Сергей Зверев - Живой позавидует мертвому Страница 30

– Хоть бы уже песню какую-нибудь запели. Мы бы развлеклись чуток, – шутливым тоном промолвил Зиганиди.

– Ну, разве что развлеклись бы... – с грустью вздохнула Сабурова.

– Даже если бы они спели песню на другом языке, это ничего бы не изменило. Мы бы просто узнали, что у парней на этом чертовом кабелеукладчике более-менее широкий музыкальный кругозор. И всё, – заметил Боцман.

– А если бы это был гимн всемирной ассоциации шахматистов? – Николай опять хотел подтрунить над другом и уже ожидал от него ответной реакции. Однако в тот самый момент случилось невероятное.

В очередном диалоге на непонятном языке внезапно отчётливо прозвучала на русском языке фраза: «А не спеть ли нам песню о любви перед тем, как нас за ту самую транспортную торпеду поимеют? Я давно говорю, что не надо кота за яйца тянуть. Действовать надо! И чем быстрее, тем лучше. Ай, что еще говорить... Двести раз повторяю одно и то же, а вам по барабану. Идите-ка вы все в задницу со своей осторожностью! Я в каюту, раскатаю партейку. Если чего надумаете, то зовите». Один из собеседников вслед удаляющимся шагам автора этой тирады бросил на ломаном русском: «Да пошёл ты сам куда подальше». Далее разговор продолжался всё на том же недоступном для понимания языке.

Нагибин и вся команда несколько минут пребывали в полном ступоре. Они ожидали какого угодно поворота событий, но только не такого. Вульгарные словесные конструкции, прозвучавшие в записи, вызвали определённый дискомфорт. Не потому, что Виталий, Николай и сам Фёдор Ильич никогда так не выражались, а потому, что они с первого дня работы в команде негласно решили не употреблять таких выражений при Екатерине. Впрочем, она была обескуражена самим фактом осмысленной русскоязычной фразы, а не вульгарностями в ней.

– Ну, кто из вас что-либо по этому поводу скажет? – прервал контр-адмирал затянувшееся всеобщее молчание.

– Хорошо по-русски говорит. Образно так. Сочно... – сказал Зиганиди, рассчитывая вызвать улыбки напарников.

– Это мы все заметили, – серьёзным тоном отреагировал командир. – Что еще?

– Мужик упомянул транспортную торпеду, которую они наверняка потеряли. По-моему, и дебютанту желторотому понятно, что речь идёт о той самой торпеде, которую обнаружили Катя и Коля. А значит, боевой пловец, использовавший её, был всё-таки не с острова, а с кабелеукладчика, – высказался Боцман.

– Но почему этот человек говорил по-русски в то время, когда остальные общались на другом языке? – растерянно спросила Сабурова.

– Да кто ж его знает! Может, наёмник какой, – неопределённо ответил Зиганиди и развёл руками.

– Арабы, не говорящие по-арабски, русскоязычный член экипажа, «партейка»... Что к чему, ребята? Как мы будем распутывать этот клубок загадок? – обратился ко всем присутствующим Нагибин, вглядываясь в лица каждого участника спецгруппы.

В радиорубке снова возникло молчание. Боевые пловцы пытались осознать сложность загадки, вставшей перед ними. Вместе с тем немного забавляла парадоксальность ситуации: едва разобрались с одним вопросом, как на его месте возникли несколько других. Не находилось даже самой малюсенькой зацепки для получения точных или хотя бы правдоподобных ответов на них. Оставалось прослушать прочие записи, полученные с кабелеукладчика в надежде на то, что они каким-либо образом смогут прояснить ситуацию.

Глава 18

Безвыходное положение нередко заставляет людей мыслить нестандартно. Мыслить для того, чтобы выйти из этого самого положения. И то, что в обыденности может показаться наивным и глупым, при отсутствии большого выбора ходов становится реальным средством спасения.

– Главное – никогда не отчаиваться и не сдаваться, – напомнил Волошин младшему коллеге.

– Я это знаю. Но никак не могу этим знанием самостоятельно воспользоваться на практике, – с грустной улыбкой промолвил тот.

Русские заложники находились в жилом ангаре в своей каморке. Неяркая постоянно горящая лампочка освещала убогий интерьер: два лежака между стен-перегородок.

– А если охрана заметит? – опасливо спросил Кобзев.

– Надо сделать так, чтобы не заметила, – деловито ответил Волошин.

В этом закутке, отведенном им террористами, русские мастерили воздушного змея. Точнее, мастерил Алексей Николаевич, а Егор был помощником. Последний никогда в жизни не занимался подобными вещами. В детстве хватало других развлечений. А вот Волошин в отроческие годы такого добра переделал множество. Естественно, в бандитских застенках воздушный змей понадобился не для праздной забавы.

