Михаил Нестеров - Оперативное вторжение Страница 32

Крот разжился у знакомых старой резиновой лодкой и фонариком. Спустил свою амуницию в шахту... и поплыл, подсвечивая себе дорогу. Он походил на секретного агента, которому дали задание установить истинные причины затопления почти готовой линии метро. Поскольку первым делом действительно тщательно осмотрел место прорыва плывуна. И покачал головой: облицовка стен тюбингами в том месте была искорежена так, словно здесь произошел взрыв. Он даже припомнил разговоры, которые ходили среди метростроевцев: нужно ставить не металлические тюбинги, а железобетонные. С водой всегда можно справиться, рассуждал будущий Диггер, а вот с человеческой, точнее, с чиновничьей тупостью — почти невозможно.

Через пятьсот метров, а по морским меркам — через три кабельтовых подводник достиг наклонного тоннеля, который соединял станцию метро с ее наземным входом. Эскалаторы в нем смонтировать не успели, равно как не поставили устройства автоматики, энергоснабжения, вентиляции. Зато отделочные работы подземных вестибюлей станции были почти завершены. Луч фонаря высвечивал кремовый кафель, мозаику над сводом подземного зала. Рука Диггера дрогнула, когда он прочел название станции... Крупные буквы словно рассекло водой:

КОМСОМОЛЬСКАЯ.

Нижняя половина названия скрывалась под неподвижной темной рекой. Непроизвольно взгляд Крота потек в сторону тоннеля. Ему стало тоскливо и страшно. Казалось, вот-вот вырвется из черной горизонтальной шахты поезд, а в вагонах — утопленники. Машинист с синим лицом резко притормозит возле одинокого пассажира и, открыв двери, будет ждать, когда тот займет свое место. А после снова помчится по ходовым рельсам...

Жуть...

Мороз по коже.

Диггер отогнал страх своеобразным образом. Успокоил себя тем, что двигатели поездов работают от электроэнергии, для чего есть специальный контактный — третий — рельс.

Пришвартовав свою лодку к наклонному тоннелю, Диггер легко взобрался на высоту десяти метров. И там обнаружил довольно сносное и, главное, сухое со свежим воздухом помещение. Сухое потому, что как раз в том месте наружу выходила узкая вентиляционная шахта. Правда, без вентилятора и кондиционера, но это в положении Диггера было абсолютной мелочью.

Но главный сюрприз ожидал его впереди. Когда он поднялся фактически до самой поверхности и увидел над головой прямоугольник тяжелого железобетонного люка, то сразу понял, куда он ведет: на «минус первый этаж» центрального здания вокзала, где в том числе расположены камеры хранения третьесортный буфет, туалет. Он сумел открыть этот люк, работая ночью. С преогромным трудом, но сумел. И усилия его оказались ненапрасными: люк вывел его в складское помещение «Погребка».

«Мир изменился. Я вижу это в воде, я вижу это в земле».

Подземный мир начал изменяться. Вода уходила. Сначала медленно, а потом все быстрее, словно в конце тоннеля заработали мощные трюмные помпы. На проржавевшие рельсы осыпался кафель, упали известковые хлопья со сводов, и теперь по тоннелю можно было ходить в сапогах.

Исчезли латунные буквы со стен — их местный Горлум снес в пункт приема цветного металла. Причем выборочно, чтобы не «всплыло» название станции метро. Вначале принес букву "К", потом "О". Наконец — "Л" и "Я". Приемщик цветмета легко прочел: КОЛЯ. Чтобы не получить от братвы по репе, на всякий случай спросил: «Не с памятника содрал?» — «С памятника, — насмешливо подтвердил Диггер. — Павшему брату. — И вроде как взорвался: — Где ты такой памятник видел?!» Каждая буква была с бычью голову.

Метростроевцев здесь называли шахтерами. Ходила легенда, что при затоплении тоннеля погиб шахтер. И с тех пор он, по словам местных жителей, превратился в привидение. По ночам бродит по вокзалу и пугает проституток и бомжей. Продавщицы вокзальных магазинов из суеверия, а скорее, чтобы умилостивить «погибшего шахтера», изредка ставили в темных углах свечки, стакан водки, который накрывали кусочком хлеба. Через какое-то время подношения таинственным образом исчезали. Называли привидение «погибшим шахтером», потому что появлялся он всегда в одном и том же облачении: яркая, но замызганная одежда плюс шахтерская каска с фонариком. За такие вещи суеверным продавщицам и уборщицам попадало от начальства, однако последних это слегка забавляло. Во всяком случае, подчиненные были заняты потусторонним миром и даже, было замечено, стали меньше подворовывать.

