рублева и передали расчетный счет, на который он перевел деньги за оргтехнику, мне снова позвонил Горин. Расспросил обо всем, а потом сказал: а что ты, Анатолий Павлович, думаешь об этом Свиридове? Как он – испытанный товарищ?

– И что же ты ответил? – скептически усмехнулся Владимир.

– Я сказал, что знаю тебя уже с год и что ни одного прокола ты еще не допускал. Горин засмеялся: «Ни одного прокола, ты говоришь, не допускал? Это хорошо». А потом добавил почему-то с грузинским акцентом и в такой странной форме: «Значыт, будут праколы, таварыщ Лыпский». Мне это сразу не понравилось.

Липский потеребил подбородок, и его широкое лицо показалось Владу каким-то обрюзгшим, тревожным и даже – жалким. Вероятно, руководитель охранного агентства чувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

Иначе он едва ли пришел бы сюда, к Свиридову, со своим рассказом, чем дальше, тем больше смахивающим на жалкое подобие исповеди безнадежного и перепуганного этим до смерти грешника.

– Конечно, не понравилось, – сказал Влад. – Потому что таварыщ Горин изображал таварыща Сталына. У того же кадровая политика, сам знаешь, какая была.

– Ну да… Сталина. Через три дня Горин встретился со мной лично и сказал, чтобы я готовил отработку депутата облдумы Нагоги.

– Нагоги? – поднимая голову, сказал Свиридов. – Это такой жирный ублюдок, которого взорвали в трехстах метрах от дачи Горина? Который…

– Да, да, – поспешно перебил его Липский. – Тот самый, который взорвался в ста метрах от твоего «Фольксвагена». Когда тебя угораздило увязаться за «Ауди», в которой была твоя жена… Я это позже узнал, Фокин сказал, а Фокину сказал ты сам. Мы вычислили твою машину по сигналу, который испускал «жучок». Мы тебя запеленговали. Ты же сам потом тот «жучок» из машины вытащил. По крайней мере, пеленгов больше не было.

– Ну да, вытащил. Значит, ты тоже был на даче Горина, когда туда привезли Наташку? – При этих словах Свиридов удивился самому себе, потому что выговорил эту фразу спокойно и, в общем-то, доброжелательно.

– Я подумал, что ты замыслил что-то нехорошее, раз без моего ведома торчишь ночью неподалеку от дачи шефа. И потом, Горин рассказал мне о твоем гээрушном прошлом, он, кажется, тебя давно знает. И я…

– И ты послал двух амбалов, которых разделал под орех мой замечательный тесть Михал Иваныч, – перебил его Влад. – Все это мне известно. Вот только один вопрос: ты уже тогда думал, что я могу предпринять какие-то враждебные действия? Мало ли что там было у меня в прошлом, против тебя-то, кажется, я никогда не злоумышлял.

Липский долго смотрел на Свиридова и со вздохом кивнул:

– Да, я так подумал. Добром все это закончиться не могло. Дело в том, что Горин положил глаз на твою жену. Конечно, я и мысли не допускаю, что он из-за одного увлечения… Если это можно сказать о таком человеке, как Багор… Что он из-за этого устроит такую свистопляску. Что-то тут другое… Но что он твою Наташку приметил и наводил справки – это точно.

– Почему ты так думаешь? – прищурился Влад.

– Потому что он наводил справки через меня.

Свиридову вспомнились слова капитана Курганова, сказанные непосредственно перед бессмысленным (бессмысленным ли?) убийством Лены Любимовой: «Значит, вот она какая – эта Наташа Свиридова, из-за которой заварилась такая каша? Красивая. Но красивых много, и получше есть, а тут такая свистопляска…»

– И что же ты сказал ему о Наташе?

– Все, что знал.

– И даже сверх того, – продолжил Свиридов. – Но ты ничего не рассказал мне о Краснове.

– А я ничего толком о нем и не знаю. Какой-то мелкий человечек из окружения Багра.

– Мелкий?

– Не знаю… – Липский замялся. – Мне показалось, что они старые знакомые. Может, на зоне вместе чалили. Горин, конечно, со всеми свысока обращается и с этим Красновым тоже, но мне показалось, что с Красновым он как-то получше, попроще обходится.

– Детектив… – пробормотал Свиридов. – Черный плащ… А меня-то зачем тут держат? Кончили бы – это понятно. А то как в заложниках.

– А я как раз и хотел тебе сказать. Сегодня вечером тебя собираются продать твоей жене.

Если бы Свиридова стукнули молотком по голове, усугубив и без того разламывающую мозги боль, он не отреагировал бы сильнее – вскинулся, привстав на кровати, и неосторожно смахнул на пол весь свой завтрак, оставшийся примерно наполовину недоеденным.

– Про-дать? – прорычал он. – Наташке?!

– Ну да, за пятнадцать тысяч долларов.

– Да что же это за издевательство такое, мать вашу? – рявкнул Свиридов. Игнорируя появление в дверях Кабана, он вдруг неуловимо быстрым движением бросился на Анатолия Павловича. Тот прохрипел какое-то ругательство, но Влад все-таки дотянулся до него и, крякнув, попытался нанести сочный удар в челюсть.

Будь Свиридов здоров, у Липского не было бы шансов. Но в голове все плыло и грохотало, из марева перед глазами то выныривало, то снова таяло ставшее ненавистным широкое лицо шефа, и потому Свиридов ничего не успел. Ничего – кроме как рухнуть на пол и больно въехать плечом в ножку кровати.

Грубые руки Кабана подняли его и, ткнув лбом в железную спинку кровати, приковали к ней наручником.

– Нехорошо так поступать, Володя, – донесся до него далекий голос Липского. – Я к тебе со всей душой, а ты тут такое вытворяешь. Нехорошо.

– Да пошел ты… – пробормотал Свиридов и сплюнул на пол кровью, обильно текущей из разодранной и стремительно набухающей губы.

– Именно так я и намеревался поступить, – сказал Анатолий Павлович. – Ты уж меня прости, Влад. Да, кстати: тебе настоятельно рекомендовали вспомнить какой-то бурный эпизод из твоей жизни восьми– или девятилетней давности. Когда ты еще работал в «Капелле». Или, по крайней мере, только что закончил там работать. Не знаю, что за эпизод такой, но он должен вызвать ассоциации с текущим моментом. Был там такой человек по прозвищу Гриб, и ты с ним работал. Это меня просили тебе передать. Вот так. Что до твоего недалекого будущего, то вряд ли оно будет безоблачным. Скорее всего – его вообще не будет. И даже твой профессионализм не поможет. Кажется, ты чем-то помешал Горину, и, по всей видимости, весь этот спектакль с выкупом ни к чему для тебя хорошему не приведет.