Для изготовления простого «плоского» змея не нужно было искать какие-то особенные материалы. Всё, по сути, было под рукой. Тонкие рейки были сорваны с перегородок, нитки – взяты из подстилок на лежаках. Вместо куска ткани использовался простой полиэтиленовый пакет, который случайно нашёлся под лежаком эпидемиолога.

– Жалко, что клея нет, – сетовал Алексей Николаевич и тут же успокаивал себя и в первую очередь товарища: – Но ничего страшного. Получится и без клея.

Товарищ очень сильно хотел верить в это. Он внимательно следил за уверенными движениями старшего коллеги.

Волошин расположил две рейки крест-накрест и скрепил нитками. С меньшей стороны к ним таким же способом была добавлена третья – короткая – рейка. По контуру реек он натянул, соединяя все углы, нитку. До этого её долго выбирали, вытягивая разные по прочности нити из подстилок и занавеса, отделявшего каморку от остальной части ангара.

– Запомни на будущее, – спокойно, будто свобода не за горами, говорил Алексей Николаевич. – Обтяжку лучше всего наклеить, а концы при этом подвернуть, захватывая нитку. Но за неимением клея придется крепить её опять же нитками.

– Долго придётся возиться, – не столько с упрёком, сколько с сожалением промолвил Егор.

– А мы никуда не спешим. Время есть. Иди пройдись по ангару. Узнай, как там наши соседи и охрана.

Эпидемиолог вышёл из закутка, а его старший товарищ продолжил корпеть над змеем. Когда полиэтиленовый пакет, наконец, был прикреплен к рейкам, настал черед уздечки и хвоста. Для этого Волошин использовал капроновую нить, моток которой чудом сохранился у Кобзева.

– Всё тихо, – сообщил Егор, вернувшись в каморку. Он с восторгом посмотрел на почти готового змея. Коллега как раз прикреплял «капронку», на которой воздушный змей должен был держаться.

– Я всё время забываю, как такая штука называется, – признался младший коллега.

– Это леер, – не замедлил с ответом Волошин. – И чем он длиннее, тем больше шансов, что змей будет парить в небе высоко и красиво. Впрочем, нам сейчас он нужен не для красоты...

Затея со змеем предполагала ряд работ. Заложники собирались разобрать крышу ангара. Не всю, а небольшую её часть сбоку, где невысоко. По всем расчетам сделать это было не так трудно, так как само ангарное помещение укрывалось дюралевыми листами. Через разобранную крышу они и планировали ночью запустить воздушного змея. Именно ночью дул бриз. По мнению Алексея Николаевича, имелся определённый процент вероятности, что воздушные потоки подхватят и донесут змея до берега.

Леер при таком раскладе нужен был лишь на время. Когда змей достиг бы нужного воздушного потока, надобность в шнуре для управления им отпала бы сама по себе. Ведь змей изготавливался исключительно для того, чтобы ветер унес его к берегу.

– Главное, чтобы он не упал на этот треклятый остров или в море рядом ним! – назвал Волошин одну из вероятных неудач. – Если упадёт, тогда пиши пропало. Анвар, конечно, самодур, но отнюдь не дурак. Он всё поймёт...

– В любом случае, наша попытка связаться с внешним миром лучше, чем полное бездействие, – не стал впадать в меланхолию Егор. – А Анвар пусть задушится от своей собственной злости и лживости...

После вечерней кормежки охранники привычно бегло осмотрели каморку. Змея они не нашли. Он висел за перегородкой, которая примыкала к ангарной стене. Там был узкий проход, и охрана туда никогда не заглядывала. Алексей Николаевич указал коллеге на то, как хорошо вовремя обращать внимание на мелочи и использовать их в своих целях.

Кобзев достал несколько листов бумаги и шариковую ручку, которые он прихватил во время последнего своего пребывания в лаборатории. Волошин диктовал ему по-русски, а он автоматически переводил на английский язык и записывал. В первой записке содержалось обращение к нашедшим с просьбой отнести змей в полицию. «Это очень важно!!!» – несколько раз обвёл ручкой Егор и поставил восклицательных знаков больше обычного. Во второй записке сообщалось о наличии бактериологического оружия у террористов. Но вместе с этим особо отмечалось, что оно жизнестойко только на протяжении сорока восьми часов, которые на момент запуска уже истекли. Акцентировалось внимание на том, что террористы будут угрожать мертвой бактерицидной культурой, не способной никому принести вреда. В конце обеих записок стояла дата. Благо, ни один, ни другой русский, находясь в заложниках, не потеряли счет дням.