Леонид Влодавец - Змеиный клубок Страница 3

демократы, буржуи и банкиры, казались ему такими врагами народа, что куда там… Хорошо, что оружия не имел — бодливой корове Бог рогов не дает! — а то приложил бы сдуру Тольку Белкина, который фермером решил заделаться. В принципе для этого Тольки, как и для них с Севой, при Советской власти шел все тот же процесс стирания граней между городом и деревней. А он, сукин сын, не стал дожидаться, начал сам крутиться. Кредиты взял, землю, телок, соорудил коровник, решил дом строить кирпичный и даже фундамент заложил. Короче, обуржуазился. Но ни хрена не вышло. Коровник у него сгорел — то ли по случайности, то ли кому-то не понравился, а на дом денег не хватило. В общем, Толька продал не только все хозяйство и фундамент от недостроенного нового дома, но и старый дом. А потом укатил куда-то торговлей заниматься. Так что и революции не понадобилось.

«Как его бишь, телефон-то: 34-…? А дальше? 56 или 65? Во память стала!» — наморщил лоб Леха.

Нет, сразу надо было записать. Точно, за этот паспорточек можно «лимон» получить. Только надо в город поехать. Отсюда лучше не звонить. Там, на почте, бабы больно болтливые.

А может, не стоит все-таки? Черт их, этих банкиров, знает, кто там да что? Может, и дадут «лимон», а потом заподозрят, что Леха этого Митрохина пристукнул? Что им стоит при их-то деньгах? Опять же те, кто по-настоящему банкира пристрелил, могут о Лехе узнать… Его-то чпокнуть совсем просто. И искать никто не станет, и мстить тоже. Он же не чечен, кунаков у него нету. Один Сева, который не то что поросенка прирезать — курице голову открутить не может. Леху для этих целей приглашает. Драться, конечно, может, но не насмерть. Лежачего не стукнет.

Нет, надо с Севкой завтра посоветоваться. Он тоже программу смотрел небось, может, даже телефон записал.

Леха покрутил паспорт в руках. Крупная пулька клюнула — не 5,45, даже не 7,62. Должно быть, из «макара» бухнули. Там полных 9… Коровин вынул паспорт из обложки с орлом. Пуля прямо под букву «п», которая в середине слова, угодила, продавила картон-бумагу и на другой стороне их рваными краями выпучила.

Хотел надеть обложку обратно и увидел краешек листочка, в клеточку. Выдернул, развернул. Интересно…

Схемка какая-то. Две параллельные кривые линии нарисованы от руки, а между ними надпись размашистая: «Шоссе». На одной из них жирная точка, а около точки написано: «43 км». От этой самой точки шел кривой двойной пунктир, рядом с которым были корявые буковки с циферкой: «Пр.1». Этот пунктир шел прямо в центр листка, где сходился с таким же двойным пунктиром под острым углом. Там стояли еще две буковки с еще одной циферкой: «Пр.2». Тут Леха допер, что «Пр.» означает «просека», а цифры — «первая» и «вторая». Похоже, это то самое место, где они утром с Севкой ходили. Только для них первой просекой была «Пр.2», а второй — «Пр.1». Но для тех, кто от шоссе на машине ехал, первой была «Пр.1».

Что дальше? А дальше, сантиметрах в двух от пересечения «просек», была еще одна жирная точка и буква «В». Это что такое? Заметка какая-то. Потому что именно от этой точки начинался одиночный извилистый пунктир, уходивший в сторону от «Пр.2». На пунктире было написано «Тр.». Ежу ясно — «тропа».

Тропа-пунктир добиралась до двух кривых, отсекавших правый верхний угол листка; между этими кривыми было написано: «Овраг». Стало быть, тот самый, где был найден этот паспорт. Но пересекала тропа только одну из этих кривых, ближнюю к просеке. До второй не доходила немного и завершалась стрелкой, упирающейся в крестик, обведенный кружком. Около кружка с крестиком располагалась какая-то загогулька, похожая на трехзубую вилку, значок ««<» и надпись «3 м л.». Леха и тут недолго прикидывал. Ясно, что это не «три миллилитра», а «три метра левее». Правда, было не очень ясно, что означает «вилка», скорее всего, дерево какое-нибудь. А «<«» просто направление влево показывает. Чтоб те, кто сено от соломы не отличает, не ошиблись.

