Александр Бушков - Ашхабадский вор Страница 30

Алексей поднял автомат (еще один столь любимый духами «калаш», немудрено, что здешний народ отдает предпочтение «калашникову» – грязь, а главное песок «калашу» не страшен, эту машинку сложно вывести из строя, оттого так и любима она во всем мире), пробежал разделявшее аттракционы расстояние, запрыгнул на карусель.

– Все, начальник, здесь нормалек, – услышал он голос Гриневского. Голос раздался снизу.

Вслед за этим Таксист тоже забрался наверх. Странная, сюрреалистическая картина: два мужика с автоматами и с заросшими щетиной лицами проводят время на неработающей карусели – один сидит на обломках детской машинки, другой присаживается на конька-горбунка с оторванной взрывом головой – а вокруг метет песок.

– Вижу, и твой готов, – сказал Гриневский.

– А граната? – спросил Алексей. На более пространный вопрос он не нашел в себе сил. Не отдышался пока как следует.

Гриневский понял, что имеет в виду начальник.

– Евоная граната его и сгубила.

– Как это?

– Я ж тоже не пальцем деланный и не капустой вскормленный. Когда граната покатилась меж карусельных зверушек, я сиганул вниз, прижался к основанию этой балды, дождался буха и под прикрытием разлетевшейся трухи попер вперед. Я ж вкуривал, что этот бес не стоит памятником, скрестив руки на груди, а тоже вжался в землицу, чтоб собственным осколком не зацепило. А когда он отлепил от землицы буйну голову, первое, что он увидал, был я. Это кстати и последнее, что он увидал.

– Надеюсь, следующим, кого они оба увидят, будет гостеприимно улыбающийся им шайтан, – Алексей почувствовал, что наконец отошел от скоротечной, но крайне утомившей его схватки.

– Если я что-то секу в арифметике, то аллахакбаровцев осталось четверо. И что делаем по этому поводу, начальник?

– Давай сверим наши мысли, – сказал Карташ. – Поставим себя на их место. Итак...

– Рации замолчали у четверых... – продолжил Гриневский.

– Никто из них больше на вылазку не отважится.

– Чтоб я пидером стал, они засели у колодца. И от товара и не отлипнут.

– Но и всей толпой на одном пятаке сидеть не будут.

– Мы, конечно, можем пересидеть бурю рядышком с женским полом и дать аладдинам преспокойно уйти...

– Но это означает, что не испить нам более водички из колодца. И еще это означает, что идти придется пешком – когда есть верблюды...

– В конце концов, благое дело делаем – хоть один караван с отравой не дойдет до российских детишек.

Вкруг свистел, завывал, бесновался и плясал спятивший песок.

– Значит, договорились, – резюмировал Карташ.

– По рукам, начальник, – подтвердил Гриневский. – Давай тянуть спички, кому на разведку ползти.

Длинную спичку вытянул Таксист. Прежде чем ему отправиться на разведку, они вместе припомнили, как выглядят и чем богаты окрестности колодца. Потом вместе же выдвинулись к постаменту, лишенному неизвестно кем и когда своего памятника, возле которого Карташ, сунув нос под воротник, чтобы не наглотаться летучего песка, остался дожидаться возвращения Таксиста.

Гриневский вернулся через четырнадцать минут.

– Короче, начальник, все ништяк, – начал он свой отчет. – Один засел там, где мы и прикидывали, за автобусной остановкой. Второй...

– Второго, учитывая местоположение первого, я бы лично разместил на той трехметровой хреновине, где раньше, должно быть, стоял бак с водой.

– Верно, там. Знаешь, как я его засек? Он курил...

– Курил?! – искренне изумился Карташ. Офицерская составляющая его души возмутилась – как можно курить на посту, тем более зная, что противник где-то поблизости?! Не-ет, конечно, продолжим и дальше звать их душманами, однако однозначно – не у всех этих парней за плечами боевой опыт. Блин, ну надо же, курить на посту!

– Правда, не табачок смолил, – пояснил Гриневский. – Ветрюга донес до меня анашовый дымок. Нервы, видать, успокаивает, али-баба фигов. Расшалились нервишки у него от злобных приключений. Придется сходить подлечить. Эх, а курить, кстати, охота – спасу нет. Но я ж не он, когда нельзя – тогда нельзя, а когда можно – тогда и завсегда, со всем нашим...

– Хоре балагурить, не на арене.

– Тогда слушай, начальник, про верблюдов. Они смирнехонько лежат между деревом чинарой и домиком, который ты называл руинами барыжной администрации. Но мешков при верблюдах йок. Мешки, видать, отволокли в эту самую барыжную хибару. Один басмач верняком остался с верблюдами и товаром. Будем надеяться, что и последний из этой великолепной четверки тоже пасется где-то у верблюдов. Ясно дело, мы неусыпно зыркаем по сторонам и вверх. А то еще спрыгнет с дерева, как Тарзан.

– Первый этап понятен. Работаем гранатами. Ты берешь того, кто за остановкой, я – того, который вместо бака с водой. Дальше, как говорят командиры на постановке задач, действуйте, сынки, по ситуации...

