Уоррен Мерфи - Белая вода Страница 3

Последняя бухта троса исчезла в холодной негостеприимной Атлантике, и Роберто Резендеса охватила глубокая печаль. Вот так закончился последний замет «Санто Фадо». Недостойно.

Все последующие события разворачивались с ужасающей быстротой.

С плавбазы спустили два серых баркаса. Они направились к «Санто Фадо». Еще можно было попытаться удрать, но Роберто решил, что это было бы неразумно. Не было доказательств, что он что-нибудь нарушил. Подозрения – конечно, но доказательств – никаких. Трал уже на дне.

Когда баркасы подошли поближе, Роберто и его сыновья с удивлением уставились на сидевших в них людей. Их лица были неестественно белыми. И еще на этих лицах были странные вертикальные голубые линии, образовывавшие симметричный узор вокруг носа.

Роберто припомнил, что рыбаков из Новой Шотландии называли «синеносыми», потому что краска с перчаток переходила на носы, которые часто приходилось вытирать на холоде. Но рыбаки на баркасах Новой Шотландии не красили лица белой краской и не называли свои суда французскими именами.

Лишь когда баркасы подошли к их судну с обоих бортов, стало ясно, откуда эта белизна.

Это был самый натуральный грим. И голубые полоски, образовывавшие завитки, – тоже. Сперва Роберто подумал, что этот орнамент означает рыбу. Это было естественно – рыба была смыслом всей то жизни. Но этот орнамент не был рыбой. Слишком разукрашено. Иногда таким орнаментом покрывают чехлы оружия. У этого орнамента Роберто не знал ни названия, ни значения. Только что-то знакомое в нем было.

– Зачем они так себя разрисовали? – удивленно прошептал Карлос.

– Для защиты от холода, – ответил Роберто, думая, что это может быть правдой. Какая может быть другая причина?

Лодки ткнулись носами в корпус старого траулера и зачалились. Роберто приказал сыновьям помочь. Сам он стоял на качающейся палубе, дрожа в непромокаемых оранжевых штанах и резиновых сапогах, накинув на голову капюшон тускло-серой штормовки. Он все еще думал о Патриархе, которого чуть не поймал.

– Кто из вас говорит по-английски? – обратился он к первому из белолицых, поднявшихся на палубу.

Кажется, никто. Вместо ответа они извлекли пистолеты и направили на рыбаков.

– Вы инспектора канадской рыбоохраны? – нервно спросил Роберто, зная, что иногда рыбоохрана действует под прикрытием.

Ответа не последовало. Даже по-французски. Странно. И лица странные, с этими синими клоунскими ртами и жирно наведенными носами, от которых отходили на белые щеки стрельчатые крылья.

– Это судно Соединенных Штатов, – сообщил Роберто, подумав, что вдруг из-за испанского имени на корме их приняли за испанцев. Даже сейчас, два года спустя после так называемой Палтусовой войны, отношения между Канадой и Испанией были весьма натянутыми.

Не говоря ни слова, разукрашенные матросы стали подталкивать их к лодкам. Правда, при этом слышалось какое-то невнятное ворчание. Может быть, даже на французском, но Роберто не был в этом уверен. Слишком мало он знал этот язык.

Молча кивнув сыновьям, он повел их к ожидающему баркасу.

– Мы должны повиноваться этим людям, потому что мы в их территориальных водах, – просто сказал он.

Вскоре их доставили к плавбазе. Один из матросов остался на «Санто Фадо». Если их траулер арестован, хлопот не оберешься. Такое уже случалось, когда шла свара из-за палтуса. Ловцы морских гребешков теряли суда из-за незаконного промысла. Им их так и не вернули.

Когда они подходили к «Арен Сор», Роберто заметил что-то в воде. Оно было похоже на устремившуюся к цели акулу. Или дельфина. Но вода была слишком холодна для дельфина.

И тут его поразила внезапная догадка: торпеда! Белый пенистый след стрелой мчался к огромному судну.

Роберто попытался что-то сказать, показать пальцем, но в ответ получил хмурый взгляд и взмах стволом пистолета. Что-то было неестественное в полном молчании этих белолицых.

Роберто стал отсчитывать долгие секунды до взрыва.

Да, это могла быть только торпеда. И она быстро приближалась. Тускло поблескивал в серой воде металл. На вид она была длиной с человека. Или Патриарха, подумал он. Нет, это невозможно. У трески серебристая кожа. К тому же эта штука идет, как машина.

Три секунды, продолжал отсчитывать про себя Роберто. Две. Одна...

Белая стрела шлейфа воткнулась в борт судна чуть пониже ватерлинии.

Взрыва не последовало. И удара тоже. Вообще ничего. Пенный след вошел в борт судна и исчез.

Может быть, действительно бурый дельфин, играя, поднырнул под судно.

