Андрей Воронин - Груз 200 Страница 3

Цветочный базар в двух шагах от станции метро в это утро был далеко не самым оживленным местом в городе. Люди торопливо пробегали мимо, и лица у них были по-утреннему серыми, пустыми и озабоченными. Заглядывая в эти лица и с профессиональной ловкостью ловя обращенные вовнутрь взгляды, Лиза с невольной грустью думала о том, как оживили бы эти серые силуэты яркие пятна букетов. Человек, несущий в руках цветы, не может иметь такие пустые и непроницаемые, как оловянные шарики, глаза. Даже если он идет на похороны совершенно чужого и неинтересного ему человека, букет в руках заставит его полнее ощутить то, что сам он еще жив. Конечно, для Лизы Малышевой цветы в первую очередь были товаром, за который она отвечала перед хозяином и который более или менее кормил ее в эти нелегкие времена, но это был хороший, очень нужный людям товар. Вот только люди этого почему-то упорно не понимали.

Лиза вздохнула и, вынув из карманов мешковатого зеленого пуховика руки в вязаных перчатках с обрезанными пальцами, закурила сигарету, автоматически отметив про себя, что это уже пятая за утро. Горьковатый дым создавал иллюзию тепла. Часто шмыгая покрасневшим от холода курносым носиком и поминутно поправляя указательным пальцем сползающие очки в немного старомодной круглой оправе на пол-лица, Лиза принялась прохаживаться перед своим плексигласовым ящиком, заглядывая прохожим в глаза, призывно улыбаясь и притопывая обутыми в валенки с галошами ногами. Обувь на ней, конечно, была не по сезону, и, добираясь в метро до рабочего места, она частенько ловила насмешливые взгляды, но посмотрела бы она на этих насмешников, а особенно на насмешниц, если бы им довелось, как ей, целый день проторчать в сырости и холоде, не имея права даже опрокинуть стаканчик!

Принесенный из дома пол-литровый термос с кофе уже давно опустел, а разносчика Игорька что-то не было видно. Жидкая, чересчур сладкая бурда, которую продавал Игорек, конечно же не имела права именоваться кофе, зато, к чести Игорька, всегда была обжигающе горячей. Лиза представила себе, как возьмет в ладони пригревающий даже сквозь перчатки пластиковый стаканчик, и невольно привстала на цыпочки, высматривая в толпе красно-синюю куртку Игорька.

Вместо разносчика она вдруг увидела мужчину, который при других обстоятельствах мог бы показаться ей самым завидным кавалером из всех, кого она когда-либо встречала, а в данный момент был не более чем потенциальным покупателем. Покупателем, да, но каким!

Мужчина, привлекший внимание Лизы, был высок и широкоплеч. Над не слишком красивым, но твердым, по-мужски привлекательным лицом топорщился жесткий ежик темных с проседью волос, глаза скрывались за сильнозатемненными стеклами очков. Легкое черное пальто было распахнуто, давая возможность оценить безукоризненный покрой такого же черного костюма, ослепительную белизну рубашки и идеальный узел неброского, но тоже явно очень дорогого галстука. Концы небрежно наброшенного на шею шарфа свободно болтались между лацканами пальто, а сверкающие черные туфли наверняка не предназначались для того, чтобы месить московскую грязь. На руках у мужчины были тонкие кожаные перчатки, в пальцах правой дымилась сигарета, которую он время от времени подносил к губам, обводя пеструю толчею цветочного базара бесстрастным взглядом темных линз. Это был покупатель, притом того сорта, который очень нравился Лизе: одетые подобным образом мужчины, да еще с такими спокойными, уверенными повадками, как правило, считают ниже своего достоинства торговаться и редко требуют сдачу, хорошо понимая, что те, кто преуспел в этой жизни, обязаны делиться с теми, кому не повезло, хотя бы крохами своей удачи. Лиза неплохо умела обращаться с такими клиентами, да и вообще, среди своих коллег она считалась везучей. На самом деле везением здесь и не пахло: все дело было в том, чтобы найти к человеку подход. Заезженные отцы семейств расправляли плечи, когда им улыбалась Лиза Малышева, потому что ее улыбка заставляла их снова почувствовать себя молодыми и способными вызывать интерес у женщин; мордатые обладатели джипов, золотых цепей и закутанных в меха манекенщиц называли ее сестренкой и снисходительно распахивали свои пухлые бумажники навстречу ее полушутливой умильной гримаске; отъевшиеся депутаты видели в ней представителя народа, тем более приятного и, как они привыкли выражаться, “легетивного”, что при одном взгляде на Лизу становилось ясно: она не способна не только умышленно обидеть человека, но даже и ненароком нагрубить. Что же касалось женщин, то они не видели в низкорослой, мешковато одетой и не блещущей красотой цветочнице конкурента, так что и тут все было в порядке.

