Лев Пучков - Испытание киллера Страница 31

Проснувшись, я обнаружил, что стрелки настенных ходиков фиксируют три часа пополудни, и почувствовал, что во мне настойчиво шевелится могучий зверь со всеми присущими ему первобытными инстинктами: желанием жить на всю катушку, жрать все подряд и размножаться с первой, кто под руку подвернется. Я мгновенно вспомнил, что ел аж вчера вечером, всю неделю жил кое-как, через раз, а размножался целую вечность назад — в понедельник.

— У-у-у-у-р-р-р, — кровожадно зарычал я, проанализировав весь комплекс одолевающих меня желаний, и вскочил с кровати, решив погасить две основные составляющие этого комплекса, а именно: желание размножаться и жрать.

— Вот щас пойду под душ и слегонца проананирую, — пообещав я, обнаружив своего стойкого солдатика во встопорщенном состоянии. — А что ж — пока до психоаналитички доберемся, ты у нас так и будешь вытарчивать? Нет, так не годится! А потом уже можно и пожрать! — После чего со спокойной совестью направился к двери. Не тут-то было!

Телефон будто сидел в засаде, поджидая когда я попытаюсь покинуть спальню. Едва я коснулся дверной ручки, он призывно затрезвонил.

— Ах ты скотобаза! — воскликнул я и показала телефону кукиш. Любопытство, однако, оказалось сильнее всех инстинктов — не дослушав окончания предложения автоответчика, я подошел и снял трубку.

— Бакланова хачу! — раздался в трубке грубый мужской голос с заметным кавказским акцентом.

Я обмер — события давно минувших дней внезапно с отчетливой ясностью встали перед глазами, а в голове кто-то тоскливо крикнул: „Началось!“ Неужели все по новой? Гоблины-кровники, тайная война, бессонные ночи и хронический переизбыток адреналина в крови…

— Кто… кто это? — прохрипел я, опустив взгляд и обнаружив, что первобытная эрекция, которой, казалось, никогда не будет конца, неожиданно самопроизвольно исчезла.

— Это я, мой офицерик! Тута возле будки какой-то хачек торчит — так я его попросила попросить, что, значить, попросили тебя — для конспирации. Я молодец?

Я со стоном выдохнул и сполз на пол. Это была Ольга — губернаторова супруга и секс-машина многофункционального использования. Продышавшись, я выдал ей по первое число за склонность к конспирации, сообщил, что она имеет вполне реальный шанс своими дурацкими шутками сделать из меня полноценного импотента, и в конечном итоге поинтересовался, по какому поводу звонок.

— Тебя хочу, — с придыханием сообщила Ольга. — Прям здеся, прям щас — о-о-о-о! Золотой ты мой, нецелованный.

От последнего эпитета я чуть не поперхнулся и ядовито поинтересовался, собираясь отбрить эту ходячую похоть самым жестким образом:

— Что — твой сохатый тоже укатил? На заседание Госдумы или с телками за город?

— А чей еще сохатый укатил? — живо отреагировала Ольга. — Тебя что — уже кто-то зацепил на сегодня? Почему ты говоришь „тоже укатил“, а?

— Никто меня не зацепил! — лениво обиделся я, подивившись недетской сообразительности первой леди области. — Я, между прочим, не вещь! Просто книгу тут читаю — как раз аналогичный случай описывается…

— Книги читать вредно, — компетентно заявила Ольга. — Зрение тупеет.

— Что тупеет? Удивился я.

— Зрение, зрение, — повторила Ольга и вдруг, без перехода, будто тренировалась полгода на „горячей линии“, жарко зашептала в трубку эротическим голосом: — Я тебя покусаю за ухи, а потом погрызу зубками зад головы — у тебя дрожь по мурашкам пойдет! Потома я буду тебе грызть затылок — ласково и нежно. О-о-о-о! Потома я буду покусать тебе спину, а сией — туда-сюда по попке… — И в таком вот ракусе, напористо и без перерыва, — минуты три. Перспектива, согласитесь, весьма заманчивая, хотя и несколько расплывчатая из-за особенностей губернаторшиного диалекта. К концу первой минуты „горячей линии“ я заметил, что давешняя эрекция возвращается помимо моей воли. К завершению третьей минуты я чувствовал, что готов немедля бежать в цепкие лапы этого эротического чудовища и немилосердно эксплуатировать его во всех позах, дико крича и подвывая от переполнявшей меня страсти.

Рациональное мышление и какое-то подобие мужской гордости сделали было попытку воспротивиться этому спонтанному водовороту чувств.

— У тебя ревнивый муж, — жалко промямлил я, пытаясь представить, какие ужасные последствия может иметь для меня эта связь, буде губернатор вдруг об этом узнает, — и он в городе. Ни-зя!

