Кирилл Казанцев - Инстинкт победителя Страница 3

– Нет. Спасибо, – ответил Михаил, присаживаясь за практически пустой стол.

Галочка подала ему пустой бокал:

– Ты хотя бы выпьешь? За Алешку? – и, не дожидаясь ответа, сама плеснула ему немного вина.

– Миш, а сыграй нам чего-нибудь, – кривляясь, жалобно попросила Светлана. – А мы с Галкой споем. Или сам спой. Ну Миша, ну пожалуйста.

– Так, иди за гитарой. Петь будем, – приказным тоном заявила жена. – В конце-то концов у нас праздник. Или у тебя опять серые военные будни?

Михаил молча вышел и через минуту вернулся с инструментом:

– Ну, чего вам сыграть?

– Давай романс какой-нибудь, – попросила Светлана.

Михаил начал перебирать струны и тихо запел:

Думы окаянныя, думы потаенныя,Бестолковая любовь, головка забубенная…

– Вот! Бестолковая любовь! А я что тебе говорю, – оборвала его протяжное пение Галочка.

– Да хватит уже! Он так здорово поет, – заступилась за Мишу Светлана. – А что такое «забубенная голова»?

– А это раньше шуты на ярмарках пели, а содержание песен чаще всего аполитичным было. И чтобы их местные власти не преследовали, шуты прятали лица за бубнами, – пояснил Михаил и отпил маленький глоток вина.

– Ничего себе! – восхитилась подруга жены. – Ты просто ходячая энциклопедия.

– Ага. Только толку-то от этого, – снова не удержалась от колкости Галина.

Михаил отложил гитару. Если ему изначально не хотелось петь, то сейчас просто хотелось уйти из дома. Просто побыть одному и подумать. Подумать над тем, как вести себя дальше с новым начальником.

Наступил «долгожданный» вторник. Родин долго размышлял и решил просто проигнорировать требования майора. Все-таки это не было официальным приказом. Такое уже случалось с ним за время его долгой службы. Он поступал так же, и от него отставали. Но после обеда Достоевский сам заявился на склад и, подойдя к прапорщику вплотную, зашипел:

– Ты еще пожалеешь об этом, – и, нарочито задев его плечом, удалился.

Несколько дней Достоевский как будто не замечал Родина, а потом вдруг резко поменял тактику. Стал словно в друзья набиваться. Спрашивал о детях, шутил, рассказывал пошлые анекдоты и хлопал Михаила по плечу. Родин недоумевал от такой метаморфозы и ждал очередного подвоха. Он и случился. Как-то, зайдя на склад, Достоевский завел речь о дачных участках. Сказал, что приобрел по случаю для своей семьи надел земли.

– А хочешь, и тебе устрою? Недорого по нынешним временам. И речка там недалеко есть. Ты рыбалку любишь? И дети пусть клубнику жрут. А баба огурцы сажает.

– Нет, благодарю, товарищ майор, – почтительно отказался Михаил, все более раздражаясь от манеры общения этого человека.

– Чё, бабок маловато? Тя, может, научить, как их делать? Мозгов у самого не хватает на это? Ну, смотри, не прогадай, жук.

Теперь Михаилу стало понятно, почему переменился Достоевский. Просто ему предстоит строить дачу. А для этого кроме кирпича и досок потребуются многие вещи, какие находятся на складе КЭС. Кроме того, и бесплатная рабочая сила в качестве рядового состава, которую прапорщик также может ему обеспечить, стоит только закрыть глаза на бесчинства офицера и немного ему подыграть. Что ж, назревает новый конфликт. В принципе что-то подобное Родин и ожидал. И действительно, через пару дней после разговора о земельном участке Достоевский подкатил к прапорщику и открытым текстом заявил:

– Короче так, Мишаня, ты мне спиши аккуратно трубы оцинкованной полдюймовочки. Метров сто хватит. Вентилей с десяток. Ну и по мелочам там пару раковин, умывальничков и ведерок с пяток. Надо, прежде чем домик строить, водопроводом заняться. А, и это… задвижек пару надо. Лады? И надо поторапливаться, а то морозы скоро стукнут.

– Виноват, не понял, товарищ майор, – попытался закосить под дурачка Михаил.

– Чё не понял? Чё не понял-то, жучило?! – резко повысил голос майор. – Хорош мне тут выдрючиваться… Умник! Сказано – выполнять! Быстро.

– Вы мне накладную подпишите, товарищ майор, я выполню, – ответил Родин, глядя в потолок.

– Ясно, сучонок. Будет тебе и накладная, и докладная. Жди.

И дождался Михаил. Через неделю его вызвал к себе замполит Веселовский.

– Садитесь, товарищ прапорщик, – указал он ему на большое велюровое кресло и сел напротив. – Я вызвал вас, так сказать, для неофициальной беседы.

