Андрей Воронин - Между жизнью и смертью Страница 3

Более того, он вдруг понял, что единственное чувство, которое еще вызывало в нем это пропащее дело, — это чувство… восхищения этим парнем! Как там его? Бондарович. Банда… Эх, если такого «опера» иметь у себя в отделе — горы свернуть можно было бы!

Резкая трель аппарата внутренней связи окончательно сбила размышления Котлярова, и он обреченно снял трубку:

— Слушаю, товарищ генерал-лейтенант!

— Зайди ко мне!

— Есть! — в уже молчавшую трубку ответил полковник…

— Ну вот, пожалуй, все. Что мог, я сделал, — молодой бородатый врач вытащил шприц из вены Банды и, положив на ранку от иглы смоченную в спирте ватку, старательно заклеил ее пластырем. — Этот препарат должен вас взбодрить, поддержать силы. Но честно говоря…

— Что, доктор, это серьезно? — испуг в голосе Алины был настолько очевиден, что не только Банда, но и врач неловко поежился, избегая тревожного взгляда девушки.

— Перестань, Алина… — начал было Банда, но, слава Богу, бородач поспешил ему на помощь:

— Нет, я этого не сказал. Рана — тьфу, тьфу! — мне нравится. То есть, я хотел сказать, осложнений бояться не стоит, я ее как следует обработал, и если соблюдать элементарные правила…

— Я хорошо знаю, как обходиться с огнестрельными ранениями, — перебил его Банда.

— …Тем лучше. Словом, через две-три недели он будет в полном порядке. Я просто хотел сказать, что большая потеря крови здорово ослабила организм…

— Ну это уж я как-нибудь переживу!.. — снова встрял Банда, но Алина грозно сверкнула в его сторону глазами, заставляя замолчать, и снова обратилась к врачу:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Короче, я бы советовал пару деньков отлежаться, поднакопить сил. Неплохо было бы капельницу…

— Ладно, спасибо вам большое, — Банда уже просунул раненую руку в рукав куртки и решительно встал. — Алина, иди к машине, я сейчас.

Когда девушка вышла из приемного покоя, Бондарович, положив руку врачу на плечо, заглянул ему прямо в глаза:

— Слушай, доктор. Я ведь не зря просил тебя не регистрировать меня и никуда не звонить. Я не могу ничего тебе рассказать, но поверь, что это не криминальные разборки. По очень важным причинам я не могу долго оставаться в этом городе, не могу объяснить местной милиции обстоятельства получения ранения. И спасибо тебе за то, что ты все понял.

Банда извлек из кармана две стодолларовые купюры и чуть ли не насильно вложил бородачу в руку:

— Держи. Не отказывайся. Я представляю, какую ты получаешь зарплату в ваших этих «хохлобаксах»… Я не хочу тебя обидеть, просто спасибо тебе за то, что ты все понял, — поспешил добавить Банда, заметив, что доктор, сообразив, что у него в руках, собирается запротестовать.

— Ну тебя… — молодой врач был явно смущен, но, прочитав в глазах Банды искреннее чувство благодарности, быстро оглянулся на дверь и сунул деньги в карман халата. — Я твоей девушке дал несколько батончиков «Гематогена». Туфта, конечно, но ты все-таки пожуй их. Не помешает.

— Спасибо. Пока.

— Давай-давай.

Банда вышел в коридор и направился к дежурной медсестре, сидевшей с книжкой за столиком у выхода. Наклонившись к ней и приобняв за плечи, он шепнул:

— Сестричка, ты просто прелесть.

— Да ну вас… — засмущалась та, пытаясь отстраниться, но Банда только покрепче сжал ее плечи. — Перестаньте, а то позову вашу девушку!

— Эх, не было бы со мной невесты!.. Я бы тебе доказал, что ты мне очень понравилась. Могу я сделать хоть что-то приятное девушке, которая пришлась мне по душе?

— Можете, и запросто, — лукаво улыбнулась девушка. — Убирайтесь отсюда, пока я вас официально не оформила.

— А вот, чтобы ты этого не делала, — Банда снова залез в карман и вытащил пятидесятидолларовую купюру, — и чтобы твои глазки сверкали всегда так же ясно и весело… Короче, спасибо тебе, милая. Ты мне очень помогла, — закончил он уже совершенно серьезно, кладя перед ней на раскрытую книгу деньги.

— Ой, да что вы!

— А чем я еще тебя могу отблагодарить? — помахал он ей на прощание, исчезая в ночной темноте.

— И что дальше?

