Чужое знамя - Максим Михайлов Страница 29

Маэстро. „Господи, если ты есть, спаси и помилуй меня грешного, дай вовремя заметить гранатометчика. Ну пожалуйста, Господи! Ну что тебе стоит!“ – губы шепчут сами, старлей не замечает и не слышит этого шепота, нехитрая солдатская молитва летит к выгоревшим осенним небесам из самой глубины души, минуя разум. Страшно когда человеческая душа, самая сокровенная человеческая суть молится о таком. Вот только мы сами выбрали это, разделившись на черных и белых, красных и желтых, богатых и бедных, отгородившись друг от друга стенами границ и научившись убивать. Вот и приходит пора платить, и Бог Всеведущий и Всемогущий становится чем-то вроде старшего офицера, координирующего очередную операцию, во власти которого поддержать артиллерией и авиацией, своевременно сообщить последние разведданные, вобщем помочь убить врага. „Господи помоги! Дай мне заметить гранатометчика до выстрела!“

В очередной раз взревев и плюнув солярным выхлопом, БТР вываливается на верх седловины, по выгоревшей земле еще курится тут и там горький сизый дымок. Тишина, вокруг никого, чуть впереди, в наспех вырытом окопчике для стрельбы лежа, валяется брошенный ручной пулемет с погнутым стволом, ярко блестят на солнце латунные россыпи гильз. Тишина, совсем не такая, как раньше, не та давящая на мозг, вытягивающая струнами нервы, а совсем другая, от которой хочется беспричинно хохотать и хлопать себя по ляжкам в полном упоении. Кажется где-то рядом беззаботно щебечут птицы, а может это просто глюк от перенапряжения. Все, отпустило. Здесь никого, они не выдержали и ушли! Ушли гораздо раньше, чем началась эта самоубийственная поездка без прикрытия. Подтягивается осмелевшая пехота. Окончательно поняв, что враг бежал и бой окончен „юрчики“ разражаются радостными воплями. Кто-то дает очередь в воздух, и несколько секунд небо сосредоточенно дырявят три десятка стволов.

Боевики Народного фронта при поддержке разведчиков группками по два-три человека рассыпались вокруг в поисках трофеев и возможно брошенных убитых и раненых духов. Маэстро с Олегом молча наблюдали за их действиями, уютно устроившись на броне, пока никакого руководства от них не требовалось. Неожиданно распахнулась дверь обшарпанного строительного вагончика, стоявшего неподалеку на ножках сложенных из старых крошащихся кирпичей. На проржавевшей железной лесенке появился один из разведчиков. Белое, как мел лицо, дикий блуждающий взгляд.

– Что там такое, Филимон? Эй, Филя, ты чего? Эй… – Маэстро ловко спрыгнув с брони в несколько шагов оказался рядом с разведчиком.

– Тва… ста… лей… – с усилием пробулькал Филимон, судорожно сглатывая, и вдруг, будто сломавшись в поясе, резко согнулся, с урчанием извергая содержимое желудка на сухую растрескавшуюся землю. Уже догадываясь, что увидит внутри, но, упрямо сжав губы и на всякий случай кинув вниз флажок предохранителя автомата, Маэстро решительно толкнул дверь вагончика, слегка прикрыл глаза, привыкая к полумраку, и осмотрелся. Изнутри вагончик имел вполне обжитой вид: две армейские койки с панцирными сетками притулились в дальних углах, по середине стоял колченогий стол с двумя захватанными грязными стаканами и тарелками с засохшим остатками пищи. Гулко жужжали под низким потолком большие зеленые мухи, и даже забитый после боя пороховой гарью нос Маэстро различил тяжелую сладковатую вонь, почти физически ощущавшуюся в помещении. Волны этого жутковатого смрада исходили от чего-то лежащего в углу и прикрытого грязной цветной тряпкой, бывшей раньше не то скатертью, не то шторой. Сделав шаг вперед и присев на колено, Маэстро осторожно потянул за край этой тряпки, открывая неподвижное детское лицо со стеклянными глядящими в потолок глазами. Вернее одним глазом – во второй вошла пуля, оставив на его месте только черную покрытую запекшейся кровью дыру. До крови прокусывая губу и не чувствуя боли, стараясь не дышать носом, разведчик одним рывком сдернул покрывало в сторону.

