Б. Седов - Без Любви Страница 31

Анекдот имел успех. Посмеялись, кто-то одобрительно ругнулся. Только один лейтенант, этим летом выпущенный из ленинградского артиллерийского, остался серьезен. Арцыбашев давно его заприметил. Лейтенант всегда был не по делу сосредоточен, внимательно выслушивал все байки о войне, а если долгое время таковых не звучало, начинал сам лезть с вопросами, при этом непременно краснел.

Вот и сейчас какой-то вопрос у него вертелся на языке. Арцыбашев это видел отчетливо. Упреждая, рассказал следующий анекдот:

- Офицер-"афганец" в Союзе в командировке. Зашел в парикмахерскую. Девушка посадила его в кресло и спрашивает:

- Как обстановка в Афганистане?

- Нормализуется…

Через несколько минут снова:

- Как обстановка в Афганистане?

- Нормализуется…

И опять…

Постригся, ушел. В парикмахерской спрашивают:

- Зачем мучила человека?

- Мне так стричь легче. Как спрошу об Афганистане, у него волосы дыбом становятся!

И снова нестройный взрыв смеха был реакцией на рассказ Арцыбашева.

В курилку заглянул как всегда озабоченный замполит:

- Долго вы что-то!

Туша сигареты, офицеры потянулись на выход. Здесь, в ГДР, даже русские отличались немецкой исполнительностью и пунктуальностью. Правда, если уж случалось сорваться, то - туши свет. Отрывались на полную! Бюргеров, которые стали свидетелями разгуляева или, не дай бог, подвернулись под горячую руку, потом долго донимали кошмары.

Ушли все, кроме Арцыбашева и лейтенанта.

- Ты чего остался? - спросил Арцыбашев. - Давно ведь докурил!

- За компанию…

- А-а-а! Дело хорошее. Рапорт уже написал?

Лейтеха зарумянел:

- Кто вам об этом сказал?

- Никто не говорил. Сам догадался.

- Написал. Думаете, не подпишут?

- Понятия не имею. Может, отпустят. А может, и нет. Не в этом дело!

- А в чем?

- В том, что дурак. Не обижайся, Николай, но есть примета такая. Если сам напросился - добром дело не кончится. А если послали - может, и пронесет.

- Но вы же добровольцем отправились.

- Я - исключение. Не надо брать с меня пример. Других примеров навалом! Отдал рапорт? Или пока лежит в столе? Понятно! Ну и не отдавай, послушай доброго совета! Я тебе серьезно говорю.

Николай опустил голову. Высокого роста, тощий, нескладный, с жесткими вьющимися волосами и толстыми губами, он напоминал друга нашей страны из голодающей Африки. Наверняка и в школе, и в училище его много дразнили по этому поводу.

Арцыбашев похлопал лейтенанта по плечу:

- Чем тебе здесь плохо служится? Что, долг интернациональный замучил? Или себя хочешь проверить? Брось! Поверь бывалому человеку - не нужно это. Только жалеть потом будешь. Если, конечно, вернешься… Докурил? Пошли!

Через двадцать минут Арцыбашев был вызван "на ковер" к своему непосредственному начальнику. Седой полковник, тоже прошедший Афган, говорил резко:

- Вадим, мое терпение не безгранично! Как ты относишься к службе? Такое ощущение, что ты постоянно думаешь о чем-то другом! Что, неприятности дома?

- С женой все нормально, - ответил Арцыбашев, разглядывая свои пальцы. Полковника он уважал и не хотел с ним ругаться. Но все шло к тому, что без ссоры не обойтись.

- Что тогда? Прошлое мучает? Так не тебя одного! - полковник помассировал грудь. - И я тебя прекрасно понимаю! Да, понимаю! Ты должен был это заметить. Я никому не делал таких скидок, как тебе. По-моему, тебе грех жаловаться! Но что происходит?

- Ничего не происходит.

- Вот! Вот, сам сказал! В том-то и дело, что ничего! А должно происходить. Должно дело делаться. Ты же завалил всю работу! Обстановка сейчас крайне напряженная. Я требую от подчиненных полной отдачи. Получается, от одних требую, другим попустительствую? Да мне скоро будет стыдно ребятам в глаза посмотреть! С бумагами у тебя полный завал. Постоянные нарушения дисциплины. Пьешь! Еще и анекдоты… вредные травишь. Вместе с байками всякими. Думаешь, молодым обязательно надо знать, как там все было на самом деле?

- А что, не надо? - Арцыбашев, впервые с начала разноса, поднял глаза на начальника.

И тот не выдержал взгляда. Отвернулся, замолк, забарабанил пальцами по столешнице. Рывком ослабил ворот рубашки. После паузы заговорил спокойным тоном:

- Мне замполит все уши прожужжал, что к тебе надо принимать меры. Сколько я еще могу тебя отмазывать? Значит, даю тебе месяц на исправление. Не исправишься - придется с тобой расставаться. Все понял?

- Не маленький.

- Ну и отлично. А для начала тридцать первого декабря заступишь в наряд.

