Павел Гейцман - Смертоносный груз «Гильдеборг» Страница 31

Вероятно, все это правда — похитили их и отступили на мозамбикскую территорию. От границы нас отделяло едва полчаса езды. Беневенто разложил карту и без устали переговаривался с капитаном в вертолете. Потом он махнул рукой, машина изменила направление и свернула с дороги.

Оба «Алоетте» уже открыли пальбу. Издалека слышался слабый стук авиационных пулеметов. Мы безжалостно мчались поперек плантаций. Предлог для карательной экспедиции, пришло мне в голову. Сержант Моор создал повод для вторжения на мозамбикскую территорию. Но почему? Зачем ему это?

Я чувствовал, как у меня дрожат руки. Тенсер вставлял ленту в пулемет. Я перестал замечать время. Только лес табачных стволов расступался перед нами и рушился. Никому до этого не было дела. А потом нас поглотила саванна с кучками кустов и деревьев.

— Деревня!

— Вперед, парни, вперед! — заорал Беневенто. — Все сожгите, не щадите никого!

Один за другим мы начали вываливаться из кузова. Транспортер — в паре метров впереди нас. Несколько круглых хижин. Это была самая беднейшая деревня, какую я когда-либо видел. Я стрелял веером короткими частыми очередями. Не целясь, так, как нас этому учили. Потом меня опалил жар огня. Соломенные крыши уже горели. Кучки голых черных людей бежали в саванну.

Ради бога, нет! Я не должен этого делать, не должен! Я спотыкался о глиняные сосуды и камни очагов. Хижины за мной рушились. Я бежал как в лихорадке. Это не была деревня сельскохозяйственных рабочих, здесь обитало примитивное племя. Какой это имеет смысл, кого наказали, что от этого и кто получит?

Вспыхнула сухая трава, машины остановились, полоса огня прорезала саванну. Степной пожар!

— Да хватит, хватит уже! — кричал я. Но я кричал по-чешски, никто меня не понимал. Вердинг трахнул меня по спине так, что я согнулся.

— Готово! — закатывался он от смеха.

— По машинам! — приказал поручик жестяным голосом через мегафон. — Едем дальше!

Как загнанный, я упал на дно кузова. Моторы взревели.

— Ликвидируем их в один прием! — выкрикнул поручик и с картой в руке определил направление. Я тяжело поднялся. Вертолеты летели низко над землей и палили изо всех стволов. Солнце дрожало, окутанное дымом. Я вытер себе опаленное лицо, оно было отвердевшим и чужим. Я свинья, такая же свинья, как и все остальные. Я должен отсюда выбраться, выбраться любой ценой. Перейду на другую сторону и сдамся в плен. Но я знал, что этого не сделаю: здесь я не в Европе, здесь меня ждет пуля. В этой форме — наверняка!

Я увидел высохшее русло с лужами вонючей воды, а на другой стороне… Я закрыл глаза.

— Давай, давай, парни, вперед! Удар кулака сбросил меня с машины. Беневенто спрыгнул за мной. Я несколько раз кувыркнулся и кинулся вперед.

— Хочу пленного, приведите пленного! — орал поручик.

Бок о бок мы продирались вперед. Взметнулись первые языки пламени.

Я уже знаю, как горит деревня, как воняет старое болото и тлеющая солома что такое смерть и как умирают. Видел черных голых беглецов. Несущихся по горящей саванне, и тела под колесами машин. А солнце! Я где-то потерял шляпу, волосы у меня поднялись дыбом от жары или, может быть, от ужаса? Мне это все равно, мне на это наплевать!

Я полз на животе по пепелищу. Я не был способен встать и бежать. Перед нами грохотали автоматы и легкие пулеметы. Это был небольшой отряд, который обнаружила авиационная разведка. Мы настигли его. Транспортеры на мгновение как бы удивленно заколебались, но только на секунду, а затем ринулись вперед.

— Давай, парни, давай!

Мы поднялись. Нас поглотила высокая трава, поглотила тоска одиночества. Я палил в пустоту. Залезть бы в стальной омут, свернуться в брюхе «Гильдеборг». Погрузиться на самое дно, в вечную темноту.

Пальба затихла. Транспортеры еще крутились туда-сюда. Десять трупов в форме мозамбикской армии. Это были не похитители, а пограничный патруль. Поручик Беневенто громко извергал проклятия и нетерпеливо вызывал вертолеты, но их уже не было видно. Продолжительность полета определяет запас горючего.

— Погрузите мертвых, здесь мы их не можем оставить! — приказал он наконец.

Мы побросали тела, оружие и снаряжение в кузов грузовика и отправились обратно. Было уже послеобеденное время. В бою представление о времени сжимается, как кожа раздавленной змеи.