Саид Нуралиев не стал ловить привидение за руку, просто однажды спустился вниз и понял, что в здание вокзала можно попасть из другого места. Откуда именно, он узнал скоро.

Диггер недолго проходил в роли Горлума, безраздельного хозяина своего подземелья, и гидом он не стал. Его убили неделю назад. Машинист с синим лицом резко притормозил возле одинокого пассажира и, открыв двери, подождал, когда тот займет свое место. А после снова помчался по ходовым рельсам...

25

Кемаль заметно нервничал. Его в корне не устраивала ситуация, которую детально обрисовал Юсуп Каламанов. В ближайшее время пропавшего лейтенанта милиции начнут искать. Группами. ЧП в стороне от места основных событий тут же свяжут с захватом заложников. Район отстоя отдельных вагонов будет блокирован силами спецназа, и тогда все планы полетят к чертям собачьим.

Другая проблема — вагон с заключенными. Если сейчас отдать команду убрать его, то автоматом сосредоточишь внимание силовиков на том месте. Любая мелочь не останется без внимания.

Кемаль понимал, что этот ряд проблем выстроился в результате одной ошибки, которую допустил он, Али Кемаль. Он преподнес урок за нерасторопность и штаба, и железнодорожников. Что не подвигло последних к организованности: наоборот, они засуетились еще больше и второпях переместили спецвагон, который и так не мешал никому, туда, где его по оперативному раскладу быть не должно.

Спецвагон.

Черные брови Кемаля сошлись к переносице. Что-то заставило его напрячься, что-то сдавило грудь и сделало дыхание прерывистым. Но через минуту-другую он разобрался с внутренним дискомфортом. Это приставка «спец» вызвала дисбаланс в настроении. Сейчас все, что было связано с ней, так или иначе представляло если не прямую, то косвенную угрозу. Собственно, Кемаль и его отряд находились в огромном котле, обложенном отрядами специального и особого назначения, перед ними в нетерпении подпрыгивали другие — быстрого реагирования. И над ними стояли начальники с такими же суперприставками. Даже «посторонние» зэки, словно в насмешку, именовались «суперами».

Поразмыслив над этим, Кемаль принял единственно верное решение. Такое развитие дела не исключалось во время долгого планирования операции. Хотя, учитывая высокий профессионализм террористов и их стремление довести начатое до конца, это считалось крайним средством, виделось сдачей позиций и даже отступлением.

Соратник Хаттаба принял решение сократить сроки операции. Вместо запланированных суток придется ограничиться половиной этого (и так сокращенного) срока. Была бы возможность, Кемаль держал в напряжении этот город и два, и три дня. До тотального изнеможения всех «суперов», до повальных обмороков и инфарктов среди заложников.

Террорист подозвал Юсупа Каламанова.

— Передай Андрею: зэков и караул уберем, когда будем отходить. Примерное время отхода — одиннадцать вечера.

Он заранее выдвинул требование, которые противоборствующая сторона не примет ни при каких условиях. Мало того, она будет на сто процентов уверена, что в ближайшие часы произойдет что-то серьезное. Гораздо серьезнее самого факта захвата заложников. Кемаль играл на нервах своих высокопоставленных оппонентов. Они и так находились в постоянном напряжении, так как Кемаль делал, казалось, невозможное: натягивал струны до предела, до хруста в ушах... А они, готовые лопнуть в любое мгновение, продолжали выдерживать непомерное натяжение.

Кемаль выдвинул заранее неприемлемые и противоречащие друг другу условия. Первое: Путин должен отказаться от президентских выборов. Второе: он лично, как некогда Виктор Черномырдин, должен вести переговоры с главой диверсионной группы. И все это сопровождалось привычными угрозами: в противном случае мы... в противном случае они... в противном случае вы...

Кемаль не боялся ни раннего штурма, ни позднего, ни того, что называется «в самый раз». Он сто раз смотрел смерти в лицо, заучил каждую черту до тошноты, до отвращения, до ряби в глазах. Он никогда не пасовал ни в открытом бою, ни в бою «из-за угла», когда вслед за подорванной военной техникой расстреливал федералов-подранков. И умело подстраивал под себя свое окружение. Он не был авантюристом, иначе давно бы скормил свое мясо хищным птицам и навозным жукам.

Возникшая на пути трудность лишь подстегнула его и мобилизовала скрытые внутренние резервы, придала сил. Он находился в состоянии относительного покоя, взятого в кольцо настоящей бурей эмоций. Он поднялся на вершину, увидел, что ничего там хорошего нет, что стоять там, удерживая равновесие, можно лишь на одной ноге. И понял, что его больше захватывает процесс восхождения. И спуска. Где каждый шаг должен быть предельно рассчитан и выверен, иначе угодишь в пропасть.