Валерий Горшков - Реаниматор Страница 3

Страх, липкий и холодный, сковывает Лехину волю без остатка. Все отчетливее становятся звуки, все осязаемее царапающие кожу шершавые доски эшафота под коленями и облизывающие взмокшее лицо слабые порывы ветра. Он вдруг остро начинает чувствовать, как немеет слишком сильно стянутая грубой колодкой правая рука, как начинает мелко-мелко покалывать кончики пальцев. Леха находит в себе силы отвернуться от человека в сером плаще, косится на руки, краем глаза машинально отмечая сделанную еще на зоне татуировку на предплечье, изо всех сил пытается пошевелить пальцами, но, лишенные притока крови, они, лишь слегка дергаются.

Тем временем человек в сером разворачивает свиток, как бы невзначай поворачивается вполоборота к приговоренному, и Леха конвульсивно вздрагивает, видя перед собой вместо человеческого лица лишь желтые кости черепа с кривыми редкими зубами и темными провалами носа и глазниц.

Видимо, сполна удовлетворившись произведенным на вздрогнувшего узника эффектом, скелет с достоинством отворачивается и, обращаясь к завороженно притихшей толпе зевак, собравшихся на площади города, начинает торжественно зачитывать приговор. Голос его, тихий, глубокий, почти металлический, льющийся, откуда-то из складок серого плаща, пробирает Леху до самых костей. Языка, на котором говорит мрачный паромщик, Леха не знает, но ему отчего-то понятно каждое произнесенное слово. Его приговаривают к четвертованию — поочередному отрубанию рук, ног и затем головы — за жестокое убийство семерых стражников короля, справедливо уничтоживших за непослушание монарху всю его семью. А дабы остальному люду впредь неповадно было поднимать руку на солдат его величества, специальным указом монарха предписано после отсечения головы преступника посадить ее на высокий деревянный кол и выставить на всеобщее обозрение у главных ворот города в качестве назидания черни, таящей в душе недовольство правлением своего повелителя.

В горле Лехи все пересохло. Язык прилип к небу. Он пытается сглотнуть несуществующую слюну, но тщетно. Харон прячет свиток под плащом, молча поворачивается к пузатому палачу и склоняет голову, тем самым давая команду к началу казни.

По площади проносится сдавленный многоголосый ропот, а где-то вдали вдруг начинает надрывно, закатываясь до хрипа, плакать грудной ребенок...

Палыч деловито плюет на руки, не спеша перехватывает отполированное до блеска деревянное топорище и, примерившись, с порывистым вдохом выбрасывает свое орудие вверх. Толпа дружно охает.

— Твари! Козлы вонючие! Никого я не валил, ясно?! — неожиданно к Лехе возвращается дар речи, и он кричит что есть сил. — Какие стражники, какой король?! Эй, опусти топор, ты, сука ряженая! Порву, от ноздрей до яиц!!!

Костлявая и тяжелая, как пресс, лапа адского паромщика Харона сильно, с хрустом притискивает Лехину голову к плахе. Короткий свист рассекающего воздух орудия казни, и боль, острая сумасшедшая боль вдруг вспыхивает на том месте, где только что была правая Лехина рука. Слышен глухой звук падения отрубленной кисти.

— А-а-а-а!!! — лязгнувшие в судороге Лехины челюсти до крови прокусывают нижнюю губу. В голове словно вспыхивает молния. В лицо летят теплые липкие брызги, на языке ощущается невероятно реальный солоноватый привкус крови.

Он проснулся, вскочил, машинально выкинув вперед только что изуродованную палачом культю, и безумным немигающим взглядом уставился на свои мелко подрагивавшие пальцы, на знакомую татуировку в виде головы оскалившегося тигра, на массивный золотой перстень-печатку, украшавший безымянный палец. Рука, на которой отпечатался похожий на багровую паутину след от смятой простыни, была цела. Только чужие, все еще непослушные пальцы почти не шевелились. Отлежал. Просто отлежал, как случалось и прежде много раз...

Господи, что же это такое?! Значит... это был всего лишь сон. Вот же, блин, приснится такая херня!

Леха судорожно вдохнул воздух, медленно провел левой рукой по взмокшему от холодного пота лицу и стиснул зубы, силясь унять колотивший все тело озноб. Сердце мало-помалу стало снижать частоту ударов, возвращаясь к своему нормальному ритму. Леха, тихо выругавшись, принялся активно растирать затекшую правую руку. Пальцы до сих пор покалывало, но в украшенном синим тигром предплечье уже появилось ощущение тепла. Кажется, порядок.

А-а, дерьмо это все! Просто вчера пришлось понервничать, особенно на стремной стрелке с Сутулым и его пробитками, куда Лехина бригада явилась в полном боевом снаряжении. Даже гранатомет «муха» прихватили. Обошлось, впрочем, без мочилова...

