Илья Деревянко - Рукопашник Страница 3

– Слушай внимательно, помалкивай в тряпочку да мотай на ус! – повелительно шепнул Жорик Василию. – Усекаешь?!

– Конечно, конечно! – с готовностью закивал каратист-наркоман. «Раскумаренный» Добрынин пребывал в хорошем расположении духа: худшие его опасения насчет характера отработки, по счастью, не оправдались. Склонный к «голубизне» Кисейко не заставил Василия делать ему минет, как, кстати, частенько поступал с несостоятельными должниками. Допустим, с тем же Нееловичем. У плотно сидящего на игле родственника известного «правозащитника» иногда водились деньги, иногда нет, и тогда Жорик за дозу «пользовал» Аркадия в рот.

Нормальный в сексуальном плане Добрынин до смерти боялся стать «опущенным», но… вместе с тем отлично осознавал: героин во сто крат сильнее его и ради наркотика (в период ломки) он пойдет на все!! «Похоже, отработка касается личности Инквизитора, – перехватив пылающий злобой взгляд наркоторговца, устремленный на вошедшего в помещение Павла Андреевича, подумал Василий. – Наверное, прикажет морду расквасить или руки-ноги переломать. Ха! Да раз плюнуть!!! Только зачем он меня на семинар затащил?! Для накрутки, что ли?! Во дурак!!! Я б и так согласился! Главное, без герасим[6] не остаться!!! Впрочем, наше дело маленькое! Кто бесплатно дает товар, тот и хозяин-барин!!!» Добрынин расслабился, полуприкрыв глаза.

Между тем обстановка в аудитории стремительно накалялась.

Тема семинара формулировалась так: «Чем обуславливалась неизбежность крушения Российской империи в 1917 году?»

Студент Яковлев, обязавшийся подготовить доклад по данной проблеме, неожиданно заболел. В результате Павел Андреевич то говорил сам, то задавал вопросы присутствующим.

– Прав ли был Достоевский, утверждая: «Если кто погубит Россию, то это будут не коммунисты, не анархисты, а проклятые либералы?» – ровным тоном обращался он к Ирине Мохначевой – неряшливой, всклокоченной девице лесбийского типа.

– Нет! – агрессивно тявкала та. – Несусветная чушь!!! Анархисты с коммунистами и погубили! Сперва эсеры постарались, затем большевики!…

– К сожалению, девушка, вы судите поверхностно, а Федор Михайлович смотрел в корень, – грустно усмехнулся Инквизитор. – Основополагающей причиной разразившейся в 1917 году отвратительной вакханалии являлось моральное разложение российского общества. Рыба же, как известно, тухнет с головы. Именно гнилая либеральная интеллигенция стала тем питательным бульоном, в котором успешно размножались бациллы грядущей революции. Более того – господа либералы (особенно философы и литераторы) усердно запускали трупный яд в народные массы. Цареубийство провозглашали доблестью, половые извращения и наркоманию – «утонченностью вкуса». К примеру, последователи философа-богоискателя Бердяева (которого правильнее бы назвать чертоискателем) на своих собраниях активно занимались педерастией и лесбиянством…

– При чем здесь гомосексуалисты?! – визжала задетая за живое Мохначева. – Каждый имеет право…

– Очень даже при чем, – хладнокровно перебивал беснующуюся студентку Инквизитор. – Гомосексуализм (и мужской, и женский), как правило, тесно связан с садизмом, а также с целым букетом психических заболеваний. По данным статистики, подавляющее большинство наиболее гнусных преступлений совершают как раз те, кто, согласно вашей терминологии, «имеет право[7] В сущности это просто дегенераты: шизофреники, параноики, садисты, мазохисты… А теперь давайте посмотрим, сколько подобных субъектов было среди видных деятелей революционного движения.

Тут Павел Андреевич принялся неторопливо перечислять громкие фамилии, давным-давно занесенные в анналы истории. Помимо сексуальных извращенцев, не забывал он и «выдающихся» наркоманов – вроде патологического садиста Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Минимум треть участников семинара буквально задыхалась от бессильной ярости.

– Отобьешь гаду потроха!!! – прошипел на ухо Василию зеленый от ненависти Кисейко. – Но не сегодня! Завтра! Во вторник его лекция последняя по расписанию. Заканчивается затемно! Понятно?!

– Ага! – подтвердил Добрынин. – С удовольствием отобью!!!

Глава 2

5 декабря 2000 года. Москва

– На вас, господин Воронцов, поступает несметное количество жалоб! – с трудом сдерживаясь от крика, зловеще цедил ректор института Александр Юрьевич Афанасьевский (по некоторым сведениям, внук печально известного Каменева-Розенфельда). – Вы грубо попираете завоевания демократии, внушаете студентам возмутительные идеи…

– Позвольте узнать, какие именно? – вежливо осведомился Павел Андреевич.

