Михаил Нестеров - Легендарный Араб Страница 32

Однако настораживал тот факт, что Радзянский так и не представился, а иметь дело с человеком, не зная о нем ничего, было не в правилах бизнесмена. Поэтому он повторил вопрос:

— Так кто вас мне порекомендовал, любезный?

Лев предполагал, что Иванов настоит, у него был приготовлен ответ, поскольку в обширной компании бизнесмена был человек, на которого он мог сослаться.

— Вы знаете Валентина Руденко?

— Знаю ли я Валентина! — рассмеялся Иванов. — Так, значит, это он отрядил вас ко мне?

— Не совсем так, Сергей Юрьевич.

Делая вынужденную паузу, Радзянский еще и еще раз вглядывался в черты лица Иванова, а в голове рождался очередной план. Очередной. Так же, как и потенциальных покойников, их было слишком много, они рождались как мыльные пузыри и, сверкнув радужной оболочкой, лопались.

Иванов часто применял в разговоре уменьшительные и ласкательные слова, его голос был всегда доброжелательным, оттого немного медлительным. Он старался говорить с выражением, но дальше восходящих и затухающих по силе звуков дело не доходило — выразительность сказанных им фраз едва прослушивалась. Вообще речь Иванова как две капли воды походила на манеру разговора ведущего программы «Сегоднячко» Льва Новоженова. Но в отличие от последнего Иванов был тучным, его лицо сыто лоснилось, заплывшие жиром, с хитрым прищуром, как у старого лиса, глаза едва просматривались за толстыми стеклами очков.

Радзянский неплохо разбирался в одежде. Он отметил, что светлый с переливом английский костюм Иванова можно обменять на новые «Жигули». Хотя непосвященному он показался бы обычным, сшитым в Турции или Китае. Полосатая сорочка выглядела стерильно, но так же простовато. Просто, дорого... и со вкусом.

Валентин Руденко, о котором заговорил Радзянский, был тем самым энергетическим магнатом, на чьей дочери однажды женился Борис Левин. Такого человека знали даже простые смертные. А близкие по духу, по социальному положению знали друг о друге больше, чем о себе. Поэтому Лев был уверен, что Иванов вспомнит тот неприятный для Руденко отрезок жизни, когда «никто» Левин едва ли не посмеялся над ним, разведясь с его дочерью на третьем месяце супружества.

— Не совсем так... — повторил Иванов слова собеседника, прикидывая, что могла означать эта туманная фраза. После объяснений Радзянского он снова повторился: — Знаю ли я Бориса Левина! Он же был женат на этой мымре, дочери Руденко!

Предаваясь воспоминаниям, Иванов представил себе как наяву дочь магната на какой-то тусовке, где присутствовали сливки общества. Это случилось сразу после ее развода. Она говорила о своем бывшем муже с таким пренебрежением, словно это она выпихнула его из дома: «В постели он вообще ничего не может. Такое чувство, что спишь с мощами». Все понимали ее состояние — надо же реабилитироваться в глазах общества — и скорбели вместе с ней, пряча насмешливые взгляды.

Иванов рассмеялся, качая головой.

— Надо сказать, Левин дал хорошего пинка нашему главному энергетику. Удивляюсь, что Руденко до сих пор не обесточил квартал, где живет Левин. Значит, вы пришли по его рекомендации... — Иванов покивал. — Что ж, это меняет дело. Итак, ваше имя...

— Лев Радзянский.

— Имеете свой бизнес?

Араб покачал головой:

— Перебиваюсь случайными заработками.

Все шло как по маслу. Конечно, тот факт, что у него на стене висит подлинник «Опрокинутого треугольника» Кандинского, Борис Левин вынужден был скрывать. Если кто и видел картину, звучал ответ хозяина: «Копия». Скажи он обратное, его бы «подтянул» кинутый им бизнесмен, и Левин лишился бы не только картины, но и стен, на одной из которых висело полотно.

— Хорошо, — возобновил разговор Иванов, — теперь к делу. О «Треугольнике», пока я не увижу картину, а впоследствии не проведу экспертизу, говорить не стоит. Что именно вы можете предложить мне? — Иванов собрал снимки сокровищ царского некрополя и постучал ими по столу, выравнивая.

— Реально только одну вещь: Золотой Архар. — Теперь можно было обещать, лишь бы не переборщить с объемом, который так или иначе насторожит Иванова. — Под словом «реально» я подразумеваю время. Наверное, я смогу договориться еще и по подвескам царицы, но это займет два-три месяца, может, больше. «Искусство требует времени...»

— Да, да, — подхватил Иванов, — «...а жизнь коротка».

— А что насчет статуэток? Особенно хороша одна — довольно старая работа под Канову [4]. Даже такая подделка ценится.

Иванов кивнул: да, я знаю.

— Я возьму их, но это так, мелочь. — Сергей Юрьевич снова помолчал. — У меня к вам будет деловое предложение.

