Анатолий Афанасьев - Гражданин тьмы Страница 3

Маша поставила на стол сковородку с жареной картошкой и котлетами, а я поскорее потянулся к графинчику.

— И мне, — попросила она.

Лицо усталое, отеки под глазами, резко очерчены виски и скулы. Видно, действительно переутомилась за эти три дня. Хотя… В былые годы всякое бывало в нашей жизни, увы, это не первая моя несанкционированная отлучка.

Выпили водки, и я набросился на картошку и котлеты и на черную свежую краюху — ах какой запах, какой изумительный вкус у еды, когда по-настоящему голоден! Маша вяло поклевывала квашеную капустку из алюминиевой мисочки. Следила за мной с вековой печалью в глазах. Конечно, не верила в мое беспамятство.

— Что это? — спросила вдруг с испугом, подобралась ближе, пальцем дотронулась до моего бока, чуть пониже ребер.

Я взглянул — и натурально побледнел. Алый ровный шрамик с пятью припухшими стежками наисвежайшего происхождения. Примерно на том месте, где режут аппендицит. То есть где бывает след после того, как вырежут воспаленный отросток. В тот же миг я ощутил в боку жжение и легкое покалывание. Пробрало меня, ох как пробрало! Даже аппетит пропал.

— Что это? — повторила Маша, округлив глаза — У тебя же не было.

— А теперь есть. — Я помял шрамик, потер, погладил. Совсем как в фильме ужасов — и черные узелки ниток торчат. Шрам аккуратный, но похоже, зашивали наспех.

— Толя! — вскричала жена.

— Что Толя? Я пятьдесят лет Толя, — набухал себе вторую порцию водяры, осушил, не закусывая. Потом закурил. Не хотел пугать Машу. — Подумаешь, шрам. Вот у Петракова — помнишь Петракова? — был похлеще случай. У него мания величия, помнишь? Родителеву квартиру продал и купил джип «Чероки». За сорок тысяч баксов. И на другой день машину угнали. Только и доехал из магазина до дома. Вот настоящее человеческое горе, а тут какой-то шрам. Да я…

— Толя, что с тобой?! — Требовательный взгляд, призывающий опомниться, прийти в себя. Полный сочувствия и скорби. Маша была не только женой, она была моим другом уже около тридцати лет, проверенным во всех отношениях.

Я рассказал ей подробно все, что помнил, начиная с того момента, как вышел из дома, как потолковал с водилами о том о сем, как пошел в магазин за хлебушком, как подбежала красотка Сашенька, как мы курили на скамейке в кустах и я отвечал на смешные вопросы, и об обещанных пяти тысячах долларов, и о том, как понюхал газовую трубочку… Старался не упустить ни малейшей детали, ни единого нюанса: ведь именно в каких-то мелочах могла таиться зацепка, разгадка случившегося. Голова кружилась от водки и темного страха, который я скрывал, но Маша догадывалась о моем состоянии, она сама была не в лучшем.

— Фирма "Реабилитация"? — спросила она. — Что же это такое?

— Не знаю.

— Ничего не понятно.

— Мне тоже… Давай еще по глоточку?

— Нет, надо ехать.

— Куда?

— Как куда? В медицинский центр. Сейчас позвоню Самуилу Яковлевичу. Это тот врач, которого я вызывала. Очень опытный. Он мне понравился. Там, конечно, обдерут, но ничего не поделаешь.

Она права, ничего не поделаешь. Ехать надо, но не сейчас же, не на ночь глядя.

— Машенька, успокойся. Поспим, отдохнем, а завтра с утра…

— Центр работает круглосуточно… Толя, мы должны узнать. А вдруг…

— Что — вдруг?

Перевела испуганные глаза на шрам, и я в десятый раз его потрогал, помял. Жжения уже не было, и боли не было. Но нитки торчали, портили настроение.

— Вдруг туда что-то зашили?

— Кто зашил? Что?

— Но кто-то же это сделал? Зачем?

Поехали утром. Предварительно Маша созвонилась со своим Самуилом Яковлевичем. Центр "Здоровье для вас" располагался в Новых Черемушках, в продолговатом сером здании. Внутри оно выглядело богаче, чем снаружи: ковры в коридорах, хрустальные люстры, стильные интерьеры — все почти как в театре, из чего я, естественно, сделал вывод, что надо было ехать не сюда, а в нашу уютную районную поликлинику. Маша, как часто у нас бывало, легко отгадала мои мысли.

— Толечка, об этом не думай. Мне вчера заплатили Каримовы. Здесь хорошие врачи, самая лучшая аппаратура.

Самуил Яковлевич, похожий одновременно на Айболита из старого фильма Быкова и на великого авантюриста Бориса Абрамовича, произвел на меня приятное впечатление. Услышав, что я пришел выяснить, что это за шрам на мне, потому что не знаю, откуда он взялся, он ничуть не удивился, глубокомысленно кивнул.