Полковник напрягся, ожидая взрыва негодования. Но Арцыбашев к услышанному отнесся спокойно. В наряд так в наряд! Пожал плечами, кивнул. И начальник заговорил почти по-отечески:

- Ты пойми, я же как лучше хочу. Как для тебя лучше. Я все понимаю! Самому до сих пор снятся кошмары, хотя уже три года прошло. Понимаю! Но - извини! А кого еще я поставлю? У одного жена на сносях, двое в командировке, один в отпуск собрался, у Никитина, похоже, язва открылась… И все! Все! Кроме тебя, некого ставить.

- Да я все понимаю. Разрешите идти? Полковник вздохнул:

- Иди, Арцыбашев. Только разговор наш не забывай. Подумай о нем. Хорошо? Договорились?

- Подумаю. В Новый год будет много времени для раздумий.

В своем кабинете Арцыбашев достал фляжку с коньяком. Отвинтил крышку, хотел выпить прямо из горлышка. Зачем-то взболтал и понюхал напиток. Даже попытался заглянуть внутрь фляги. И не выпил. Поставил на стол, а сам откинулся в кресле и вытянул ноги.

Прав, сто раз прав старый вояка! Не о службе думает Арцыбашев. Пока алкоголем мозг не заглушишь, все мысли крутятся вокруг денег. Вокруг шанса упущенного. Судьба его, этот шанс, предоставила. Можно сказать, в руки вложила. На, пользуйся! А он упустил. Не смог удержать. Растерялся, запсиховал. Наделал ошибок.

Самое обидное, что уверенности никакой нет. Жив Тохтамбашев или сгорел? Тела ведь так и не нашли. Значит, мог убежать. Узнал о грядущей проверке, собрал манатки, поджег склады и рванул. Может, в свой родной аул. Как говорится, с Дона выдачи нет. А может, и в Афганистан, к братьям-таджикам, которых достаточно по обе стороны баррикад. Если так, то вопрос: открыл он ящик с деньгами или забыл про него? В принципе, мог и забыть. У него ведь столько барахла было заныкано, что ему один ящик!

А если сгорел? Хрен знает, что там на складе произошло. Комиссия так и не установила причину. Может, сам напортачил. А может, кто и поджег. Те же братья-таджики, недовольные, как он барыши с ними делит. Или майор Петухов, занявший тохтамбашевское место. Арцыбашев осторожно проверил: Петухов - тот еще тип. Известен не только в армейской среде. Круг знакомств самый обширный, от партноменклатуры до подпольных "цеховиков" и новомодных рэкетиров. Мог он фитиль запалить? Да запросто мог! Все затраты, даже если исполнителя нанимать, в несколько сотен уложатся. Ну, в пару тысяч рублей. А выгода - ого-го! Тряхануть бы этого Петухова. Поговорить с ним серьезно, без сантиментов. Но - руки коротки. Кроме себя, рассчитывать не на кого. А в одиночку много не навоюешь. Тем более, сидючи здесь, в ГДР.

Как ни крутил Арцыбашев, как не изводил себя размышлениями, а выхода из сложившейся ситуации он не видел. Плюнуть и забыть. Тем более что интуиция подсказывала: Тохтамбашев мертв, а доллары сгорели.

Да и были ли они вообще, эти баксы? Ведь никто их не видел! А то, что Кемаля из-за них якобы отравили - не факт и не доказательство. Кемаль сам мог эту утку и запустить. Восток - дело тонкое…

Плюнуть и растереть… Хрен с ними, с деньгами! Легко пришли, легко и ушли.

Легко? Легко пришли?!

Нападение на караван не считается. Нападение на караван - операция боевая, и все потери, которые там понесли, боевые. Арцыбашев и сам от пули не прятался. Запросто мог погибнуть. Так что за лейтеху-картежника и солдат-срочников, которые не вернулись, на Арцыбашеве вины нет. Судьба их такая! И осведомитель-афганец не в счет. Сам, можно сказать, напросился.

А вот Студеный…

Да, собирался его ликвидировать. Да, строил планы! Но в ту ночь, когда пришел для разговора, хотел просто поговорить. Обсудить дальнейшие планы. Просто поговорить! И ничего больше!

Студеный его спровоцировал. Нализался, свинья, и выступать начал. Как понес! Как понес! Арцыбашев и так и эдак пытался пасть комбату заткнуть - бесполезно. Удивительно, что тупорылый Мамедов ничего не услышал, ор стоял - в Кабуле было слышно. Студеный будто целью задался довести Арцыбашева до греха.

Вот и довел.

Арцыбашев опомнился только после того, как выстрел уже прогремел. Будь возможность переиграть - стерпел бы все оскорбления. Пальцем бы комбата не тронул!

Чего уж теперь… Хорошо, что чисто все получилось. Много всяких сплетен ходило, но заподозрить Арцыбашева никто, кажется, не догадался. В конце концов разговоры утихли. Однако вполне возможно, гибель комбата инициировала ту проверку, за день до которой сгорели пакгаузы…