Александр Шувалов - Переводчик Страница 30

Многочисленные родственники при власти диссидента-расстригу (назовем его Лэ) снисходительно жалели и время от времени подкидывали крохи с барского стола. Сначала ему отстроили дом в столице, где по четвергам собирались вперемешку бизнесмены, деятели культуры и дорогие проститутки. Туда всегда можно было привести иностранцев, дабы они воочию убедились, что культурная и деловая жизнь в стране вовсю кипит, а заодно послушать, кто и что будет говорить, выпив и баб поглаживая...

Дальше – больше. В конце семидесятых Лэ стал хозяином шикарного загородного особняка в сотне километров от столицы, куда его политродственнички вовсю таскали иностранных (читай – американских) партнеров для встреч без галстуков, а порой – и без штанов, если на встречах присутствовали дамы легкого поведения. Естественно, особняк был просто нашпигован разной записывающей аппаратурой – ведя дела со штатниками, родственники дядюшки Лэ старались подстраховаться.

Не учли они только одного. Не такой уж и дурак был «хозяин» виллы, чтобы не понять, какие дела крутятся и какие деньжищи проходят, и все мимо него! А поняв, возненавидел всех своих родичей, чувствуя себя ограбленным и изнасилованным одновременно. В душе бывшего специалиста по творчеству Диккенса забушевали прямо-таки шекспировские страсти и... На этом его и подцепил Саня Котов, скрупулезно изучивший политическую флору и фауну региона.

Они «случайно» встретились на корпоративной вечеринке в торговом представительстве фирмы «Мерседес» в столице, куда дядюшка Лэ время от времени выезжал, чтобы отвлечься от загородной жизни. Разговор почему-то зашел о творчестве Диккенса, и молодого советского журналиста (а именно в этой роли выступал Котов) просто потрясла глубина знания предмета разговора его нового знакомого, и он не постеснялся ему об этом сказать. И попал в яблочко! За долгие годы дядюшке Лэ просто осточертело вежливо-снисходительное отношение со стороны родственников, сотрудников родственников и даже шлюх родственников. Ему хотелось, чтобы его слушали, развесив в восхищении уши. Ему хотелось... ему так хотелось уважения, черт побери! Новый собеседник, а потом и приятель прекрасно умел уважительно и восхищенно слушать. И Лэ понесло, и он разговорился! На голову мнимого корреспондента «Известий» высыпалось столько интересного и разного, что вскоре на встречи с Лэ липовая акула пера стала брать по нескольку портативных диктофонов, так как в память одного все сказанное перестало вмещаться, а менять пленку посреди доверительной беседы – неэтично.

Глава 26. Где-то в Юго-Восточной Азии. Бурятские степи в огне... Продолжение

Со временем общение со своим новым приятелем, добродушным здоровяком, тем не менее смотрящим на своего старшего просвещенного собеседника снизу вверх, стало для Лэ потребностью. К тому же к моменту завязывания их крепкой мужской дружбы доходы от торговли наркотой клана в очередной раз скакнули вверх, и это опять никоим образом не отразилось на благосостоянии лично Лэ. Чаша терпения азиатского диккенсоведа переполнилась настолько, что ему хотелось уже не доли, а мести.

Коварный Саня Котов грамотно попользовался святыми чувствами бедного родственника, намекнув, что может способствовать его сотрудничеству с динамично развивающейся националистической оппозицией (одна из последних побед политической разведки сыплющегося СССР).

Короче, на вербовку Лэ пошел охотно. Результаты анализа первых полученных от Лэ документов вызвали в центре определенный ажиотаж и вполне законное желание разжиться на этом деле чинами и наградами. Времена настали такие, что думать стали не о том, как дело сделать, а о том, как бы на всем этом попаразитировать.

К тому же, как назло, управлением в ГРУ, к которому относился в то время Саня, командовал выдающийся советский разведчик генерал-лейтенант Рещук, достигший этого поста исключительно благодаря выдающимся талантам царедворца и жополиза.

Еще раз повторюсь, времена настали очень интересные, задули свежие ветры перемен, причем выдували они с командных высот исключительно толковых профессионалов и возносили к сияющим вершинам приятных для вышестоящих товарищей краснобаев и подхалимов...

Именно в это время сотрудники советских спецслужб, аки последние шлюхи, стали без разбора вступать в донельзя тесные отношения со своими иностранными коллегами, оптом и в розницу продавая всех и все. Чуть позже, при Борисе Непротрезвевшем, это достигнет масштабов катастрофических, и немногие оставшиеся честные офицеры спецслужб станут чувствовать себя одиноко и неуютно, как затесавшийся на сходняк черносотенцев раввин. Впрочем, вернемся к теме повествования.