— Что ж, бывает, — и, подумав, добавил:

— Прежде редко бывало, а теперь сплошь и рядом. Расскажите поподробнее.

Я рассказал. Почему бы и нет. Не подробно, конечно, а так, основную канву. Не был, не помню, не знаю. Фирма «Реабилитация». Пять тысяч зеленых. Газ из баллончика. Доктор опять не выказал никакого удивления, зато краснощекая медсестра, расположившаяся за приставным столом, хихикала и охала, будто ее щекотали. Самуил Яковлевич сделал ей замечание:

— Нина, прекрати! Нельзя быть такой впечатлительной! — и мне задал лишь один уточняющий вопрос:

— На печень раньше не жаловались?

— Только с похмелья.

— Так, может быть?..

— Нет. Ни грамма, доктор.

Самуил Яковлевич самолично отвел меня на рентген, потом к хирургу. Маша нас сопровождала, вела себя сдержанно и печально. У хирурга мне пришлось довольно туго. Энергичный мужичок лет сорока ловко повыдергал черные нитки, смазал половину бока йодом, при этом намял животину так, что боль из паха переместилась в затылок. Меня ни о чем не спрашивал, лишь уважительно заметил:

— Лазером поработали. Молодцы.

Вместе с Самуилом Яковлевичем они долго разглядывали снимки под разным освещением, многозначительно переглядывались, обменивались туманными междометиями и наконец вынесли приговор.

Хирург сказал:

— Абсолютная пустышка. Но можно вскрыть. Самуил Яковлевич возразил:

— Понаблюдаем денек-другой. А там как бог даст. Вернулись к нему в кабинет, Маша осталась в коридоре. Что мне понравилось в этой больнице, так это полное отсутствие публики. В длинных коридорах — как в пустыне. Только один раз пробежали двое санитаров с носилками, да из стоматологического отделения, где на стене у входа висел рекламный плакат с изображением ослепительно улыбающегося негра с зазывной надписью: "ХОЧЕШЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ?" время от времени доносились душераздирающие крики.

Доктор смотрел на меня задумчиво.

— Случай не совсем ординарный.

— Да уж, — согласился я.

— Все-таки мне кажется, вы чего-то недоговариваете. Давайте начистоту. Обещаю, дальше этих стен никакая информация не уйдет.

Медсестра Нина притворилась глухонемой: зажала уши ладонями и закрыла глаза.

— К сожалению, мне нечего сказать.

— Хорошо, поставим вопрос иначе. Какой помощи вы ожидаете от нас? Вы не больны, насколько можно судить. Все внутренние органы на месте.

— Вы уверены в этом?

— В принципе ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о мужчинах вашего возраста. Можно сделать более тщательное обследование, положить в стационар. У нас прекрасные условия, ведущие специалисты… Но, разумеется, цены…

— Самуил Яковлевич, вы когда-нибудь сталкивались с чем-нибудь подобным?

— Сколько угодно, голубчик… Что вы, собственно, имеете в виду?

— Ну как же… Три дня провал. Потом этот шрам. Меня оперировали или нет?

— На это нельзя ответить однозначно. Думаю, мы имеем дело с некоей фантомной реальностью. Но это уже не мой профиль. Возможно, вам следует обратиться в соответствующие органы.

Мне пришла в голову мысль, что кто-то из нас сильно лукавит. Судя по открытому, доброжелательному взгляду Самуила Яковлевича, он подумал то же самое.

— У нас в доме есть один, — неожиданно вмешалась медсестра Нина. — Кличка Циклоп. Наркоман, пьяница — жуть. В аварию попал, ему ногу отчекрыжили. И все под кайфом. Ничего не помнил. Извините, Самуил Яковлевич.

— Ниночка! — строго заметил доктор, — Тебе лучше не встревать с разными глупостями.

По некоторым штришкам я понял, что отношения у Айболита и его белокурой помощницы более чем доверительные. Пора было отчаливать.

— Сколько с меня за консультацию? — спросил я бесцеремонно, но доктор ничуть не смутился, хотя как бы немного загрустил.

— Да что же, голубчик, лечения как такового не было… Обычно мы берем дороже… С вас, пожалуй, достаточно триста долларов.

Лучше бы ударил по башке колуном. Но внешне я не дрогнул, сказал:

— Хорошо, сейчас…

Вышел в коридор к Маше и назвал сумму. Моя любовь встретила разорительное известие геройски. Слегка побледнела, покопалась в сумочке и достала несколько зеленых бумажек.

— Не расстраивайся, Толечка. Каримов за своего оболтуса заплатил сразу за три месяца.

— Выходит, ты знала, какие тут цены?

Она невинно моргала глазами, и в них проступили две прозрачные слезинки.