Юлия Латынина - Ниязбек Страница 32

Шапи и его люди переглянулись. Они слышали стрельбу часа два назад, но не придали ей особого значения. Теперь уже поздно было устанавливать, кто – красноярцы или местные – устроил пакость, выразив таким образом отношение к окружающей роскоши. Важно было то, что гости завтра обязательно пройдут по мостику – не по воздуху же им лететь – и увидят безобразие. Хорошо, если Гамзат после этого просто побьет тех, кто опозорил его перед гостями. А если он их уволит?

Раздраженный Шапи позвонил в мастерскую, которая занималась работами по камню, и через полчаса на поле для гольфа доставили старого мастера по имени Али. Тот в присутствии охранников осмотрел настил и заявил, что берется переложить все к завтрашнему утру – сам по себе булыжник не был какой-то редкостью, вся площадь перед Домом правительства была два месяца как вымощена этим булыжником, и, судя по стоимости работ, можно было подумать, что булыжник позолоченный.

После этого Шапи повернулся к Расулу и приказал:

– Езжай с ним, забери что нужно. Пусть они это дело к утру исправят.

Было уже десять часов, когда Расул и Али приехали в мастерскую. Собирались до одиннадцати, и, когда они выехали, было уже совсем темно. В темноте над ними промелькнули огни – это шел на посадку здоровенный, как кит, самолет.

– Транспортный, – сказал Али.

– Две тысячи человек сегодня прилетели, – проговорил Расул, – говорят, в спортзалах их поселили.

Патрулей в городе было довольно много. За последние полгода патрульные милиционеры совершенно прекратили ездить ночью по городу. Они сидели у себя в участках, а когда выезжали, снимали с себя бронежилеты и обкладывали ими свои «газики». Раньше место патрульного стоило до двух тысяч долларов, а теперь люди, которые заплатили этакие деньжищи, попросту отказывались от службы.

В эту ночь их остановили три раза, и все три раза это были русские патрули. Русские выглядели какими-то испуганными.

– Слушай, парень, – спросил русский сержант, который остановил их на проспекте шейха Мансура, – а где у вас тут девочки?

Расул посоветовал им проехать к гавани, и в эту минуту у Расула зазвонил телефон. Расул сказал: «Алло», выслушал сообщение и сильно изменился в лице. Русский милиционер ничего не заметил, а Али спросил:

– Что случилось?

Расул покачал головой и тронул машину с места. Они уже выехали на улицу Болотова, когда Расул сказал:

– Я к матери заеду. Поесть надо взять.

– Хорошо, – согласился Али.

Они подъехали к старому частному дому, и Расул остановил «шестерку» у ворот, не загоняя ее внутрь.

– Ты посиди здесь, – сказал Расул.

– Хорошо, – пожал плечами Али.

Расул отворил калитку и вошел внутрь. Это был, собственно, не дом, а сарайчик с потрескавшимися стенами, кое-как подпертыми стожком сена. К забору примыкал покосившийся навес, и под ним стоял ржавый «москвич». Как Расул ни напрягал зрение, он не заметил людей, прятавшихся за «москвичом». А между тем там должны были быть люди, Расул был в этом убежден.

Он открыл дверь и вздрогнул.

Гостиная за тщательно занавешенным окном была неярко освещена, и в этой неярко освещенной комнате сидели трое: Ниязбек, Джаватхан и еще один парень, лет двадцати, с круглой головой и крепкими короткими руками. Дверь на кухню была приоткрыта, и там стояли какие-то тени.

На столе перед Ниязбеком лежали два десятка булыжников, совершенно таких же, как те, что были посечены очередью.

Расул замер и уставился на камни. Даже в один выдолбленный булыжник входило полкило тротила. Эту взрывчатку нельзя было обнаружить щупом, потому что в ней не было металлических поражающих элементов. Поражающим элементом были сами осколки камня. Одной силы взрыва наверняка бы хватило, чтобы уничтожить всех, кто будет в этот момент на мостике.

Но Расул полагал, что это еще не все. Третий человек, который сидел в комнате, был немногословен, когда Расул привозил его в гольф-клуб. Но кто бы он ни был раньше – чекист, сапер, боевик, Расул понимал, что взрывная волна будет рассчитана таким образом, чтобы обрушить мост целиком в двухсотметровую узкую расщелину с журчащим ручейком внизу.

Расул был поражен, что он видит Ниязбека лично. Ни разу с того времени, как его сестра пришла к Ниязбеку, ни он, ни его люди не встречались с Расулом. Приходили какие-то люди, говорили установленные слова и исчезали. Расул вообще думал, что Ниязбек поручил это дело Вахе. У Вахи были очень профессиональные взрывники.

– Почему ты не заехал во двор? – спросил Ниязбек. – Ведь было оговорено, что ты заедешь во двор.

Во дворе прятались люди, которые должны были вытащить Али из машины. После этого его место должен был занять немногословный человек.

