Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин Страница 31

– Это еще что? – вслух удивилась она, узрев лежащее на кровати тело, и решительно, по-хозяйски откинула простыню.

– Здравствуйте, – сказал Якушев и тут же, увидев изменившееся выражение ее лица, быстро добавил: – Тише, я под прикрытием!

С таким же успехом он мог сказать: «Я в домике» – или еще что-нибудь, столь же бессмысленное, но эта фраза, ему самому представлявшаяся до предела нелепой, казалось, объяснила медсестре если не все, то многое. Черты ее лица разгладились, в них проступило понимание, и Юрий опять подумал, что психологи из учебного центра спецназа были правы: когда не знаешь, что сказать, говори первое, что придет в голову, главное – не слова, а тон, которым их произносят.

– Не надо шуметь, прошу вас, – продолжал он, не давая медсестре открыть рот. Он сел на кровати, спустил с нее ноги и встал, заставив медсестру попятиться. – Ваш пациент в большой опасности, его хотят убить… – Его взгляд случайно упал на карман бледно-зеленой куртки медсестры. Из кармана выглядывал краешек основательно зачитанной книги в пестрой бумажной обложке; название и имя автора не были видны, но сквозь тонкую ткань кармана просматривалось изображение мужчины, целящегося в кого-то из пистолета. Почувствовав прилив вдохновения, Юрий добавил: – Он слишком много знает! Это важный свидетель, и кое-кому просто необходимо убрать его раньше, чем он придет в себя и начнет давать показания.

Он доверительно взял медсестру под локоток. Та попыталась уклониться, но Якушев двигался быстрее, и хватка у него была крепкая.

– Тише! – повторил он, видя, что девушка открыла рот. – Вы что, мне не верите? А что, по-вашему, я тогда здесь делаю?

Это был тот самый вопрос, который должна была задать медсестра, обнаружившая на вверенном ей участке постороннего. Это было ее оружие, и теперь оно, выбитое из рук опытным фехтовальщиком, обратилось против нее. В самом деле, что? Из всех вариантов ответа тот, что уже прозвучал, при всей его нелепости выглядел самым правдоподобным, поскольку целиком соответствовал действительности – ну, за исключением разве что такого пустяка, как полное отсутствие у Юрия каких бы то ни было официальных полномочий. «Мамонт, зараза, – подумал он о полковнике Басалыгине. – Присмотри за ними… Ничего себе – «присмотри»! Правильно говорят умные люди: добрые дела наказуемы. И почему это всегда так получается, что, сказав «А», непременно надо говорить «Бэ»?»

Эта посторонняя мысль отвлекла его всего лишь на долю секунды, но медсестра не замедлила воспользоваться этой крошечной заминкой, вставив свою реплику:

– Но я должна предупредить…

– Дежурного врача? Не надо, пусть спит. Что он сделает – встанет на стражу со шприцем на изготовку? Я вас умоляю, предоставьте это дело профессионалам! Этих негодяев надо брать с поличным, чтобы они уже не смогли повторить попытку покушения. Если будете слушать внимательно и делать все, как я скажу, никто не пострадает, даю вам слово офицера…

Якушев тараторил без умолку, не особенно задумываясь над тем, что говорит. Тон у него был убедительный, взгляд проникновенный, а выражение лица – озабоченное и вместе с тем крайне располагающее. Преподанная инструкторами-психологами учебного центра наука была сродни ставшему модным в последнее время пикапу – искусству обольщения и подчинения своей воле лиц противоположного пола. В этом деле Юрий при желании мог бы дать фору самому опытному пикаперу, но такого желания у него никогда не возникало: он считал, что интимная близость должна являться венцом если не любви, то хотя бы взаимной симпатии, но никак не возведенной в ранг искусства похоти и желания самоутвердиться за чужой счет. Коллекционировать разбитые девичьи сердца – не лучший способ доказать, что ты чего-то стоишь. Любого, кто станет с этим спорить, Юрий Якушев охотно взялся бы переубедить, и даже без рукоприкладства – достаточно было бы просто обрядить умника в камуфляж, сунуть в руки «калаш» калибра 5,45 и отправить в краткосрочную командировку на Кавказ опробовать свое обаяние на бородатых горцах.

Когда он закончил говорить, вид у медсестры был совершенно обалделый. Она не отрываясь, как загипнотизированная, смотрела ему в глаза и явно чувствовала себя подругой агента 007, готовой пойти за ним куда угодно – хоть в бой, хоть в постель. Ни того, ни другого от нее не требовалось, о чем ее незамедлительно и уведомили.

– Сделаем так, – уверенным приказным тоном объявил Юрий. – Пациент в порядке? Отлично. Сейчас проверьте остальных, сделайте все необходимые процедуры, а потом найдите какое-нибудь укромное местечко – такое, чтобы вы видели свой пост и могли в случае необходимости вернуться к исполнению своих обязанностей, но чтобы вас при этом не было видно из коридора… Найдется такое?

– В третьей палате, – голосом человека, разговаривающего во сне, ответила медсестра. – Но я не имею права покидать пост, если только к пациенту…

– Если они придут, – сказал Юрий, выделив интонацией слово «они», – а вы в это время будете торчать посреди коридора на своем посту, им придется от вас избавиться. И остается только гадать, какой способ они выберут. Могут напугать, могут ударить, а могут, знаете ли, и убить… Вам все понятно? Тогда делайте, как я сказал, и все будет просто превосходно.

Медсестра кивнула и удалилась нетвердой походкой зомби, напоследок оглянувшись с порога, будто желая проверить, не было ли все это сном или галлюцинацией. Глядя ей вслед, Юрий вспомнил Марину Сидневу и подумал, что ему уже давненько не приходилось так много врать женщинам.

Сова припарковал машину, погасил фары и заглушил двигатель. Мерцающие зеленоватым светом цифры на дисплее вмонтированных в приборную панель электронных часов погасли, но перед тем, как это произошло, Сова успел заметить, что часы показывают двадцать семь минут второго.

– Приехали, командир, – объявил он. – С тебя полторы косых по ночному тарифу.

Хмурый никак не отреагировал на шутку. Сосредоточенно сопя, он достал из-за пазухи пистолет, порылся в карманах, нашел глушитель и одним четким, заученным круговым движением надел его на ствол. В проникающем снаружи свете уличного фонаря обращенная к Сове левая половина его физиономии выглядела еще страшнее, чем днем. Распухшая,