Рядом на постели кто-то едва заметно пошевелился, и Леха, все еще находившийся под впечатлением кошмара, рывком обернулся, готовый с ходу нанести сокрушительный удар. Но тут же расслабился и даже, покачав головой, снисходительно ухмыльнулся своей забывчивости.

Блаженно улыбаясь во сне, разметав по шелковой подушке водопад пепельных волос, рядом лежала едва прикрытая краешком сползшего на пол одеяла загорелая, как мулатка, невероятно сексуальная женщина — танцовщица-проститутка Ляля из ночного клуба «Луна», которую он, изрядно поддатый, уже далеко за полночь притащил к себе домой.

Не в силах отказать себе в уже щедро оплаченном удовольствии, Леха медленно провел ладонью по упругому и гладкому, как у девочки, телу. Мало кому из баб удается так классно выглядеть в двадцать девять лет, да еще при столь специфической работе. А ей удается, да так, что во время ее выступления возле хромированного шеста у мужиков — посетителей «Луны» — стоит выше стола и дымится.

А ведь славно они вчера оттянулись, есть что вспомнить! Впрочем, как всегда... Ляля, или просто Ленка, была настоящей профессионалкой и знала себе цену. От двухсот до пятисот баксов за ночь. В раскрутке мужиков Лялька была вне конкуренции. Некоторых ее постоянных клиентов Леха знал лично. Прибашленный коммерсант, хозяин крупного издательского дома «Волна», братан из ростовской группировки, чиновник из Смольного, банкующий городской недвижимостью, и даже высокопоставленный мент, один из заместителей начальника ГУВД. Его давно купил, еще в бытность мента простым капитаном, один бывший налетчик, а ныне хозяин казино «Полярная звезда» Леня Флоренский. Поговаривали, что дела у игорного магната последнее время шли стремно. Какие-то непонятки с ворами из-за авторитета Крестового Бати, погибшего в казино при взрыве, устроенном залетными беспредельщиками. Впрочем, плевать, то чужие головняки, к нему, Лехе Реаниматору, не последнему человеку в группировке Саши Мальцева, они не имели никакого отношения.

Часы на стене спальни показывали половину седьмого утра. Уснуть уже вряд ли удастся. А Лобастый подъедет только к девяти.

Реаниматор встал с кровати, натянул валявшиеся на ковре трусы, прошлепал в ванную, пустил холодную воду и сунул под тугую струю свою коротко стриженную голову. Потом вытер ее полотенцем, поскреб трехдневную щетину, с которой никогда не расставался, регулируя длину при помощи насадки на электробритву, и, приблизив лицо к зеркалу, внимательно всмотрелся в свое отражение.

Глаза в красной паутине капилляров, рожа помятая, на висках выступила ранняя седина. И это в неполных тридцать пять лет!

Нет, что ни говори, а работа в братве по своей вредности и травматизму, как физическому, так и морально-психологическому, заметно опережает многие другие профессии. За исключением разве что до сих пор не вымерших с голодухи, как мамонты, честных ментов да еще космонавтов. Те, в натуре, пашут на износ. А ведь не сделай его судьба нечаянный вираж много лет назад, когда он, на последнем курсе мединститута, по дурости загремел в тюрягу, был бы он сейчас не Реаниматором, а врачом-реаниматором. Тоже, понятное дело, не шибко спокойная работенка, но разве сравнишь с теперешней?..

Умывшись, Леха вернулся в спальню, опять взглянул на часы, стащил с Ляльки, перевернувшейся во сне на живот, край одеяла и без лишних сантиментов звонко хлопнул ладонью по бронзовой заднице.

— Ай, больно же, дурак! — совсем не сонным голоском взвизгнула стриптизерша и, резко перекатившись на спину, схватила подушку и запустила ею в Реаниматора. Леха без труда поймал подушку, небрежно кинул ее на кровать и спросил хмуро:

— И давно ты не спишь, дарлинг?

— Давно. С тех пор как ты разбудил меня своими тарзаньими криками, солнышко.

— Вставай. И не разевай рот без надобности. Мне пора сваливать на работу. Пожрать хочешь? У меня на кухне — как в супермаркете.

— Знаю я вашу работу, господа гангстеры. Нет, есть не буду. Только крепкий кофе и сигарету. У меня по плану сегодня разгрузочный день. С этими дурацкими кабаками я за неделю набрала лишних триста граммов, — совершенно серьезно пожаловалась Ляля. Легким движением рук танцовщица поправила шелковистые, с оставшимися после выступления блестками волосы и по-кошачьи сладко потянулась, выставляя маленькую крепкую грудь. Представ перед Реаниматором во всей своей прелести, призывно склонила голову набок, хитро прищурилась и промурлыкала нечто явно недвусмысленное, облизнув губы кончиком языка.