Михаил присел на предложенное место на самый краешек, словно готовясь немедленно вскочить и уйти. Он интуитивно почувствовал, что сейчас услышит нечто омерзительное, совершенно не относящееся к службе, ибо там придраться было не к чему. Не ошибся он и на этот раз.

– Вот что я хотел сказать, товарищ Родин, – не совсем уверенно начал подполковник. Затем встал, налил себе из графина воды. Встал и Родин. – Вы сидите, сидите, – махнул Веселовский рукой, сделал несколько глотков и вернулся на место. – Тут дело такое… деликатное, что ли. В общем, до меня дошли слухи… Хотя слухам я не привык доверять. Информация поступила. Короче, скажите мне прямо, какие отношения вас связывают с делопроизводителем службы КЭС товарищем Самойленко?

– С Самойленко? – неподдельно удивился Михаил. – Но он ведь командир взвода, а не делопроиз… – и тут же осекся.

– Нет, я имею в виду его жену. Ирину Васильевну Самойленко.

– С Ириной Васильевной? У нас с ней исключительно служебные отношения. Она выписывает накладные из штаба…

– Не надо меня информировать о роде ее профессиональной деятельности. Я в курсе, – голос его стал тверже.

– Виноват, – смутился Михаил, начиная понимать, куда клонит замполит.

– Меня сейчас интересует другая сторона ваших с ней отношений. Я, разумеется, не стану выяснять детали и подробности, но сразу хочу предупредить, что, если это безобразие продолжится, ваш контракт, который подходит к завершению, не будет продлен. Мне в части не нужна аморалка! Так что подумайте, товарищ прапорщик, что для вас важнее. Служба или, понимаешь, эти шуры-муры.

– Но… но у нас с товарищем Самойленко ничего нет. Между нами ничего нет. Клянусь честью. Мне и своей жены вполне хватает, – неуместно пошутил ошарашенный Михаил.

– Если бы я узнал о вашей связи от одного человека, возможно, и счел бы данный факт сплетней, но эта информация поступила ко мне из трех источников. А этим людям я вполне доверяю. Так что разговор окончен. Сделайте соответствующие выводы, товарищ прапорщик. Вы свободны.

Михаил встал, отдал честь и вышел из кабинета. Впоследствии он так и не решил для себя, стоило ли тогда продолжить спор с подполковником Веселовским, а может, стоило поговорить и с самой Ириной Васильевной? Или просто надо было набить морду Достоевскому и двум его прихвостням, о которых он сразу догадался, как о «дополнительных источниках», которым доверял замполит. Но, как бы там ни было, Родин посчитал ниже своего достоинства все эти дешевые разборки и сам для себя замял эту, мягко сказать, неприятную тему. Был, конечно, еще вариант – раскрыть глаза замполиту на настоящую сущность его зама Достоевского. Но и это он отверг как бездоказательный факт. Да и не стукач он априори. Даже на таких подлецов, как этот, ябедничать не станет. Так что чему быть, того не миновать. Если есть справедливость на свете, все будет хорошо. Но как сказал классик: «Нет правды на земле, но нет ее и выше». Видимо, надо все-таки за нее и за себя бороться. Иначе не выживешь. А твое молчаливое благородство – детская присыпка по сравнению с подлостью и низостью мелких гадов.

Михаил докуривал уже пачку «Астры», хотя часы показывали только два ночи. До конца вахты оставалось шесть часов. «Нет, я не буду сидеть сложа руки, – решил он для себя. – Завтра я все-таки сделаю то, что наметил. И не для генерального директора, а исключительно для себя. Да плевал я на это место сторожа, не оно важно. Важно ощутить себя значимым человеком. Личностью, которую никто не вправе назначить в своей игре мелкой сошкой. Ржавым винтиком в большом механизме. Баста! Натерпелись».

И сейчас, как никогда, он почувствовал в себе злобу. Даже ярость. Во что бы то ни стало Родин решил распутать этот клубок обмана и очередных подстав. И хоть не верил он в Бога, но заповедь «не укради» являлась для него первой и главной. И он, пострадавший из-за нее однажды, ощутил в себе инстинкт не только охранника, но и охотника. Несправедливость жизни внесла свои коррективы в его сложившийся характер. Теперь он – боец без интеллигентской рефлексии, он – страж порядка! И, конечно же, не допустит он того, что еще одна женщина, к которой он сейчас привязался, посмеется над ним и уйдет к другому. Очередного раза не будет! Он всем докажет, что от былого Родина не осталось и следа. Особенно от того, в кого он превратился за последние годы – безработного алкаша и никому не нужного слюнтяя. Даже вспоминать тошно, как он тонул глубже и глубже, после того как оказался за бортом. Только вот приступать к делу надо с горячим сердцем и холодной головой, как учил Дзержинский. А у Михаила, наоборот, сердце было пустым и холодным, а мозги просто плавились, с трудом воспринимая происходящее. И зачем он выпил эту треклятую водку?!