Не найдясь сразу, что ответить, потомок ленинского сподвижника громко заскрипел зубами. Разговор происходил в кабинете ректора – огромном, обставленном с безвкусной, помпезной роскошью. За незашторенным окном мерцали огни вечернего города. Было уже довольно поздно. Преподавателя истории вызвали «на ковер» к руководству после окончания его лекции, значившейся последней по расписанию. Александр Юрьевич расселся в кресле за столом и нервно барабанил холеными пальчиками по полированной поверхности. На скулах у него играли желваки. Инквизитор, пристроившийся на стуле у стены, напротив, сохранял невозмутимое спокойствие. Лишь в серых глазах временами вспыхивали насмешливые искры. Это-то и бесило больше всего господина Афанасьевского.

– Сами знаете КАКИЕ! – налившись кровью, прохрипел он и внезапно разразился длиннющей речью в стиле энтэвэшного телеведущего Евгения Киселева. Брызгая слюнями и постепенно входя в раж, ректор разглагольствовал о различных «свободах» и наконец добрался до «свободы сексуальной ориентации».

«Да ты, голубчик, видать, тоже того!» – брезгливо подумал Воронцов, а вслух сказал:

– Извините, уважаемый Александр Юрьевич, но если следовать вашей логике, то и сексуальные маньяки имеют право на существование!

– А-а-а-а?! – вылупился ошарашенный Афанасьевский.

– Ну ведь и у них «своеобразная ориентация», – терпеливо пояснил Воронцов. – А кроме того, у некрофилов, скотоложцев, растлителей малолетних…

Красный цвет лица ректора трансформировался в густо-багровый. Чувственные губы ощерились, обнажив красивые вставные зубы. Он хотел что-то сказать, но язык словно прилип к гортани. Руки судорожно затряслись.

– Х-р-р! – только и сумел выдавить внук ленинского «гвардейца». – Х-р-р!!!

– Не забудем и о наркоманах, – между тем размеренно продолжал Павел Андреевич. – Судя по вашей речи, они ввиду установившейся в стране «демократии» также «право имеют».

– Вы с ума сошли!!! – неожиданно обретя дар речи, взвизгнул фальцетом Александр Юрьевич. – Это уже откровенное хамство!!!

– Вовсе нет, – краешками губ улыбнулся Воронцов. – Я просто комментирую услышанное. Не более!

Несколько секунд ректор буравил преподавателя истории пропитанным ненавистью взглядом, втайне надеясь морально подавить проклятого «инквизитора», заставить хотя бы опустить глаза. Тот, однако, глаз не опускал. Смотрел спокойно, чуть-чуть иронично.

– Идите! – прошипел в конце концов Афанасьевский. – И начинайте подыскивать новое место работы!

– Всего доброго, – учтиво попрощался Павел Андреевич, покидая кабинет, и едва дверь за ним затворилась, изо рта ректора вылился поток грязной, базарной ругани…

Притаившись за углом неработающей коммерческой палатки, Добрынин с нетерпением поджидал «заказанного» Кисейко преподавателя. Воронцов где-то задерживался, на улице было довольно холодно (особенно донимал колкий от жесткого снега ветер), и Василия терзала все нарастающая, звериная злоба.

– Сука! Козел! Пидорас вонючий!!! – вот наиболее цензурные из прозвищ, которыми он поминутно награждал припозднившегося Инквизитора. Между тем погода постепенно ухудшалась. Чертов ветрина начал забираться под одежду, покрывать ознобом кожу, сковывать суставы…

– Ребра поломаю!!! Яйца отобью!!! Харю на хрен раскрою!!! – приседая, дабы совершенно не задубеть, яростно шептал каратист-наркоман.

Наконец вдалеке показалась знакомая фигура в легком, не по сезону, дешевом пальто. Инквизитор шагал не спеша, не глядя по сторонам. Видимо, о чем-то задумался. Губы Василия растянулись в сатанинской улыбке.

– Попался, который кусался! – торжествуя, прошипел он и очертя голову ринулся на потенциальную жертву…

Воронцов не то чтобы заметил разъяренного посланца Кисейко, а скорее почувствовал. Сказалась многолетняя выучка профессионального рукопашника. Первый удар (ногой в ребра) он отразил автоматически мягким, уводящим блоком. Второй (кулаком в висок) погасил «в зародыше» – накладкой ладони на бицепс нападающего и, не мешкая, подсечкой, повалил его на землю.

– Уймись, парень, – миролюбиво посоветовал Павел Андреевич.