Андрей Воронин - Смерти вопреки Страница 3

Артем Прищепов тут же принялся расписывать Банде прелести работы в своем охранном агентстве, а после второй бутылки они уже обсуждали совместные планы. Ночевать Бондаровичу пришлось в офисе своего некогда потерянного, а теперь вновь обретенного приятеля. В кармане у майора ФСБ лежали самые безобидные документы на имя Александра Бондаровича – гражданский и заграничный паспорта. Из последнего следовало, что Банда раз двадцать пересекал границы между Белоруссией и Польшей, между Польшей и Германией.

Артем, которого Банда раньше мог даже назвать другом, клюнул на историю, рассказанную Бондаровичем. Тот решил привлечь его к сотрудничеству, понимая, что силовую сторону своего предприятия он один не потянет. К тому же Банду Артем видел в деле в Афганистане. Афганское прошлое было для Артема по-прежнему свято.

Теперь Банде оставалось только ждать, когда Адвокат явится в офис к Прищепову и поручит ему «охрану» банкира Мамаева. Адвокат уже наведывался раньше, прощупывал почву. Доверять Артему он мог, как-никак пару дел тот для него провернул удачно.

И вот этот день настал.

– Послушайте, друзья мои, – сказал Адвокат с наигранным спокойствием и издевательскими интеллигентскими интонациями, – кто-нибудь из вас знает человека по фамилии Мамаев, Рахмет Мамаев?

Если бы Банда не привык держать себя в руках, то он непременно вздрогнул бы, услышав это имя. Но он сдержался, напустив на себя показное безразличие, и чуть заметно пожал плечами – мол, откуда мне знать какого-то не то татарина, не то дагестанца.

Артем удивленно посмотрел на Банду и собрался уже отрицательно покачать головой, но Бондарович чуть прищурил правый глаз, недоступный взгляду Адвоката, разрешая тем самым Артему действовать по своему усмотрению и дать волю эмоциям. Артем хоть и получил свободу действий, но облегчения не испытал – наоборот, он напрягся и настороженно поинтересовался:

– Полковника Мамаева?

Все-таки Артем в сложных ситуациях больше любил подчиняться, чем принимать решения самостоятельно.

– Верно, – кивнул Адвокат, – когда-то этот человек был полковником.

– Что это вы вдруг вспомнили о нем? – все еще настороженно спросил Артем. – Может быть, поговорим о ком-нибудь другом?

– Может быть, не будем притворяться? – в тон ему сказал Адвокат. – Мы тут и так достаточно много времени потратили на шутки-прибаутки. Если я спрашиваю, значит, нужно отвечать.

– Пожалуйста, – пожал плечами Артем, – я знал его в Афгане.

– Про Афган и я знаю, – нетерпеливо кивнул Адвокат. – А потом?.. Потом ты его видел?

– Нет, – удивленно покачал головой Артем, – больше никогда.

– Никогда? – недоверчиво переспросил Адвокат, покачав головой, словно они играли в какую-то странную игру. – Правда?

– Правда, – кивнул Артем. Никогда еще ему не приходилось отвечать на такие странные вопросы. – С тех пор не видел… Даже не знаю, что потом с ним стало.

Он задумался, мысленно вернувшись к еще не очень далекому прошлому. Артем догадывался, что Александр Бондарович вспоминает о том же самом времени.

Прошло уже почти десять лет, но Александру Бондаровичу вдруг показалось, будто все это происходило вчера, а может быть, происходит еще и сейчас. Рахмета Мамаева никак нельзя было даже во времена фронтового братства назвать хорошим парнем. Хотя, впрочем, стоило ему тогда только захотеть, как он сразу же из отъявленного мерзавца превращался в прекрасного человека, доброго товарища, душу любой компании. Но это происходило лишь в тех случаях, когда ему было выгодно и приносило какой-то ощутимый доход. Людей в такие моменты так и тянуло раскрыть перед ним душу.

Мамаев умел дать им почувствовать, что выслушает их с большим вниманием и неподдельным интересом. А что еще нужно человеку, когда он оказался в трудных обстоятельствах?

И все-таки потом обычно оказывалось, что такая откровенность никогда не проходила даром. За потерю контроля над собой всегда приходилось платить, и немалую цену. Рахмет никогда ничего не забывал и всегда умел легко, тонко, но одновременно очень конкретно и жестко намекнуть, что ему известно про человека нечто такое, о чем лучше никому больше не знать, и за это тот, кто оказывался у него на крючке, должен был расплачиваться информацией и услугами, причем услугами самыми разнообразными и очень значительными.