Роберто вновь вернулся мыслями к собственному тяжелому положению. Когда баркас подошел к плавбазе, со шлюпбалок спустились тросы и баркас втянули в грузовой люк, который тут же захлопнулся.

Их отвели в вонючий трюм, где вытряхивали рыбу из сетей, тут же разделывали и замораживали.

Даже на взгляд потомственного рыбака Роберто Резендеса, зрелище было отвратительное. Огромный перерабатывающий завод. Вот почему нет трески. Такое судно за день сжирает целый косяк, выплевывая консервы для кошек и рыбные палочки.

Такое судно принадлежит компании. Ни одной рыбацкой семье оно не по карману.

– Вот поэтому, – шепнул он сыновьям, – у нас и нет будущего.

Рыбу чистили – потрошили и разрубали пополам – на конвейерах в охлаждаемых отсеках. От вони рыбьих внутренностей в и без того спертом воздухе трюма могло стошнить.

Проходя мимо иллюминатора, Роберто улучил момент и взглянул на шероховатую поверхность моря. Там, в холодной зеленовато-серой воде Атлантики, он увидел, как волны заливают ржавый нос «Санто Фадо». Именно так. Он застыл, но его толкнули вперед.

Выглянув в следующий иллюминатор, Роберто не увидел и следа своего траулера. Только одинокий баркас уходил с того места, где Роберто оставил свое единственное средство существования.

Возможно ли это? Они действительно потопили траулер? Не может быть! Роберто ничего не сказал, но все его тело охватило холодным потом, а живот скрутило уже не от невыносимой вони, а от страха за свою жизнь – и жизнь своих сыновей.

Их привели в обитое сталью помещение, пол которого был устлан рыбьей чешуей и зловонными внутренностями. Роберто знал, что это такое. Из этой падали делают рыбную пасту «сусуми». Может быть, прямо здесь. Потом ее продают как еду для кошек.

Дверь захлопнулась. Дурной признак. В таком помещении не допрашивают.

– Я хотел бы объяснить... – начал Роберто.

Его слова остались без внимания. Рабочие в ярко-оранжевых куртках и черных резиновых сапогах длинными вилами подбирали внутренности и сбрасывали в чан. Там вращались какие-то острые лопасти или что-то в этом роде. Они гудели, перемалывая костистую рыбу, чтобы кости стали мелкими, мягкими и удобоваримыми.

– Мы не брали треску. Мы выслеживали Патриарха. Понимаете?

Роберто повторил слово «треска» и освященным веками жестом показал ее длину. Разумеется, размаха его рук не хватило показать размер трески, за которой он следил на своем эхолоте.

Белолицые громко засмеялись. Рыбацкая байка. Они решили, что он рассказывает рыбацкую байку. Это было ясно.

Роберто стал лихорадочно вспоминать португальский в поисках общих слов, которые мог бы понять француз. В этих языках было много общих корней. Может, хоть так они смогут понять его. Можно еще договориться с этими людьми, пока еще ничего не случилось. Он вспомнил французское название трески и сам удивился, что помнит.

– «Морю», – неуверенно пролепетал он, ковер кая произношение.

Один из рабочих показал рукой на чан, где перемешивалась рыба.

– «Пуассон ша», – ответил он. В голубой улыбке появилась красная щель – будто скумбрию взрезали.

– А?

– «Пуассон ша».

Улыбка стала шире, красные десны и раскрытые губы гротескно выделились на фоне белого грима.

– Рыба-кот! – воскликнул Роберто. – Да, рыба-кот. Понимаю.

Но он ничего не понимал. При чем тут рыба-кот? В холодных водах Атлантики ее не ловят. Это пресноводная рыба. Что они называли «рыба-кот»?

И тут его внезапно осенило. Это не рыба-кот. Рыба для кошек! Они делают пищу для кошек! Это они и хотели сказать.

На обветренном лице Роберто Резендеса отразилось облегчение, и он глуповато улыбнулся.

Именно в этот момент двое подошли и выпотрошили Карлоса. Это случилось с ошеломляющей быстротой.

Двое белолицых. Они шагнули вперед, взмахнув длинными рыбацкими ножами, и один всадил лезвие в ничего не подозревающего Карлоса справа, а другой – слева. В живот. В самый низ. Ножи соприкоснулись с глухим лязгом глубоко в кишках старшего сына Роберто Резендеса, и Роберто вскрикнул вместе с Карлосом. Как стереозвук.

Одновременно с ними вскрикнул Мануэль. Взметнувшееся лезвие ножа отделило ему нос. Он упал у ног своего владельца, абсолютно не изменив формы. Мануэль побежал. Точнее, попытался.

Кто-то поддел его крюком, как рыбу. Шестом с крюком на конце, за спину. Как рыба, Мануэль рухнул на грязный пол и забился, когда гарпун пронзил его беспомощное тело. Острие издало невыносимый скрежещущий звук, скользя по живой кости.