Гарольд Роббинс - Одинокая леди Страница 3

Но только сегодня он заговорил с ней.

— Да, — ответила она, и ее глаза неожиданно для нее самой наполнились слезами.

А сосед продолжал смотреть мимо нее в окно.

— Снег... Почему каждый раз этот проклятый снег? — спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Снег, снег... Мне хочется умереть, — продолжал он, произнося это как-то между прочим.

— Мой отец умер, — сказала Джери-Ли.

Первый раз за все это время он посмотрел прямо на нее. В его голосе появилась нотка смущения.

— Извините, — сказал он. — Я не заметил, что говорю вслух.

— Не беспокойтесь.

— Я вовсе не хотел... чтобы вы заплакали.

— Я не плачу! — сказала она с вызовом.

— Конечно, не плачете, — согласился он тут же. Она ощутила странную боль в животе, какой прежде не испытывала, и с чувством стыда подумала, что уже долгое время не вспоминала об отце. Пожалуй, отчиму оказалось совсем не так уж и трудно занять место отца в ее сознании.

Лицо соседа показалось ей худым и морщинистым.

— Вы ездите в колледж? — спросил он.

— Да.

— Какой курс?

— Второй.

— Вы выглядите старше, — сказал он. — Я бы подумал, что вы уже выпускница.

Его бледные щеки слегка порозовели. Может, от смущения?

— Я надеюсь... Я имел в виду... Я вовсе не хотел вас обидеть. Я не так уж много знаю о молоденьких девушках...

— Все о'кей, — сказала она. — Мне обычно дают больше лет, чем на самом деле.

Он улыбнулся, почувствовав, что сделал ей приятное своей ошибкой.

— И тем не менее, простите меня, — сказал он и представился:

— Уолтер Торнтон.

Она совсем по-девчоночьи вытаращила глаза.

— Вы — тот самый? Он не дал ей закончить.

— Да, да, тот самый Уолтер Торнтон, — сказал он торопливо.

— Но, — выдохнула она, — вы каждое утро ездите этим автобусом... Он рассмеялся.

— А вам известен иной путь к станции?

— Но у вас две пьесы на Бродвее одновременно... и еще фильм...

— И еще я не вожу машину, — он взглянул на нее. — Откуда вы знаете все это обо мне?

Он спросил это из чистого любопытства.

— Господи, здесь все это знают!

— Странно. Обычно в школах девочки знают об актерах, а не о писателях.

— Я хочу стать писателем, — сказала она гордо.

— А почему не актрисой? — удивился он. — Вы достаточно красивы, чтобы стать актрисой.

Она вспыхнула до корней волос.

— Почему вы так говорите? Разве я не могу хотеть стать писателем?

— Конечно можете, — признался он. — Просто это несколько необычно.

Большинство девушек мечтают поехать в Голливуд, стать кинозвездами.

— Может быть, я тоже поеду туда, — сказала она задумчиво.

Тем временем автобус замедлил ход, — они приближались к железнодорожной станции. Мужчина встал и улыбнулся девушке.

— Увидимся завтра и еще поговорим.

— О'кей, — согласилась она.

Джери-Ли следила за его высокой фигурой в развевающемся на ветру плаще до тех пор, пока он не скрылся в зале ожидания нью-йоркского экспресса, прибывающего в 8.07.

Берни Мэрфи, парень, с которым она в тот год дружила, ждал ее перед школой.

— Ты знаешь, с кем я познакомилась сегодня в автобусе? — спросила она его возбужденно, не успев даже поздороваться. — С Уолтером Торнтоном!

Представляешь? Я сидела рядом с ним целых три месяца и даже не знала, кто рядом со мной!

— А кто он, этот Уолтер Торнтон? — спросил Берни.

— А кто такой Микки Маус? — фыркнула она с презрением.

Когда Джери-Ли было десять лет, произошли два события, изменившие ее жизнь. Во-первых, ее мать вышла замуж во второй раз. И во-вторых, Джери-Ли написала рассказ, который впоследствии поставила как пьесу на школьном выпускном вечере.

Назвала она пьесу «Кровавая волшебная сказка». И она действительно была кровавой: когда упал занавес, все персонажи уже были трупами.

Поскольку она совмещала в едином лице автора, режиссера и продюсера, Джери-Ли взяла себе единственную роль, в которой было две ипостаси: поварихи, казненной по приказу злого короля, и ведьмы, в которую превратилась повариха, восстав из могилы. Ведьма вернулась на землю, чтобы отомстить королю.

Джери-Ли наслаждалась ощущением власти. В те, увы, быстро пролетевшие дни она была самой значительной персоной среди учащихся пятого выпускного класса. Тогда впервые она почувствовала, какое влияние может оказывать на людей, и инстинктивно поняла, что именно написанные ею слова стали источником этой кружащей голову власти и могущества.