Благодаря таким уникальным способностям Рахмет, который был всего-навсего начальником тыла полка ВДВ, в котором служили тогда Александр Бондарович и Артем Прищепов, имел разветвленные связи и пользовался огромным влиянием во всем ограниченном контингенте советских войск. Связи и влияние он прекрасно умел использовать в своих корыстных интересах.

Банда даже ни на минуту не сомневался в том, что Мамаев выехал из Афганистана, имея достаточно средств для того, чтобы навсегда расстаться с армией и открыть собственное дело, причем дело немаленькое. По слухам, Рахмет набивал бронетранспортеры, которые отправляли на ремонт в Союз, всяким барахлом, купленным в Афгане по дешевке, а то и вовсе награбленным. Бронетранспортеры опечатывались, и никто не имел права досматривать их на границе…

Однако не это связывало Рахмета с Бандой и не это определило их отношения в настоящем.

Однажды случилось так, что неуемная тяга к самодеятельности, которая и без того постоянно портила жизнь Александру Бондаровичу, помешав ему сделать военную карьеру и вообще добиться какого-нибудь определенного положения в жизни, привела к тому, что Банда оказался под арестом. Причем инкриминировали ему, ни много ни мало, неподчинение приказу начальства в боевых условиях, то есть дело по тем застойным временам расстрельное.

Никого не волновало то, что благодаря этому неподчинению Банде, который тогда был еще только лейтенантом, – лишняя звездочка на погонах не светила ему даже в самых смелых снах, – Банде, командовавшему спецвзводом, удалось сберечь своих людей и ко всему прочему выполнить боевую задачу, то есть фактически он никого не подставил и ничего не нарушил. Однако неподчинение все равно являлось нарушением приказа, то есть воинским преступлением. Благословенные времена, когда он стал отвечать перед начальством лишь за результат, а за потери – перед собственной совестью, наступили позже. А тогда еще не канули в прошлое бесполезные инструкции и бездарные командиры с их приказами. Можно согласиться с тем, что Бондаровичу повезло – неизвестно, чем кончились бы его вечные разногласия с начальством, не получи Банда тот злополучный приказ и не откажись он его выполнить… Случилось это неподалеку от Кандагара, и светил ему военный трибунал.

Нужно сказать, что Александр не был ни безумцем, ни идиотом. Нарушая чужой дурацкий приказ, он прекрасно сознавал, на что идет. Но после трезвого размышления, которое, впрочем, длилось не очень долго, Банда решил, что все-таки лучше пожертвовать одним человеком, то есть собой, чем сразу многими. Это был простой арифметический подсчет: один всегда меньше, чем все плюс один.

Банда принял такое решение, сознавая даже то, что если он все-таки заставит на время замолчать свою совесть, выполнит приказ и поведет своих ребят на смерть, то сам скорее всего уцелеет, потому что его высочайшая воинская квалификация и невероятная жизнеспособность не дадут ему погибнуть в заурядном бою. Он предчувствовал, что его смерть будет совсем другой.

Александр Бондарович приказ все-таки нарушил и оказался на один шаг от трибунала. Шансов выйти сухим из воды у него практически не оставалось.

Все уже поставили на нем крест. Куда легче было спастись от пуль моджахедов, чем от праведного гнева вышестоящего начальства.

И все-таки ему удалось спастись дважды: первый раз – вместе со своими ребятами в бою, а второй раз – при помощи Мамаева. Причем это был как раз тот редчайший случай, когда Рахмет оказал услугу без всякого личного интереса для себя. «За красивые глаза», как выразился он потом. во время грандиозной пьянки, устроенной Александром Бондаровичем по поводу своего неожиданного избавления.

У Мамаева и в самом деле не имелось никаких особых причин для такой благотворительности. Наоборот, он должен был бы иметь на Бондаровича зуб, потому что Банда постоянно враждовал с ним, как постоянно враждует любой не обдирающий своих подчиненных офицер с любым начальником тыла, который не прочь погреть руки на своей хлебной должности.

Тем не менее Мамаев все-таки сделал широкий жест – ему с его связями это ничего не стоило. Банду после его заступничества просто-напросто временно перевели в другую часть, а дело потихоньку замяли. На этом все и закончилось ко всеобщему удовольствию. Однако на душе у Бондаровича все-таки остался неприятный осадок – он чувствовал себя обязанным человеку, который ему не нравился, и ничем не мог его отблагодарить. Если бы он тоже мог что-нибудь сделать для Мамаева, то, конечно, от этого неприятного ощущения не осталось бы никакого следа, но случай отдать долг Банде так никогда больше и не представился.