— Я в гробу видала этого стервятника! — возмущенно воскликнула Ольга. — Мы поедем на дачу у моей подружке. Классная дачка! Классная подружка! Полная тайна и конспирация. — И неожиданно заявила: — Ты знаешь, я такое упражнение постоянно делаю — для тебя, желанный мой, нецелованный! Такое упражнение — засовываю туда два пальчика, раскидываю ножки и обжимаю пальчики, обжимаю. О-о-о-о! М-м-м-р-р-р-р… Знаешь, из-за этого я тебя потом могу так обжать, так обжать — как кулачком! Таким маленьким, горяченьким, влажненьким кулачком! Представляешь?

Знаю я, знаю — испытал уже разок. „Вот сволочь“, — подумал я и попытался разогнать перед мысленным взором заклубившиеся было в хаотичном беспорядке вагинообразные воронки, желавшие засосать меня всего без остатка.

— У меня это… м-м-м-м… короче, дела у меня — вот, — отчаянно пробормотал я, вспомнив Оксану и обещанный чудесный вечер вдвоем, — да, дела у меня. Я буду после 19.00 страшно занят — просто невероятно занят!

— Нам для этого хватит два часа, — деловито сообщила Ольга. — А еще — на мне такое же платье… э-э-э-э… блузка с бретельками, ага. Помнишь, я порвала бретельку, и у меня сися выпала. Представляешь — щас такая же штучка получится! М-р-р-р?

Я представил. Восхитительная незагорелая грудь, тяжелая, как спелый плод, с торчащим кверху нежно-розовым соском, при одном взгляде на который возникает необоримое желание припасть к нему губами… „Вот сволочь! — вторично подумал я. — Интересно, что будет из этой… этой… короче — что из нее получится к тридцати пяти годам, когда она в совершенстве освоит свое прирожденное дарование“.

— Я… Я не знаю! — потерянно крикнул я. — Я ничего не соображаю!

— А и не надо соображать, золотистый мой! — обрадованно воскликнула губернаторша. — Я в двух шагах от тебя! Возьми тачку и езжай в сторону Демьновской. Возле гостиницы притормози и помахай ручкой из окна. Тута я к тебе и упаду. А потом я тебя уже увезу к подружке — ниче соображать не надо! Токо быстрее, мой желанный, тот хачек, которого я попросила тебя попросить, — он, козлина, торчит и стрижет глазами. И не отстает ведь, козла кусок! — Последнее восклицание было адресовано хачеку — Ольга выкрикнула его куда-то а пространство.

— Ладно, еду, — сдался я. — Только учти — я жрать хочу, как стадо диких… — хоте сказать „кабанов“, но осекся, — э-э-э… короче, как стадо диких всяких. Со вчера не ел — некогда было…

— Я тебя накормлю, — клятвенно пообещала Ольга. — Ты токо поезжай, поезжай, радостный мой! Уж я тебя накормлю…

Она действительно оказалась совсем рядом. Спустя десять минут я подрулил к гостинице и принял на борт это секс-чудо в возмутительно короткой юбке и, как обещали, некоем подобии блузки на бретельках, совершенно не скрывающей умопомрачительных грудей, едва не вывалившихся наружу при посадке и чуть было не ставших причиной инфаркта у пожилого лысого таксера, разинувшего оторопело рот на последней фазе вдоха.

— Рот закрой и поехали, — сердито посоветовал я водиле, по-джентельменски захлопывая дверь за губернаторшей, и тут же рявкнул на приволочившегося было следом за Ольгой тщедушного хачека, отделившегося от толпы на остановке: — Продано! Иди дрочи, недоделанный!

Через двадцать минут мы вырулили на Демьяновскую — элитарный частный сектор Новотопчинска — и остановились у „дачки“ Ольгиной подруги. Губернаторша швырнула таксеру стольник и, не дожидаясь сдачи, повлекла меня за руку к массивным железным воротам. Я покорно трусил за своей укротительницей и, раскрыв рот, глазел на апартаменты. „Дачка“ была очень даже ничего: три этажа, оранжевая черепица, фигурные оконные рамы и прочие прибамбасы в стиле „зажравшийся номенклатурщик конца 90-х“ — все это безобразие утопало в пышной зелени заботливо рассаженных вдоль забора деревьев.

— А там, кроме твоей подруги, никого больше нет? — запоздало поинтересовался я, когда Ольга нетерпеливо давила на кнопку звонка у калитки в воротах.

— Там есть кто, — скороговоркой бросила Ольга. — Но он нам не помешает.

Дверь распахнулась — с той стороны стоял здоровенный мужлан звероподобного вида и негостеприимно хмурился, собираясь, очевидно, раскрыть рот. „Сейчас зарычит и бросится“, — подумал я и опасливо отстранился. Мужлан, однако, рычать не стал — он расплылся в широченной улыбке и по-уставному принял вправо, приветственно вскинув вверх правую руку.