Несколько ночей после карательной экспедиции я не мог спать. Я постоянно чувствовал дым пепелища и слышал выкрики. С ужасом я ожидал, когда над лагерем опять зазвучит сирена. Но ничего не происходило. Жизнь возвращалась в нормальную колею. Собственно говоря, она с нее вообще не сворачивала. Регулярные патрульные поездки и ремонт машинного парка. Это только мне казалось, что произошло что-то чрезвычайное.

Тела солдат мы закопали примерно в двадцати километрах от пограничной зоны на нашей территории. В Мозамбике об исчезновении воинского патруля могли думать что угодно. Доказательств не было: хотя сожженные деревни и жертвы в них не удалось устранить, но капитан над этим не ломал голову. Одно дело — мертвый голый негр и другое дело — мертвый негр в форме. Нападение на военный патруль было бы серьезным инцидентом с массой расследований и вопросов. В Солсбери ни в чем подобном не были заинтересованы, и капитан это знал. Внутренних проблем было более чем достаточно.

И все-таки, когда две недели спустя в центре базы совершил посадку армейский вертолет «ВАСП» с районным комиссаром и двумя его сотрудниками в штатском, нам стало ясно, что дело не прошло гладко. Поручик Беневенто мгновенно созвал младший командный состав, принимавший участие в акции, и кратко приказал:

— Держите язык за зубами, ребята. Никогда мы с военным отрядом не встречались и границу не переходили! Похищение Шипперов и нападение на деревни — провокационная акция Патриотического фронта, стремящегося ухудшить взаимоотношения между Родезией и Мозамбиком. Разойдись!

Только после этого он направился к штабу. Это была обычная мотивировка, которую ни опровергнуть, ни доказать. Мы медленно расходились. Пятнистый армейский «ВАСП» угрожающе стоял в центре лагеря, и теплый ветерок с севера тихо проворачивал лопасти. Настала подходящая минута, чтобы воспользоваться этим посещением и исчезнуть в душевой.

Я сбросил одежду, повернул кран и подставил тело тропическому дождю. Прелесть! В голове у меня было пусто, не о чем было думать. Я воспринимал только поток воды. Гости у шефа меня не интересовали. Конечно, они его не рассердят, скорее всего, будут совместно искать еще более убедительное объяснение. Правительство Смита не могло позволить себе разрыв с Мозамбиком, но и не могло себе позволить разойтись с Гофманом.

Того, что я пережил за эту пару месяцев, в изобилии хватило бы на целую жизнь. Если выберусь отсюда когда-нибудь невредимым, буду больше ценить покой и нормальную жизнь. Вернусь домой — ничто меня не остановит. Я уже не способен представить себе, что можно беззаботно идти по улице и не бояться того, что принесет завтрашний день. Снова обрести когда-нибудь чувство уверенности. Напрасные сны!

Меня пробудил грохот вертолета. В окно я видел, как он отрывается от утрамбованной земли и поднимает облака красной пыли. Надолго не задержались, поручик напрасно беспокоился. Что зависит от двух сожженных деревень и нескольких десятков мертвых? Более крупные вещи поставлены на карту. Уран, вольфрам, золото.

Я выключил душ и отряхнулся, как мокрая собака. Ощущение жары мгновенно вернулось. Я натянул рубашку и брюки на мокрое тело. Надо бы еще постирать, проделать всю эту неприятную работу, не могу же я ее вечно откладывать. Я глубоко вздохнул. Возьмусь, пожалуй, хоть как-то использую время. Я влез мокрыми ногами в ботинки и вышел из душевой, оставляя за собой большие темные следы.

— Сержант! — закричал мне от штабного барака Беневенто. — К шефу!

Его голос звучал неестественно, лицо было бледным и неподвижным. Видимо, получил нагоняй, разнесли его в пух и прах. Пока я поправлял на себе форму, зашнуровывал ботинки, поручик стоял и безучастно смотрел на меня.

— Идите, идите, быстрее! — он не орал, не приказывал, а только загонял меня внутрь барака.

Когда я вошел в кабинет капитана, Гофман сидел за письменным столом и копался в бумагах. Не говоря ни слова, он кивнул мне на плетеное кресло и продолжал что-то искать. Комната была полна сигаретного дыма, а на столе стояли недопитые рюмки с коньяком. Густая сетка против насекомых, вставленная в открытое окно, не пропускала воздух ни наружу, ни внутрь. На одной стене — специальная карта с обозначенными патрульными трассами и заштрихованными зеленым опасными зонами. На другой — плакаты с красотками. Нет ничего ужаснее, чем жизнь на базе среди саванны. И он, видимо, это почувствовал.

Наконец он нашел то, что искал. Твердую коричневую обложку с гербом. Мгновение он перебирал пальцами императорские бакенбарды и испытующе смотрел мне в лицо.