Стало быть, что-то тут господин Митрохин разыскивал. Вместе с шофером и двумя охранниками. Доехал из города до 43-го километра, свернул на своем джипе «Ниссан-патрол» на «просеку № 1», доехал до «просеки № 2», прокатился по ней до буквы «В», а дальше пошел себе пешочком по тропе… Что ж это за «В» такое? От него шибко много зависит. Тропок в лесу немного, конечно, но масштаб на этой «карте», от руки накаляканной, не идеально точный. Эти два сантиметра и двадцатью метрами могут быть, и километром. Леха стал припоминать эту самую «просеку № 2», по которой не раз за грибами ходил и на тракторе за дровами ездил. Какая ж там приметка могла быть? Тем более на букву «В». Верба, что ли? Нет там никаких верб. Воронка? Какие тут воронки, когда в этих местах войны никогда не было. Да и ям никаких не припоминается. А от этого «В» тропа начинается… Стоп! Где-то метрах в полутораста от того места, где сходились просеки, находился здоровенный камень, торчавший из земли. И от него, точно, уходила в лес тропка. Камень приметный, его не укатишь — тонны полторы весит. Но «камень» — это ж не «В»… Может, это «К», а не «В»? Нет, не похоже. A-а, Господи, е-мое, камень-то еще как называется? Окатанный такой, гладкий… Валун! Точно! Валун и есть это «В».

Так, пойдем дальше. Доехали, значит, банкир с холуями до валуна и спешились. Пошли пешочком по тропе к оврагу. Спустились вниз, потом поднялись по склону до того места, где «вилка»-закорючка, отшагали три метра и чего-то нашли. Ясно, что не лукошко с волнухами. Вчетвером ведь поехали. И наверняка с оружием. Потому что забрать им надо было из леса что-то очень ценное. Скорее всего какие-то большие денежки в валюте. Либо даже золотишко. Что-то, должно быть, на черный день припрятали, а потом понадобилось достать. И достали, наверно, только после этого что-то произошло. Конечно, могло быть так, что какие-то лучшие друзья этих ребят отследили и засаду на них организовали, как партизаны на фашистов. Только это вряд ли. Четверых одной пулей не повалишь. Такую пальбу подняли бы, что егеря из заказника приперлись бы — за браконьеров приняли. А пальбы этой не было. Никто ее в деревне не слышал. Стало быть, был всего один, может, два выстрела, к тому же тихих. Может быть, из ствола с глушителем. И скорее всего просто-напросто сама же охрана и положила банкира. То ли слишком уж большие денежки из земли достали, то ли хозяин зарплату задержал… А потом машину пригнали на улицу Капитана Гастелло, поделили денежки — и по коням. Страна большая, а с зарубежьем — еще больше. Ищи-свищи!

Леха слез с кровати, вырубил телик, торшер, поглядел в печку и, убедившись, что все прогорело нормально, задвинул вьюшку. Утро вечера мудренее! Дождь барабанил по крыше, баюкал, а голове, уставшей от сложных мыслей, хотелось отдохнуть…

В ДЕСЯТИ МЕТРАХ ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

Утречком Леха поправился рюмочкой самогона, нарядился по-вчерашнему, взял пару лукошек и пошел к Севе. Но у калитки его встретила злющая Ирка.

— Не пойдет он! — рявкнула она. — От вчерашнего еще не отоспался. И вообще будить не буду. Он мне самой нужен.

— Это почему же? — поинтересовался Леха.

— По кочану да по капусте! — огрызнулась баба. — Мне сегодня на базар надо. С Ванькой Ерохиным договорилась, он на ЗИЛе подъедет. Надо хоть пять мешков продать. Что я, сама ворочать их буду?

— Чего вчера-то не сказала? — проворчал Коровин. — Я бы тоже помог…

— Помощи от тебя — как с козла молока. Одна пьянка! Вали в лес лучше, проветрись!

Леха скандалить не хотел. Он уже знал, что сейчас из-за занавесок соседних изб пара-другая бабок наблюдают за развитием ситуации. И так уж по деревне слухи ходят, что у них с Севкой одна баба на двоих. Если считать по кормежке и по ругани, то так оно и было, но насчет всякого там сексу, то — извините. Он Севке заподлянок не строил. Хотя Ирка иной раз и намекала в подпитии, что ей скучно, но Леха на провокации не поддавался.

Конечно, одному идти на это самое место было как-то жутковато. Опять же весь кайф от прогулки пропадал. Так бы прошлись, потрепались за жизнь, за международное положение, за политику. Обсудили бы, кто из политиков совсем козел, а кто — не очень. Может, подумали бы, за кого зимой на выборах голосовать. Или даже на будущее лето прикинули, кого в президенты выбирать, если живы будут. А тут — одиночество и мандраж.

Мандраж происходил от того, что решился Леха из чисто спортивного интереса добраться до того самого крестика в кружочке. Зачем это дело ему нужно, он толком объяснить не мог. Само собой, у него и в мыслях не было, что те, кто замочил Митрохина, с перепугу там свой клад бросили. Не за тем мочили. Но вот если этот самый Митрохин там лежит… Страшно, конечно, чего скажешь. Тем более что уже почти пару суток пролежал, гнить начал. И все-таки телефон-то дали. 34–56… Или 65? Может, сегодня еще разок передадут, тогда точно запишем. Но главное, конфиденциальность обещали. То есть никому ни гу-гу. Сказал, получил бабки — и тю-тю. Вы меня не знаете, и я вас не знаю. А «лимон» или два — у Лехи в кармане. Можно и с Севкой поделиться. Лишь бы только эта стерва Ирка не отобрала.