Михаил Серегин - Государственный киллер Страница 31

Договорившись встретиться завтра на пляже, друзья покинули территорию «Алого Горизонта» и направили свои стопы к деревне, где их поджидал Константин Макарыч.

– Вот так надо, – разглагольствовал Фокин, который был очень доволен и тем обстоятельством, что они преуспели в общении с прекрасным полом, и тем, что конкретно он, Афанасий Фокин, преуспел в этом больше Свиридова. – А то ты выбрал… с ней два гопа, а сама злобная мымра.

Влад уже рассказал Фокину о своих приключениях на пляже.

– Жалко, – отозвался он. – Та парочка, которую ты так удачно снял, ей в подметки не годится. Очень жалко.

Сидящий на плече у Влада Наполеон согласно гыгыкнул.

– А я-то ловко изощрился, – продолжал хвастливые разглагольствования святой отец, – когда эта мымра, значит, увидела, что Наполеон… – И он подробно, технологично и с применением красочных эпитетов изложил то, что, без сомнения, должно было пополнить «Кама-сутру» и «Книгу рекордов Гиннесса» в придачу.

Свиридов слушал и снисходительно посмеивался.

Идиллическая беседа двух хорошо отдохнувших друзей была прервана визгом тормозов, и возле них остановился черный джип, который только что вынырнул из-за поворота.

– Эй ты, с макакой, – послышался голос: по всей видимости, окликнули Свиридова, потому что, как уже упоминалось, Наполеон сидел у него на плече. – Иди сюда.

– Это, Афоня, мои новые знакомые, – сказал Влад, но легкая бледность проступила-таки на его спокойном лице.

Впрочем, нужно склониться к мысли, что это произошло не из страха перед ублюдками – в конце концов, Свиридов на пару с Фокиным без особых сложностей разобрались бы даже с толпой подобных «героев нашего времени», – а при мысли, что сейчас он снова может увидеть их ослепительную подопечную.

– Я слушаю, – сказал он.

Из машины один за другим вышли четверо. Среди них Влад признал уже пострадавшего от его возмутительного произвола верзилу с кнопочным носом и замечательной стильной прической, которая смотрелась на голове у этого орангутанга примерно так же, как жар-птица на заборе свинофермы.

Увидев процессию, Фокин не замедлил ощетиниться.

– В чем дело? – вполне агрессивно спросил он, почесал в затылке и добавил: – Это те самые, что были с той отпадной девчонкой?

– Да, те и еще дополнительно с ними.

Выскочивший из машины первым на ходу вытащил из-за спины пистолет и ткнул его Свиридову под подбородок так, что он невольно задрал голову, чтобы не было еще больнее.

– Ты, мудак!.. – заорал он и врезал коленом, определенно метя попасть прямо по почке.

Свиридов болезненно скривился, несмотря на то, что колено только скользнуло по боку и, зажмурившись, пробормотал:

– Я не мудак, я козел… как вы могли забыть? Мудак – это он.

Его палец, чуть подрагивая, анемично завис в направлении Фокина.

– Колян, отстрели-ка ему ухо, суке, – посоветовал второй и вознамерился непочтительно пнуть Влада.

Его нога самую малость не дошла до цели, потому что Фокин легко перехватил ее и дернул на себя так, что у того что-то хрустнуло в бедре, а парень пронзительно взвыл. Следующий удар доброго пастыря, последовавший буквально через доли секунды, угодил тому в промежность и отбросил метра на два. Болевой шок был столь велик, что бедолага немедленно потерял сознание.

Свиридов не стал дожидаться, чем все это кончится, а вывернул руку с пистолетом, а потом выкрутил из судорожно сжавшихся пальцев своего обидчика и сам «ствол», синхронно врезав с левой ноги в живот поспешившему на помощь к своему корешу бандиту с кнопочным носом. И надо же – опять в солнечное сплетение! Тот захрипел и на бегу нырнул в ноги Свиридову, а Фокин, который тем временем схватил четвертого, попытавшегося было трусливо проскочить в салон джипа, – Фокин попортил «кнопочному носу» и прическу, уцепив за волосы и швырнув куда-то под откос, в пыльный бурьян.

– Тебе край, сука! – прохрипел амбал, который буквально несколько секунд назад еще держал пистолет на горле Свиридова, а теперь стоял в позе безнадежно разбитой радикулитом и пупочной грыжей бабушки-пенсионерки с вывихнутой Владом рукой. – Никола и Маметкул тебя в порошок сотрут и смоют в сортире…

– Было бы из-за чего, – грустно сказал Свиридов, не выпуская посиневшую от его стальной хватки кисть парня, – а то бабу не поделили.

– Правда? – раздался за плечом Влада высокий, едва дрожащий голос, чуть смазывающий букву «р».

Он обернулся.