Девочка. Лет десять – двенадцать. Полностью обнаженная. Кожа уже тронутая трупными пятнами покрыта синяками, следами укусов и точками ожогов – развлекались, тушили об нее сигареты. Узкобедрые, еще по-детски голенастые ноги бесстыдно раскинуты в стороны. Промежность – одна сплошная рана. Еще безволосый выпирающий лобок густо перемазан темной свернувшейся кровью.

Маэстро все-таки забылся и сделал вдох носом, густая волна тошнотворного запаха вызвала мучительный спазм в горле, разом закружилась голова и ослабли ноги, а потом старший лейтенант почувствовал, как проваливается, прямо сквозь пол вагончика, куда-то в вязкую черноту.

Сознание возвращалось медленно, тупыми болезненными рывками раскрывая окружающий мир, постепенно придавая ему объем и краски. „Шестерка“ явно с превышением скорости рвалась сквозь вечернюю темноту вдоль проспекта, яркими сполохами танцевал на тонированных стеклах неоновый огонь реклам. За рулем хмурый, сосредоточенный Кабан. Над ухом, звонкими рассыпающимися во все стороны горошинами, затарахтел преувеличенно бодрый, надтреснуто-веселый тенорок Куцего:

– Ай, молодца, Маэстро! Вот хохма, так хохма! Ай, потешил! Ай, повеселил! Этот бегемот из джипа, по-моему обосрался! В натуре, пацаны, говном от него на километр перло! А, Маэстро, ты не почуял?

– Пошел ты… – слова еле выдавливаются из тупо ноющего и пересохшего горла.

– Понял. Уже пошел… – покладисто соглашается Куцый. – А теперь в сауну к девочкам! Йахууу!

Маэстро невольно улыбнулся этому дикому ковбойскому воплю, и успокаивающе кивнул головой в ответ на короткий встревожено-вопросительный взгляд Кабана, мол, нормально все. „Да, нормально все“, – тихонько повторил уже для себя. Прозвучало не слишком убедительно, но уж как есть, ничего не поделаешь…

* * *

На оборудование лежки у Маэстро практически не осталось времени, едва присмотрев подходящую яму под вывороченными наружу корнями гигантского дерева неизвестной породы, он с разбегу плюхнулся в нее. В принципе, позиция вполне отвечала всем необходимым требованиям. Чуть приподнявшись и высунув голову в дыру между двумя задранными корневищами толщиной с бедро взрослого человека, он отчетливо увидел то место на тропе, где предполагалось расстрелять преследующую их группу. Жандармы будут прямо перед ним, как на ладони, сам же Маэстро при этом обладал гарантированной невидимостью, по крайней мере, до того момента, когда ему придется открыть огонь. А уж после этого, как раз наоборот, ему придется привлекать к себе как можно больше внимания, такова сегодня его роль – прикрытие для стрелков. Его главная задача отвлечь противника на себя, позволив остальным безнаказанно расстрелять вражеский отряд и скрытно уйти с позиций.

Когда на тропе появились первые камуфлированные фигуры, быстрые нервные пальцы Маэстро скручивали со ствола автомата пламегаситель. Это делалось специально, без пламегасителя выхлоп дульного пламени будет заметен издалека, да еще изменится сам звук стрельбы, станет более громким и басовитым. При таком раскладе да на расстоянии метров в сто – сто пятьдесят, противник вполне может принять стрельбу Маэстро за пулеметный огонь, и соответственно должен будет посчитать именно его огневую точку первоочередной целью. А только это