Андрей Таманцев - Рука Москвы Страница 3

Помощник доложил:

— Генерал-лейтенант Нифонтов прибыл.

— Проси, — кивнул Олег Иванович и пошел навстречу начальнику УПСМ вдоль длинного, человек на двадцать, стола для совещаний.

Отношения Олега Ивановича с начальником Управления по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенантом Нифонтовым складывались непросто. В системе российских спецслужб УПСМ занимало особое место. Оно было создано после провала августовского путча 1991 года, когда громоздкая машина КГБ промедлила с выбором. Это было началом ее конца. Управление по планированию специальных мероприятий, в которое отбирались самые надежные кадры, было призвано стать мозговым центром новой структуры государственной безопасности, стопроцентно лояльной президенту, — играть роль недреманного «ока государева» и служить надежным инструментом для решения наиболее деликатных проблем.

Даже в высших правительственных эшелонах очень немногие знали, что за фасадом старинного дворянского особняка в центре Москвы с вывеской «Информационно-аналитическое агентство „Контур“» скрывается один из нервных центров власти. Исходящие отсюда импульсы иногда оказывались не воспринятыми, но порой вызывали неожиданные для всех отставки ключевых фигур в правительстве, смену руководства в таких гигантах, как «Росвооружение», предотвращали казавшиеся неизбежными кризисы.

Начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов был из тех, про кого американцы говорят «человек, сделавший сам себя». И даже внешне он чем-то походил на американцев — рослых, подтянутых, выросших на хорошей пище, на чистом воздухе загородных вилл. Даже в генеральском мундире с небольшими — по кремлевским меркам — звездами он выглядел среди генерал-полковников и генералов армии, как чистокровный рысак среди заезженных рабочих коняг. В нем чувствовалась порода, и трудно было поверить, что он из самой обычной рабочей семьи и на военную службу его подвигло то же, что заставляло, да и сейчас заставляет идти в военные училища многих: бедность. А между тем так оно и было.

Нифонтов начинал службу в военно-морской контрразведке в Кронштадте, успел повоевать во Вьетнаме, командовал диверсионными отрядами в Камбодже и Анголе, позже служил военным советником и руководителем резидентур Главного разведывательного управления на Ближнем Востоке. Олег Иванович уважал в нем профессионала, хотя предпочел бы, чтобы начальник УПСМ был чуть больше политиком, чем военным. Спецслужбы для того и существуют, чтобы реагировать не на приказы, а на сигналы, исходящие из подсознания власти. Нифонтов прекрасно знал, чего от него хотят, но понимания не проявлял. И Олегу Ивановичу приходилось с этим мириться.

Но сейчас эти разногласия не имели значения. Отдавая помощнику приказ не вызвать, а пригласить начальника УПСМ, Олег Иванович как бы давал понять генерал-лейтенанту Нифонтову, что считает себя и его равноправными членами одной команды, а в трудные времена команда должна быть единым целым.

Обменявшись с посетителем крепким рукопожатием, Олег Иванович предложил ему кресло за столом для совещаний и положил перед ним информационное сообщение «Baltic News Servis» и статью обозревателя «Рейтер»:

— Видели?

— Да. Мы занимаемся этой темой.

— Это серьезно?

— Поступила информация из Рамбуйе, — вместо ответа произнес Нифонтов. — Милошевич собирается отозвать свою делегацию. Это так?

— Похоже на то.

— И ничего нельзя сделать?

Олег Иванович пожал плечами.

— Знаете, генерал, что будет выбито на моем могильном камне? «Он сделал все, что мог, и совесть его чиста».

— Понятно. Вы спросили, серьезно ли это. Если Прибалтика превратится в Чечню или в то, во что может превратиться Косово, — это серьезно?

— Даже так?

Нифонтов извлек из кармана кителя компьютерную дискету:

— Здесь материалы по теме. Посмотрите? Или подождете, когда мы сделаем резюме?

— Посмотрю, — подумав, кивнул куратор. — А пока — в общих чертах.

Какого черта им понадобилось устраивать эти похороны сейчас? Этот фашист погиб полвека назад. С чего вдруг им вздумалось ворошить его кости?

— Вы попали в десятку, — оценил Нифонтов. — Сейчас. Это ключевое слово. Они рассчитывают, что в контексте Югославии президент ухватится за возможность выступить защитником русскоязычного населения, чтобы поднять свой рейтинг.