Расул сглотнул и сказал:

– Послушай, Ниязбек, я не могу сделать то, что обещал. У меня беда. У меня дома пропали и родители, и сестра. Мне только что позвонила соседка.

– Не беспокойся, Расул, – ответил Ниязбек, – это мои люди увезли твоих родных. Они в надежном месте. Я сделал это только для того, чтобы ты не передумал и чтобы они не пострадали, когда начнется разбирательство.

– Ты их взял в заложники, – проговорил Расул.

– Я тебе обещаю, – отозвался Ниязбек, – что мои люди будут заботиться о них, как о своих старших. Выйди к человеку, который сидит в машине, и заведи машину во двор.

Расул несколько секунд стоял совершенно тихо, а потом опустил глаза и проговорил:

– Ты с самого начала знал, да?

– Что?

– Никто не убивал моего племянника, – сказал Расул, – Гамзат и Шапи просто взяли его в заложники. Шапи устроил эту историю, чтобы заманить тебя в ловушку. Он любит такие штучки, Шапи.

Джаватхан поглядел на Расула, и Расулу захотелось побыстрей умереть. Он подумал, что надо было признаться во всем Ниязбеку с самого начала. Тогда бы Ниязбек помог. Все знали, что Ниязбек помогает людям. В республике было много людей, которые помогали друзьям. Но один Ниязбек помогал людям. А Расул вместо этого взял деньги – двадцать тысяч долларов, – и за эти деньги он продал человека, который мог бы ему помочь.

– И сколько тебе дал Гамзат? – спросил Джаватхан.

– Дело не в деньгах. У меня нет сыновей! У меня только один племянник, а теперь вы заставили меня выбирать между всеми моими родными и одним племянником!

Али в «жигулях» ждал полчаса. Если бы он был русский или тем более американец, он бы бросил это занятие гораздо раньше, но Али родился на Кавказе, где время течет совершенно по-другому. Поэтому он ждал полчаса, а потом все-таки удивился, потому что работа была срочная, и, если не сделать ее к завтрашнему утру, им вполне могли оторвать голову. Поэтому Али подождал полчаса, а потом выбрался из «жигулей» и осторожно постучался в калитку.

Ему никто не ответил: Али приоткрыл калитку и проскользнул внутрь. Кирпичная дорожка, ведущая к постройке, с боков вся обросла травой. Под ржавым навесом стоял мертвый «москвич». Рядом с дверью домика за плотной красной занавеской светилось единственное окно.

Али поднялся на крыльцо, постучал снова и просунул голову внутрь. За крошечной прихожей начиналась комната. Посереди комнаты стоял большой дубовый стол. За столом сидел Расул и ел хинкал из большой дымящейся миски. Рядом с ним сидел еще один парень, лет двадцати, с круглой головой и крепкими короткими руками.

– Али, – сказал Расул, – сядь покушай. Работать нам долго, а поесть будет негде.

Товарищеский матч между Московским городским гольф-клубом и сборной республики по гольфу должен был начаться в воскресенье в десять утра, и Панков прибыл на поле прямо из аэропорта, где он лично встречал пару московских приятелей.

Меры безопасности были приняты беспрецедентные. Милиционеры стояли, как телеграфные столбы, через каждые сто метров, а ближе к полю посты густели и превращались в настоящее оцепление. Возле ворот клуба торчали два БТРа, и, когда они подъехали ближе, один из московских приятелей Панкова присвистнул и схватил Владислава за рукав:

– Не, ты видел? – сказал он. – Ты посмотри, это снайперка!

Панков посмотрел и сам удивился. Метрах в ста от здания клуба торчала переносная сторожевая вышка, и далеко внизу, на побережье, Панков заметил еще одну.

– Не, – сказал Панков, вглядевшись, – это не снайперка. Это антиснайперский прибор. Лазер. Выжигает сетчатку глаза, если кто вздумает смотреть на поле в прицел.

По первоначальному плану президент должен был играть в паре со своим сыном, а Панков – в паре с прокурором Махриевым. Махриев и вышел бы на поле, но после отставки его увезли в больницу с сердечным приступом. В итоге играющих разбили на тройки, и Панков оказался в одной тройке с президентом и Гамзатом.

Когда Панков вышел на поле, турнир давно начался.

Гамзат и президент Асланов ждали его у первой лунки. Лунка была оцеплена, как площадь в разгар демонстрации.

Гамзат стоял на стартовой площадке, опираясь на клюшку, и его худые ноги торчали из широких клетчатых шорт. Ахмеднаби Асланов, в длинных белых брюках и кремовой рубашке с воротничком, радушно обнял Панкова. Полпреду вовсе не улыбалось играть в одной тройке с президентом. У его охранников в карманах была специальная дырка, через которую они выкидывали мячик на поле, если мячик улетал куда-то не туда.