После спектакля, прижимая к груди награду за литературное творчество, с лицом, все еще со следами черного, как зола, грима ведьмы из спектакля, она прибежала к матери и объявила о своем решении:

— Я собираюсь стать писателем, ма1 Ее мать, сидевшая рядом с мистером Рэндолом из Фермерского банка, неопределенно улыбнулась. Она едва видела спектакль — слишком была занята тем, что обдумывала предложение, которое сделал ей предыдущим вечером Джон Рэндол.

— Чудесно, милая, — сказала она. — Но ты ведь собиралась стать актрисой, насколько я помню.

— Собиралась, — подтвердила Джери-Ли. — Но я передумала.

— Насколько я могу судить, ты выглядела очень красиво на сцене. Но это мнение матери. А как вы считаете, Джон?

— Она была самой красивой девочкой на сцене, — искренне присоединился к мнению матери Джон.

Джери-Ли вытаращила на них глаза. Господи, да они ослепли, что ли? В том-то и заключалась ее главная задача как актрисы, чтобы выглядеть как самая отвратительная ведьма!

— Значит мой грим никуда не годился, — заявила она.

Мать улыбнулась снисходительно.

— Не волнуйся, девочка, мы с Джоном считаем, что ты была очаровательна.

После торжества они пошли ужинать в ресторан «Порт-клерский кабачок».

Там подавали при свечах, их стол стоял на террасе с видом на пролив.

— Мы должны сказать тебе нечто очень важное, девочка! — объявила мать после десерта.

Но Джери-Ли была занята тем, что наблюдала за подвыпившей парочкой за столиком напротив — они откровенно тискались.

— Джери-Ли! — прикрикнула на нее мать, заметив, куда направлены взгляды девочки. Джери-Ли перевела взгляд на мать.

— Я сказала, что мы должны сообщить тебе нечто очень важное!

— Да, мама, — и Джери-Ли сразу же стала послушным ребенком.

Мать заговорила смущенно:

— Видишь ли... С тех пор, как умер твой отец... словом, ты понимаешь, как трудно мне одной заботиться и о тебе, и о твоем брате, и ходить на работу в банк каждый день...

Джери-Ли сидела молча. Она начала понимать, о чем пойдет речь, но еще не знала, как она ко всему этому отнесется.

Мать поглядела на Джона Рэндола в поисках поддержки. Он благодушно кивнул. Тогда мать нашла его руку под столом и ухватилась за нее.

— Мы... Я подумала, что было бы лучше, если бы и ты, и твой братик опять бы имели отца, — и она добавила торопливо:

— Бобби скоро исполнится шесть лет, и ему нужен отец, чтобы узнать многие важные для мальчика веши... Ты же знаешь — игры в мяч, рыбалка и все такое прочее в этом роде...

Джери-Ли внимательно посмотрела в глаза матери, потом перевела взгляд на мистера Рэндола.

— Ты хочешь сказать, что решила выйти за него замуж?

В ее голосе отчетливо прозвучала нотка удивления, даже недоверия: ее отец был так непохож на мистера Рэндола. Он всегда смеялся и всегда в нем бурлили какие-то проказы, шутки, затеи. А мистер Рэндол практически не улыбался.

Мать умолкла.

Заговорил мистер Рэндол.

Мягко, вкрадчиво, доверительно, словно он разговаривал с клиентом в банке, пытающимся выяснить, откуда возникла неточность в его месячном банковском отчете.

— Я буду очень хорошим отцом для вас обоих. Ты очень милая девочка, и твой брат мне нравится.

— А я вам не нравлюсь так, как он? — спросила Джери-Ля с детской безошибочной логикой.

— Конечно же нравишься, — сказал он быстро. — Я думаю, что дал это понять достаточно ясно.

— Но вы этого не сказали.

— Джери-Ли! — в голосе матери опять появились нотки возмущения. — Ты не имеешь никакого права разговаривать так с мистером Рэндолом.

— Все в порядке, Вероника, — сказал он тем же мягким, вкрадчивым голосом. — Ты мне нравишься, Джери-Ли. И я был бы горд, если бы ты согласилась, чтобы я стал твоим отцом.

Джери-Ли смотрела ему прямо в глаза. Впервые она заметила, что в самой глубине их теплится настоящая доброта и внимание к людям. И вей в ней мгновенно ответило на это. Но сама она ничего не смогла произнести в ответ.

— Я знаю, что никогда не сумею занять место твоего настоящего отца, но я люблю твою мать и буду очень заботливым отцом и тебе и Бобби, — сказал он со всей искренностью, на которую был способен.

— А вы разрешите мне держать цветы на венчании? — спросила неожиданно Джери-Ли и улыбнулась от предвкушения этой радостной процедуры.

Джон Рэндол с облегчением рассмеялся. — Ты можешь делать все, что захочешь! — сказав он и положил руку на руку матери. — Кроме одного — быть невестой.