Бизнесмен побарабанил по столу пальцами и только сейчас догадался предложить собеседнику еще один бокал портвейна. Подняв свой и обменявшись с Радзянским кивком головы, выпил.

Стол был богато сервирован: различные салаты, икра, исходящее соком жаренное на углях мясо, манящий, неповторимый аромат галганта и лимона, дополняемый запахом зелени, на листках которой блестели капельки воды.

Вбросив, словно компромат, слова о деловом предложении, Иванов замолчал, уделяя внимание мясу и подавая пример своему сотрапезнику.

Радзянский почти был уверен, что последует дальше. И он не ошибся. Воспользовавшись зубочисткой, Иванов пожевал губами и с шумом втянул сквозь зубы воздух, пренебрегая элементарными правилами приличия.

— Пожалуй, я смогу надолго избавить вас от случайных заработков.

Лев сделал заинтересованное лицо и выгнул бровь, выражая легкое недоумение.

— Каким образом?

Если в начале беседы Иванов сыпал уменьшительными словами, то сейчас словно забыл о своей привычке. Хотя говорил все так же неторопливо, пересыпая речь междометиями.

— Предложение... а-а... такое. Вы — посредник, зарабатываете себе на булку с маслом, являясь... а-а... звеном между продавцом и покупателем. Это нормально, это один из законов бизнеса. Я могу предложить больше. Вы сводите меня с продавцом, а я выписываю вам премиальные. О сумме договоримся. — Сергей Юрьевич сделал протестующий жест, не давая Радзянскому заговорить: — Я не тороплю вас, Лев... Как ваше отчество?

— Платонович.

— Я не тороплю вас, Лев Платонович, и сам не спешу. Разговор предварительный и непредметный. Но он продолжится, когда я получу обещанное вами, проведу экспертизу и расплачусь. Понятно, да?

Прежде чем ответить утвердительно, Лев задумался, выслушав от Иванова, что тот вообще-то крайне удивлен: он, человек с мыслимыми и немыслимыми связями, в течение трех лет не мог выйти на след ценностей Бактрии, а тут никому не известный, с еврейской фамилией человек предлагает свои услуги по приобретению древних ценностей.

— У меня остались некоторые связи за рубежом, — пояснил Лев.

— Работали за границей? — проявил интерес собеседник. — Где и кем, если не секрет?

— Вице-консулом в одной жаркой стране, — ответил Радзянский, сделав вид, что снова размышляет над предложением собеседника.

Вообще Радзянский довольно грамотно построил разговор, направил его в нужное русло, а со стороны казалось, что это Иванов манипулирует беседой — умело, легко и непринужденно, в располагающей манере, не подозревая, что инициативой владеет не он, а собеседник, который капля за каплей внедряет то, в чем хочет убедить, и остается при этом в тени.

— Предварительно мы с вами договорились, да? — спросил Иванов, плавно заканчивая беседу и протягивая собеседнику визитную карточку. — Здесь несколько телефонов. Думаю, в дальнейшем вы без труда свяжетесь со мной. Просто назовите свою фамилию, и вас немедленно соединят. Постарайтесь передать картину до... — Сергей Юрьевич посмотрел на часы, — до 15.00 завтрашнего дня. У меня деловая встреча в Лондоне, где я пробуду дней пять-шесть. Ну а после буду рад новой встрече с вами.

Радзянский поднялся вслед за бизнесменом и пожал протянутую руку.

Иванов не заносился. Араб не увидел в нем человека с гонором, богатого, имеющего определенное влияние на политическую жизнь столицы. Может быть, подумал Лев, это зависит от собеседника. «Я показался ему достаточно простым, — продолжил он анализ, — поэтому его поведение именно таково, как есть. Был бы я чуть покруче, и он бы изменил свое поведение. Подстраивается? Вряд ли. В нем нет ничего от хамелеона — ни в облике, ни в манерах, ни в голосе. Хотя... Вот тон он сменил точно. Но как собеседник остался прежним. Просто сменилось настроение. Нет, Иванов производит хорошее впечатление. Какой-то он свойский оказался, не такой, каким его выставляют в прессе».

Охранники поджидали своего босса на выходе. Они взяли его в привычное кольцо и довели до машины. Араб подумал, что работу свою они выполняют на троечку. Ничего не значил тот факт, что за пять минут до появления шефа два телохранителя прошлись по залу ресторана, заглянули в туалет и заняли место у дверей, устремив на швейцара искусственно-пустой взгляд. Во время беседы с Ивановым, будь под рукой у Радзянского приличное снадобье, Лев мог легко подсыпать его в бокал с портвейном. А мог просто пристрелить бизнесмена в туалете, куда тот ненадолго отлучался, и после этого спокойно покинуть ресторан. Вместо того чтобы проводить шефа до дверей туалета, охранники продолжали испытывать терпение швейцара.