— Каким образом? Нота протеста?

— Сильней.

— Разрыв дипломатических отношений?

— Еще сильней.

— Что может быть еще сильней?

— Ввод в Эстонию российских миротворческих сил.

Олег Иванович внимательно посмотрел на собеседника. Не похоже, что шутит. Такими вещами не шутят. Но и поверить в серьезность того, что сказал генерал, было непросто.

— С какой стати нам вводить миротворческие силы?

— Чтобы защитить русских. Не права русских, а их жизни. В Эстонии будет создана ситуация гражданской войны.

— Так, — сказал Олег Иванович. — Очень интересно. Давайте с начала. Когда и почему вы занялись этой темой?

— Месяц назад. В расположении 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии активизировалась эстонская агентура. Мы предположили, что ЦРУ прощупывает нашу возможную реакцию на Косово. Оказалось, нет. Один из агентов имел задание подготовить фальсифицированные документы — о том, что Псковская дивизия поднята по боевой тревоге и получила приказ десантироваться в Эстонию.

— Цель?

Они считают, что это заставит Запад принять Эстонию в НАТО. Немедленно, в обход всех формальностей.

— В НАТО их всех тянет. Медом им там намазано, — с выражением брезгливости проговорил Олег Иванович. — Каким образом они хотят создать ситуацию гражданской войны?

Посмотрите материалы, — предложил Нифонтов. — Вам сразу станет все ясно. Основные моменты я выделил.

— Показывайте.

Пока Нифонтов вставлял дискету в компьютер и ждал, когда программа загрузится, Олег Иванович стоял у окна, глядя на сумрачную Москву.

— Знаете, генерал, чего бы я сейчас хотел больше всего? — проговорил он. — Хоть краем глаза заглянуть в завтрашние газеты — в те, которые выйдут через год.

Нифонтов ввел пароль, вызвал на экран монитора текстовой файл и уступил хозяину кабинета место за его письменным столом:

— Смотрите.

Олег Иванович прочитал:

«В политике есть только один критерий — результат. В этом смысле президент Ельцин очень крупный политик. Человек, который развалил Советский Союз, чтобы захватить власть, и расстрелял парламент, чтобы ее удержать, не остановится ни перед чем…»

Куратор нахмурился:

— Это остроумно, генерал. Но не смешно.

— Что именно? — не понял Нифонтов. Он взглянул на монитор и с суховатой усмешкой кивнул: — В самом деле. Звучит, как фраза из завтрашней газеты. Нет, я не подбирал текст. А насчет завтрашних газет… Мне тоже хотелось бы на них взглянуть. Думаю, мы бы от них, как выражаются мои аналитики, прибалдели.

У вас есть какие-то основания так говорить?

Такие же, как у вас. Сколько раз мы уже просыпались в другой стране?

Нифонтов говорил в своей обычной манере — с легкой иронией, но словно бы неохотно, как бы тяготясь самой необходимостью говорить. Олег Иванович хотел спросить, что за проблемы омрачают его чело, но решил не выходить за рамки строго официальных отношений, которые между ними установились. Захочет — сам скажет.

Он вернулся к тексту.

«ВАЙНО. Речь даже не о самом Ельцине. Он — „брэнд“, знак очень влиятельной политической группировки. При любом раскладе эти люди не упустят возможности выступить защитниками русскоязычного населения. Не потому, что они озабочены их судьбой. А потому, что они озабочены своей судьбой. И мы предоставим им эту возможность…»

Олег Иванович насторожился. Вайно. У его эстонского знакомца была такая же фамилия. Впрочем, «Вайно» у эстонцев — как «Ивановых» у русских.

«КЕЙТ. Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике?

ВАЙНО. Не догадываетесь?

КЕЙТ. Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом — не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса.

ВАЙНО. Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию. Фильм — чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь…»

Он? Или не он? По уровню разговора — он. Генрих Вайно всегда был серьезной фигурой во властных структурах. Какое-то время работал в Москве в орготделе ЦК КПСС и имел все шансы стать секретарем эстонского ЦК, если бы не эта история с его дочерью-наркоманкой, которая связалась с диссидентами и даже предприняла попытку самосожжения перед таллинской ратушей в знак протеста против судебного процесса над большой группой молодых эстонских националистов. Это было в конце 80-х, в самый разгар перестройки. Весенние заморозки, прибившие слишком нетерпеливые всходы.