Лиза повнимательнее вгляделась в потенциального покупателя и слегка нахмурилась. За то время, что она занималась торговлей цветами, у нее сложилась четкая система классификации прохожих. В зависимости от того, к какому классу, подклассу или группе относился возможный клиент, Лиза выстраивала свою наступательную стратегию. Мужчина в темных очках явно принадлежал к классу покупателей, подклассу имущих, но вот дальше получалась какая-то ерунда: было совершенно невозможно понять, щедр он или скуп, зол или весел, и вообще, собрался он на похороны или, наоборот, на свадьбу. Лицо его сохраняло полную неподвижность, и только тонкие лучики морщинок, протянувшиеся к вискам из-под темных блестящих линз, говорили о том, что покупатель щурится, то ли присматривая букет покрасивее, то ли просто потому, что серенький свет ненастного мартовского дня был для него слишком ярок даже сквозь притененные стекла очков., Лиза даже слегка растерялась? она привыкла видеть мужчин насквозь, словно они были сделаны из оконного стекла, а этот казался ей совершенно непрозрачным. Он напоминал персонаж какого-то западного фильма.., может быть, даже поставленного Квентином Тарантино, картины которого очень любила мать Лизы Малышевой. Эта прикованная к постели множеством действительных и мнимых недугов почтенная дама семидесяти лет от роду находила какое-то противоестественное удовольствие в черных гангстерских боевиках Тарантино: они подтверждали ее уверенность в том, что капитализм – дерьмо собачье, а Америка – просто каменные джунгли, где потерявшие человеческий облик стяжатели рвут друг друга на куски. Вспомнив о ней, Лиза тихонько вздохнула, но тут же подобралась и выбросила из головы все лишнее, поскольку Марианна Игоревна, стопятикилограммовая кокетка из Химок, решительно шагнула наперерез мужчине в темных очках, держа перед собой букет роз в хрустящем целлофане, как боевое знамя. Марианна Игоревна была главным конкурентом Лизы: многие покупатели отдавали ей свои деньги в обмен на цветы только для того, чтобы она побыстрее от них отстала.

Мужчина в темных очках сделал какое-то неуловимое движение сначала левым плечом, а затем и всем корпусом, и огромная цветочница, только что стоявшая у него на пути, как Великая Китайская стена, вдруг оказалась за его спиной, протягивая в пустоту свой букет. Лиза поперхнулась сигаретным дымом: это был фокус похлеще тех, что показывал Дэвид Копперфилд. Полеты по воздуху, исчезновения и хождение сквозь стены наверняка были плевым делом для того, кто смог так легко и словно бы даже не заметив препятствия обойти Марианну Игоревну. Лиза отклеила окурок от нижней губы и, улучив момент, когда темные дымчатые линзы на мгновение повернулись к ней, осторожно улыбнулась, сделав жест рукой в сторону прозрачного плексигласового ящика, где стояли укрытые от холода гвоздики. Ее растерянность росла: впервые в жизни Лиза чувствовала, что клиент ей не по зубам.

Тем не менее ее древнее оружие сработало. Мужчина слегка сбавил ход и заколебался, разглядывая гвоздики сквозь немного мутноватый плексиглас. Его твердо очерченные губы шевельнулись, голова повернулась к Лизе.

– Вы не находите, что этот ящик сильно напоминает гроб? – спросил он. – Наподобие того, что стоит в мавзолее.

Лиза, растерявшись еще больше, автоматически поднесла к губам сигарету и сделала жадную затяжку, не почувствовав ничего, словно вдохнула не табачный дым, а теплый воздух.

– Холодно, – невпопад ответила она. – А свечка греет. Возьмете букетик?

– Возьму, пожалуй, – сказал мужчина, и Лиза краем глаза заметила, как разочарованно попятилась возобновившая было атаку Марианна Игоревна. – Люблю гвоздики. Они.., как же это сказать?., стойкие, вот. Как солдаты.

– Да, – сказала Лиза, которая почти ничего не поняла, кроме того, что покупателю нравится ее товар, – гвоздики стоят долго. И вида не теряют. А если опустить в воду таблеточку аспирина… Ой, извините, я болтаю, а вы, наверное, спешите! Вам сколько гвоздичек?

Покупатель пожал плечами.

– Даже не знаю… Может быть, вы, как специалист, посоветуете?

– С удовольствием, – сказала Лиза, – но тогда мне придется спросить, для кого цветы.