Алина, справившись с волнением, сидела теперь рядом с ним на переднем сиденье совершенно спокойная и строгая. Банда даже подивился про себя силе ее характера. Впрочем, обольщаться не стоит — прошло все же слишком мало времени с момента ее спасения. Он насмотрелся на это еще в Афгане — после операции по «очистке» очередного перевала или кишлака часто бывало так, что его пацаны целые сутки могли ходить бодрыми и бравыми, и только потом то у одного, то у другого вдруг сдавали нервы, и парни срывались в жуткую истерику. Алина могла все еще находиться в шоке, в трансе и только много позже, когда все останется позади, выплеснуть накопившееся в душе напряжение.

— Дальше? — переспросил Банда, выруливая, следуя дорожным указателям, на загородное шоссе. — Дальше мы понесемся что есть мочи на Джанкой. Нам надо быть там как можно скорее, пока ребята из ФСБ не контролируют ситуацию. А потом мы рванем на Херсон и Николаев. Надеюсь, что ждать они нас будут в другой стороне, у Мелитополя, по дороге на Москву. А мы двинем на Сарны…

— А потом?

Вопрос был задан настолько серьезным тоном, что Банда с тревогой взглянул на девушку.

Крепко сжав губы, она смотрела прямо перед собой, на яркое пятно света фар на набегающей навстречу дороге, и Банде вдруг показалось, что стена холодного отчуждения выросла за последние часы между ними и развела по разные стороны баррикад.

Чтобы отогнать от себя тревожные мысли, он перевел разговор на другую тему:

— Алина, а не позвонить ли нам твоему отцу? Он, я думаю, заждался уже от меня весточки.

— От тебя? Почему от тебя? — недоуменно спросила она Банду. — Неужели?..

— Да, — кивнул Банда, не без удовольствия представив, какой эффект произведут его слова. — Он все знает, он единственный, кто знал, что по следам террористов пошел я. Мы с ним, если хочешь знать, несколько раз встречались после твоего похищения…

— …Он же видеть тебя не мог! Он же нам с мамой даже запретил упоминать в доме твое имя!

— Даже такие умные люди, как Владимир Александрович, могут иногда ошибаться. Знаешь, мне понравилось, что он умеет признавать свои ошибки. Мой тесть — мировой мужик!

— Твой тесть?! — изумлению Алины не было предела. — Ну ты даешь!

— А что, разве ты передумала выходить за меня замуж? — подмигнул ей Банда. — Ты что, разлюбила меня, пока по Европе путешествовала?

— Банда!..

— Смотри, ты рискуешь, так меня называя. Скоро и у тебя будет такая же фамилия. Не век же тебе Большаковой ходить. Будешь госпожой Бондарович, иначе говоря — Бандой…

— Сашка, как я тебя люблю! — девушка внезапно порывисто обняла его, страстно целуя в щеку, ухо, шею.

Александр чуть не выпустил руль от неожиданности.

— Ну-ну, Алинушка! Перестань целоваться, а то я сейчас остановлюсь — и пусть ФСБ берет нас тепленькими. Прямо здесь, на дороге, — он и впрямь испытывал жуткое желание ударить по тормозам и обнять родное, милое существо, зацеловать его, заласкать, изливая всю свою нежность и любовь, и лишь неимоверным усилием воли заставил себя не бросить руль.

— Милый, я тебя никому не отдам!

— А я не отдамся…

Наконец она отодвинулась от него и снова строго нахмурила брови.

— Так что, вы с папой нашли общий язык?

— Я же тебе пытаюсь рассказать, а ты не слушаешь, — пошутил Банда, мягко улыбнувшись.

— Говори, я слушаю. Еще как слушаю!

— Короче, рассказывать-то особо и нечего. Сначала мы с ним здорово поругались, и он меня выгнал из своего кабинета. Потом я снова пришел к нему, поговорил начистоту. Я сыграл ва-банк, выложил Владимиру Александровичу все, что знал про него и про ФСБ… Точнее, в то время я еще ничего не знал, а лишь догадывался. В конце концов он понял, что от меня может быть какая-то польза…

— Еще бы! — удовлетворенно вставила Алина.

— Да и терять ему было нечего, — продолжал Банда. — После того, как ты исчезла, ему, как мне показалось, стали абсолютно безразличны все игры вокруг генерал-лейтенанта Большакова, великого специалиста по части ракетных двигателей. Все эти иранцы, гэбисты, спецслужбы… И мы поговорили откровенно, как мужчины… Нет, даже не как мужчины, а как отец и жених, как два человека, у которых нет на свете дороже существа, чем ты… В общем, он поверил, что я тебя найду и спасу. И я это сделал.

— Сашенька! Я… — Алина не находила слов от переполнявших ее чувств.

— И теперь я думаю… «Ты толко нэ абыжайся, но я тэбэ адын умный вэщ скажу!» — процитировал он фразу из любимого «Мимино». — Если он после всего этого не отдаст тебя за меня — я тебя сам в заложницы возьму. Пока не согласится.

— Согласится! Конечно, согласится! — она радостно захлопала в ладоши. — Мы с мамой его обязательно уломаем!