Владимир Гриньков - Ментовские оборотни Страница 3

– Женя! У нас здесь чудесно, вы убедитесь в этом сами! Лес, чистый воздух, от Москвы далеко – красота! А ваша Светлана – она просто чудо! Я когда узнал, кто рядом с нами участок покупает, обрадовался необычайно! Интеллигентные люди, с телевидения – ах, какая прелесть! И вас мы очень рады видеть! Ваша передача для нас – самая любимая! Ах, а как вы коллегу своего разыграли, из новостей! Помните? Как он интервью брал у людей из рязанской глубинки! Приедет в деревню к комбайнеру, поговорит с ним, потом в другую деревню едет, к местному шахматисту, а тот на лицо – один в один тот самый комбайнер, с которым час назад разговаривали. Едут дальше, к какому-то жутко известному гармонисту из местных, приезжают к нему на интервью, а он прямо клонированный близнец тех, с кем раньше встречались…

Я слушал этого «француза» вполуха и только успевал кивать гостям, приветствуя их – в основном это были наши, из съемочной группы, и я практически всех их знал.

В самой большой комнате дома уже был накрыт стол. Светлана порхала вокруг стола, рассаживая гостей, и выглядела совершенно счастливой. Андрей Михайлович как бы невзначай занял место за столом рядом со мной. Светлана села напротив. Она раскраснелась и даже обмахивалась конвертиком, и была чудо как хороша.

Кто-то должен был за столом сказать первое слово. Вызвался Илья, и над столом тотчас пронесся вздох изумления. Общеизвестно, что Демин любит выпить, но не любит говорить. Не Демосфен он, прямо скажем. Не его это призвание. И если уж решился – значит, проняло его.

Илья поднялся, сжимая в своей пухлой короткопалой руке хрустальную водочную рюмку, повел вокруг взглядом и произнес короткую взволнованную речь. Он сказал:

– Светка! У меня нет слов!

И выпил водку. Все зааплодировали, оценив и красноречие оратора, и правдивость высказанной им мысли, и сразу стало шумно, бестолково, весело.

– Какие люди! – восторгался у моего уха Андрей Михайлович. – Как тут у вас сердечно!

Не дожидаясь следующего тоста, он тут же хлопнул вторую рюмку водки и закусил беленьким грибочком. Грибочки так ему понравились, что он миску с ними придвинул к себе поближе.

Светлана отвлеклась на минутку, читая письмо, которое она забрала из ящика, встречая нас с Деминым, и которым смогла заняться только сейчас. Там, наверное, было написано что-то лично для нее приятное. Сначала выражение лица Светланы было озадаченное, потом проступила-проявилась смущенная улыбка, и, наконец, радость и благодарность я угадал в ее взгляде, когда она подняла глаза. Наши с нею взгляды встретились. Я улыбнулся ей.

– От кого? – спросил я, угадав, что она хочет поделиться с кем-нибудь переполнявшими ее восторгом и благодарностью.

И все тотчас заинтересовались.

– От кого-то из соседей, – сказала Светлана. – Я не всех еще здесь знаю. Но так трогательно! Вот послушайте…

Она приблизила к глазам белоснежный бумажный лист с ровными строчками отпечатанного текста.

– Итак, читаю! – произнесла хозяйка с чувством. – «Дорогая Светлана!..»

– О, тут уже знают ваше имя! – оценил Андрей Михайлович.

– Подозреваю, что не без вашей помощи, добрый мой сосед! – шаловливо погрозила ему пальчиком Светлана и засмеялась. – Так, дальше. «Рады видеть вас здесь и желаем вам спокойствия, достатка и счастья в вашем новом доме. Всегда рады видеть здесь вас и ваших друзей и обещаем быть для вас полезными и одновременно ненавязчивыми и тактичными, но ради всего святого, дорогая Светлана, не забывайте и вы о нас!..» И подпись… «Вероника… Лапто»… Лапто – это фамилия?

Сидевший рядом со мной Андрей Михайлович поперхнулся грибочком, и я услышал, как звякнула о тарелку вилка, которую он держал в руках. Светлана с улыбкой смотрела на своих соседей, ожидая ответа.

– Вы знаете такого человека – Веронику Лапто? – спросила она доброжелательно.

Андрей Михайлович не мог ответить, потому что закашлялся, и отвечать предстояло его жене, совершенно растерявшейся, как я мог видеть. Женщина сильно побледнела и выглядела несчастной.

– Да, – пробормотала она. – Знаем. Знали. Это хозяйка.

– Чья? – глянула Светлана непонимающе.

– Этого дома, – произнесла Нина Николаевна непослушными губами. – Раньше здесь жила.

– А сейчас она где?

– А нету! – сказала Нина Николаевна, на глазах цепенея от ужаса. – Умерла она. Ее убили. Полгода назад.