К появлению Алексея Карташа возле опоры для бака часовой-курильщик выкурил уже свою последнюю косячину, и огонек его наводящим маяком сквозь бурю не светил. Старлей подобрался к объекту с подветренной стороны. Расчет простой: человек не будет постоянно стоять лицом к летящему песку, будет лишь изредка оглядываться. А уж тот, кто дымит на посту, лишний раз точно не обернется.

За те полторы секунды, что граната катилась по площадке для бака с водой, у опытного бойца включились бы чутье и рефлексы, он успел бы спрыгнуть вниз. Три метра – не высота. Правда, Алексей был готов к такому повороту... какового не случилось.

Взрыв разметал площадку, предназначенную для бака. Черная фигура полетела вниз, мельтеша руками и подвывая в тон песчаной буре. Впрочем, крик прервался еще до того, как анашист кулем рухнул на землю.

Минуло пять секунд, и со стороны автобусной остановки донесся гранатный разрыв, а спустя еще четыре секунды – автоматная очередь. Видимо, не все у Таксиста получилось с одной гранаты, пришлось наводить глянец стрелковым оружием…

Теперь – к руинам бывшей администрации рынка, к верблюдам, оставленным под чинарой.

Верблюды лежали на земле, подогнув под себя ноги, и монотонно двигали челюстями – воплощенная невозмутимость. Ни буря, ни взрывы не вывели их из равновесия. Настоящие жители Востока, одним словом. Карташ разглядел, как за невысокой глиняной оградой мелькнул силуэт. Разглядел – потому что они договорились, кто и откуда появляется.

Гранат у них больше не осталось, однако кто мешает воспользоваться страхомперед гранатой. Алексей уже подобрал по дороге подходящий по размерам камень. Те, кто засел в руинах – а уж один там непременно прячется, – слышали разрывы. И тут в их домик-пряник влетает темный предмет, размером схожий с Ф-1. Если б видимость была бы нормальной, фокус был бы обречен, а так... Не из стали же у них нервы.

Алексей подобрался поближе и метнул булыжник.

В одном из проемов руин вдруг выросла темная фигура, и заработал автомат. Через миг две автоматные очереди слились в общий стрекот: духа и Карташа.

– Вот так! – не удержался Алексей от торжествующего возгласа, когда силуэт в проеме, нелепо взмахнув руками и выронив автомат, завалился грудью на верхние камни фундамента. Да так и остался.

А потом, что-то вопя не по-русски, из дома выскочил последний дух с поднятыми руками.

– На землю! – громко скомандовал Карташ, не спеша приближаясь.

Басмач послушно лег. Приподняв голову, затараторил:

– Я мирный человек. Верблюд смотрю, кушать делаю. Меня по спине бьют: «иди-иди!» Как не идти! Дом, семья, дети совсем малый.

Пленник приподнял голову еще выше.

– Бери мешки, бери верблюд. Меня домой пускай. Отец нет – дети совсем плох...

Автоматная очередь заглушила это жалостливое бормотанье. Черные пулевые отметины наискосок покрыли белую спину замертво рухнувшего лицом в песок человека. Гриневский опустил оружие.

– А ты суров, – выдавил Карташ, чувствуя, что неприятно потрясен.

– Но справедлив, – подойдя, Таксист ногой перевернул убитого. Алексей увидел, что правая рука жмура сжимает небольшой нож с широким лезвием. Еще чуть-чуть, и басмач метнул бы его. И торчать бы этой штуковине в шее старшего лейтенанта ВВ…

– Считай, я тебе вернул должок за ту растяжку в тайге, – сказал Петр.

– Теперь и перекурить можно. Я тебе скажу, начальник, только одно, – сказал Гриневский, закуривая, – за этот уик-энд в веселом Уч-Кудуке я наглотался песку на всю оставшуюся жизнь… – И вдруг ухмыльнулся мрачно: – Футуроскоп, мать твою…

– Чего?

– Это я в книжке в одной дурацкой прочитал. В детстве еще. Прибор, типа, так назывался, который мог в будущее заглядывать и картинки всякие из этого будущего показывать.

– Ну и что?

– Ну вот я и представил себе… Только не смейся, ладно? Вот если б в такой приборчик я заглянул годика два назад, когда еще шоферил по Шантарску… Скажем, сначала на год вперед посмотрел: как он там, Петр Гриневский, примерный семьянин и законопослушный работник таксопарка, поживает. И что бы увидел, а? Этот самый Петр Гриневский почему-то в робе, говнодавах и стриженный налысо сидит на нарах в зоне, а вокруг урки, урки, урки… – Он выпустил облако дыма, тут же унесенное ветром пополам с песком. – Почесал бы я в репе и перенесся еще на полгода в будущее: может, ошибка какая случилась? И вот что вижу: лежит Петя Гриневский с автоматом в руках на каком-то кряже посреди болот, рядом – ящики, платиной битком набитые, вертолет, а вокруг – трупы, трупы, трупы… Да что за хрень такая, подумал бы я и для проверки скакнул еще хотя б на недельку вперед: а там Петя Гриневский, опять же с автоматом, посреди разрушенного луна-парка в пустом как после атомного удара городе, вокруг опять же трупы, да песок метет, что твоя пурга в феврале… Плюнул бы я да и разбил аппарат к едрене-матрене – врет техника, не может такого быть… Устал я что-то, начальник, – вдруг закончил он потерянно.