Его волжская фея стояла буквально в полуметре и смотрела широко распахнутыми темно-синими глазами, как легко Влад удерживает усиленно корчащегося и извивающегося здоровяка, который вызывал у нее такой трепет. Фокин, который чуть прихватил в локтевом захвате шею своего противника, тихо выругался от восхищения и, вероятно, именно по причине телячьего восторга чуть переборщил с усилием и прижал свою жертву так, что парень сдавленно квакнул и обмяк.

– Это вы? – проговорил Влад. – А еще кто-то говорил, что нет никакого смысла затевать знакомство. Видите, даже ваше милое сопровождение не могло не поспособствовать тому, чтобы мы продолжили нашу беседу.

– Что вы сделали? – тяжело дыша, проговорила она. – Немедленно отпустите его и поскорее уезжайте отсюда подальше… вы не понимаете, но послушайтесь, когда вам говорят по-хорошему.

– Ага… – уже раздосадованно отозвался он. – Мило титуловать мудаком, при этом тыча «пушкой» в глотку – это называется «попросить по-хорошему»?

– Че бы ты знал, в натуре! – рыкнул удерживаемый Владом здоровяк и попытался было, извернувшись, отбрыкнуться, как норовистый жеребец, но это привело лишь к тому, что он получил два плотных удара – в спину и в основание черепа – и тюфяком расстелился на обочине дороги.

– Дегенеррраты, – смачно раскатив не выговариваемую девушкой букву «р», произнес Влад. – Ну что ж, если вы так советуете сваливать отсюда по-хорошему, то я так и поступлю.

Он махнул рукой Фокину и подхватил с земли Наполеона, который все время, которое его хозяева целеустремленно разбирались с обидчиками, прятался в лопухах.

– Очень жаль, – проговорил Влад, – вы в самом деле произвели на меня впечатление… мягко говоря. Но я не могу не послушаться такого количества советчиков.

Он повернулся и медленно побрел прочь. За ним, некоторое время помедлив, покорно последовал отец Велимир, который напоследок напутствовал тяжеленным шлепком приподнявшего было голову горе-налетчика.

…Какой-то губительный сполох ненависти, горечи и страха мелькнул по ее лицу и темным страданием зашевелился в больших тревожных глазах. Девушка оглянулась по сторонам, потом с откровенным трепетом и неприязнью посмотрела на слабо зашевелившегося амбала, только что вырубленного Свиридовым, и вдруг сорвалась с места и побежала за уже удалившимися не меньше чем на сто метров и полурастворившимися в подступающих сумерках Владом и Афанасием.

– Подождите!

Свиридов обернулся. Она с разбегу уцепилась за его руку, по инерции ее развернуло, и она почти упала на грудь Влада, ткнувшись лбом в то самое место, в которое тремя минутами раньше упиралось дуло пистолета ее сопровождающего.

– Нет… не уходите, – неразборчиво пробормотала она и продолжала что-то невнятно лепетать, пока тугой тяжелый ком властно не спеленал горло и из него не вырвалось сухое хриплое рыдание.

Ошеломленный таким поворотом событий Свиридов машинально погладил ее по лицу и почувствовал, что его ладонь увлажнилась. Девушку буквально трясло, как подбитую птицу на холодной земле, а тонкие скрючившиеся пальцы почти конвульсивно цеплялись за ворот свиридовской рубашки.

Испуганный Наполеон поспешил перепрыгнуть со Свиридова на Фокина.

– Ну будет тебе… хватит, – попытался было успокоить ее Влад, но понял, что это совершенно бесполезно: с таким же успехом можно пробовать остановить поезд за сто метров от обрыва или вырвать банан у голодного Наполеона.

Оставалось только переждать, пока девушка придет в себя. Однако ждать этого пришлось довольно долго, они прошли добрые две трети пути до Щукинского, пока она, все еще всхлипывая, оказалась способна выдать что-то членораздельное.

Впрочем, сказала она немного. Только то, что зовут ее Инна Кострова, что она дочь какого-то крупного чина МВД и ее похитили эти люди и держат… довели до полного отчаяния и, главное, не говорят, зачем она им нужна и когда и чем все это кончится.

Свиридову сразу показалось, что все это ей прекрасно известно, но она просто не договаривает… не смеет или не хочет.

– Конечно, вы можете подумать, что я половину придумываю, – серьезно сказала она, остановив взгляд темных глаза на Владе с какой-то затаенной, тоскливой надеждой. – Мол, я не очень-то похожа на похищенную, которую держат под контролем… хожу на пляж, иногда даже в ночной бар «Горизонта». Вот и они так думают… кому придет в голову, что я на самом деле пленница? – Она перевела взгляд сначала на Фокина, потом почему-то на Наполеона, и тихо добавила: – Ведь вы мне верите?