Люди становятся героями наших розыгрышей по-разному, но чаще всего мы находим нужных претендентов по письмам, которые к нам на передачу приходят мешками. Вы, наверное, видели в титрах в конце каждого выпуска нашей программы контактные адрес и телефон. Вот по этому адресу телезрители нам и пишут. Так, мол, и так, есть такой хороший человек, родственник, или сосед, или просто знакомый, и хорошо было бы его разыграть. А дальше уже наши сотрудники действуют. Встречаются с авторами писем, узнают подробности, изучают на расстоянии кандидата на розыгрыш, и если видят, что может получиться интересно, начинают придумывать сценарий розыгрыша этого конкретного человека. Но начинается все, как правило, с писем, повторюсь.

Мишу Брусникина подставила его собственная невеста, без пяти минут жена. Она прислала к нам на передачу письмо, где все подробно расписала: у меня есть жених, чудесный парень, у нас с ним все хорошо и скоро даже будет свадьба, и почему бы в этот торжественный для нас обоих день вам, телевизионщикам, не устроить бы какой-то классный розыгрыш…

Я открою вам секрет. Разыгрывать кого-либо в тот день, когда у человека свадьба, – одно сплошное удовольствие. У бедолаги и без того голова идет кругом, он, по большому счету, и не соображает ничего – бери его тепленьким и делай с ним что хочешь, он всему верит и ни в чем не сомневается. Поэтому Мишей Брусникиным мы заинтересовались всерьез.

Написавшую нам письмо затейницу-невесту звали Клава, было ей двадцать два года, она водила трамвай от Останкина до Медведкова и являла собой тот тип русской женщины, которая и трамвай на ходу остановит, и в депо, когда надо, войдет. Эту шутку принесла нам Светлана – после того, как встретилась с Клавой и имела с ней продолжительную и обоюдополезную беседу. О Клаве Светлана была высокого мнения. Невеста оказалась девушкой боевой, и на нее можно было рассчитывать в ходе предстоящего розыгрыша. Она изъявила готовность всячески нам помогать, и с этого момента Миша Брусникин был просто обречен на вовлеченность в подстроенный нами розыгрыш, и день свадьбы должен был запомниться ему гораздо сильнее, чем подавляющему числу всех прочих брачующихся в этот день.

В день свадьбы сюрпризы на голову ничего не подозревающего Миши Брусникина начали сыпаться с самого утра, с девяти часов, когда ему позвонили из агентства проката лимузинов и, беспрестанно извиняясь, сообщили о том, что не смогут прислать заказанный Мишей заранее четырнадцатиместный белоснежный и длинный, как океанский лайнер, «Кадиллак», а вместо него готовы предоставить «Волгу», очень хорошую, в «директорском» исполнении, с кожаным салоном и кондиционером, и тоже белого цвета… Это была катастрофа. Жених пытался протестовать и даже качать права, но на том конце провода жутко на Мишу обиделись за его черную неблагодарность, бросили трубку и больше уже к телефону не подходили. Запаниковавший Миша тут же позвонил своей будущей жене Клаве и сообщил ей пренеприятное известие. Подученная нами Клава выдала трехминутную тираду, в которой крайне нелестно отозвалась об организаторских способностях жениха и даже выразила сомнение в том, действительно ли он сможет сделать их будущую семейную жизнь безоблачной и беспроблемной, как он это обещал доверчивой невесте теплыми майскими вечерами и в чем у невесты теперь появились серьезные основания сомневаться.

Дальше неприятности стали нарастать как снежный ком. Из агентства машина все-таки прибыла, но это была даже не «Волга» и уж тем более не в «директорском» шикарном исполнении, а заурядная «Лада» «десятого» семейства, к тому же битая в правое заднее крыло. И хотя машина была украшена подобающими случаю лентами, кольцами и несколько чумазой куклой, криво закрепленной на капоте, выглядел сей экипаж крайне непривлекательно. Взвинченный Миша Брусникин сорвался и накричал на ни в чем не повинного водителя, отчего тот страшно расстроился, сел в машину и хотел уехать, и бедный Миша бежал за ним по дороге метров пятьдесят, пока шофер не сжалился над ним и не остановился.

Мы снимали все происходящее двумя камерами из двух микроавтобусов с затемненными стеклами. Уже одна только пятидесятиметровая пробежка Брусникина в костюме жениха и с цветком в петлице могла бы оправдать нашу подготовку к этим съемкам, но это было только начало.

Когда Миша сел в машину и готов был отправиться за невестой, машина будто бы невзначай закапризничала и долго отказывалась заводиться. В конце концов шофер предложил Мише толкать машину. Брусникин, не смеющий перечить и понимающий, что они уже почти опоздали в загс, покорно подчинился. Он толкал машину сзади, шофер сидел за рулем, и упирающийся изо всех сил взмокший Миша даже не заметил, как дотолкал «Ладу» до припаркованного у тротуара автомобиля «Мерседес». «Мерседес» был большой. Красивый. Черный. «Шестисотый». Водитель «Лады» играл за нас, и он сделал все, как надо, сумев даже на небольшой скорости нанести «мерсу» немалые повреждения. Фара, крыло, бампер – тыщ на пять они с Мишей попали даже по самым щадящим расценкам.