В данном конкретном случае история вышла насквозь героическая. Дело в том, что резидентурой ГРУ во Вьетнаме аккурат в то же время руководил «дикорастущий» полковник (в неполные тридцать шесть лет) Олег Карповцев, за какие-то шесть лет (с тех пор как вышел замуж за дочь генерала Рещука) прошедший путь от капитана до полковника.

Проанализировав ценность добытых Карповцевым документов (Котов, естественно, нигде не упоминался, много чести), Рещук для начала объявил тому благодарность, а затем разработал план героической операции, результатом которой должен был стать ливень наград и чинов для всех участвующих (себе он скромно прогнозировал звездочку Героя) и долгожданный переезд любимого зятя в центральный аппарат. На белом коне, естественно.

План был прост и гениален одновременно. Группе офицеров резидентуры ГРУ во Вьетнаме предписывалось пешим ходом перейти границу с сопредельным государством и, прошагав какие-то двадцать километров в один конец, выйти к условному месту, забрать оставленные в тайнике заагентуренным Лэ документы и быстренько-быстренько тем же пешим ходом выдвигаться назад за орденами.

На месте была сформирована группа героев. Чудом затесавшийся в ее ряды Котов (он единственный худо-бедно изъяснялся на языке страны и знал местность) тщетно пытался отговорить своего начальника от этого идиотского «похода за зипунами». Его предложение смотаться туда самому под привычной легендой журналиста и элементарно все привезти было отвергнуто с ходу. Сане просто-напросто было предложено «работать тоньше» и «стать наконец профессионалом». Мысленно обматерив родное начальство и все вокруг него на пятьдесят километров, он приложил лапу к уху и сказал «есть!». После чего убыл в страну пребывания дядюшки Лэ попросить того изготовить тайник и что-нибудь туда положить, а заодно проследить за правильным оборудованием тайника, чтобы не получилось так же изящно и конспиративно, как тогда, на Пиренеях.

Один из его многочисленных приятелей, Геша Климов, как-то рассказал ему по пьяни страшную историю о том, как он по первой ходке участвовал в тайниковой операции.

Дело происходило на юге Европы, можно сказать на Пиренеях. Геша, тогда еще молодой и зеленый, как три рубля советского издания, офицер-разведчик, был направлен на ночную операцию по оборудованию тайника в прилегающий к столице того государства лес. Старшим на всю эту ужасную мокруху был назначен старый прожженный советский шпион в звании полковника. Геше по молодости лет и недостатку опыта предстояло работать землекопом.

Лес этот, надо сказать, совершенно не напоминал дальневосточную тайгу, а был гораздо более окультурен, нежели ЦПКиО им. Горького в Москве: заасфальтированные дорожки, лавочки через каждые пятнадцать метров и указатели для заблудившихся через каждые десять.

И вот, представьте себе этот подвиг разведчиков: ночь, тишина, только из-за кустов доносится легкое сопение и мужественный русский мат – грунт оказался плотноватым. Молодой, но перспективный советский разведчик Геша, утирая время от времени трудовой пот галстуком, остервенело роет нужного размера и глубины яму, сквозь зубы, комментируя по-русски идиотизм дорогого руководства, пожопившегося на шанцевый инструмент, много ли накопаешь одной малой туристской лопаткой, с этими почвами без кирки с кайлом не обойдешься... А старший, опытный и закоренелый товарищ сидит на пенечке, как Ленин в Разливе, покуривая и бросая окурки себе под ноги.

В конце концов молодость и мужество все-таки победили. Яма нужных размеров (1 х 1,5 х 1,4 м, не меньше) была отрыта, проложена сверху ветками, укрыта дерном и замаскирована. Старший со словами: «Отойди-ка в сторонку, дорогой» – достал из своего кейса маленький веничек, тщательно промел землю вокруг ямы и наставительно бросил напарнику: «Учись, молодой, пока я жив». Перекурили перед уходом – Геша, в насквозь мокром от трудового пота костюме-тройке, униформе советских разведчиков, жадно закурил первую за последние пару часов сигарету, старший товарищ – черт знает какую по счету папиросу «Беломорканал» производства фабрики им. Урицкого г. Ленинграда. И даже не подумал убрать за собой окурки, идиот!