Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3 Страница 32

— Взять хотя бы мою прапрабабушку. Времена Екатерины Великой. Муж состарился, она была еще молода… И немало поразвлеклась со своими холопами. Она оставила подробные записки, я их читала. Лексикон тот еще, она многое называла своими именами…

— Должно быть, та еще была шлюха, — сказал Мазур.

— Вот уж нет, — кажется, ничуть не рассердившись, ответила Таня. — Шлюха — это та, что блудит с равными себе или нижестоящими, но свободными. А здесь хозяйка просто-напросто распоряжалась своим имуществом, как хотела, на что имела полное право. Вот и я тобой попользуюсь, быдло, как неодушевленным предметом. Тебе наверняка не понравится, но куда ж ты, скотина, денешься…

Она встала и неторопливо принялась снимать все остальное.

Оставшись обнаженной, медленно повернулась так, чтобы Мазур мог ее разглядеть со всех сторон. Спросила с легкой улыбочкой:

— Нравлюсь?

Мазур промолчал.

— Я понимаю, кивнула Таня, — бросила взгляд в изножье постели. — Ну да, никакой реакции… Ничего, поправим дело… Ты бы меня, конечно, с превеликим удовольствием отодрал, оставайся мы равными, а сейчас ничего не шелохнется… Унизительно, а? И прекрасно, красная ты сволочь… Начнем, пожалуй?

Как ни старался Мазур, стиснув зубы, мысленно противостоять, после того, что она вытворила, природа взяла свое. И он оказался под обнаженной красоткой, которую пристукнул бы самолично, двигавшейся медленно, растягивая удовольствие, шептавшей ему на ухо то похабщину, то самые грязные оскорбления. Как любой другой нормальный мужик, он не ощущал ни малейшего удовольствия — но и униженным себя старался не чувствовать: все-таки женщина, далеко не так позорно, как если бы пришлось мужику задницу подставить… Переживем, сколько бы там ни осталось этой жизни….

— Ну что ты лежишь, как бревно, товарищ? — задыхающимся шепотом прошептала ему на ухо давно ускорившая темп Таня. — Пошевелился бы, принял участие… Ведь последний раз в жизни трахаешься, подлюга комиссарская… Ну ладно, бревно так бревно…

Когда все кончилось, она выкурила сигарету, сидя на стуле по-прежнему голой. Какое-то время разглядывала его прищурясь, с серьезным лицом, потом быстро оделась, причесалась, и через минуту выглядела совершенно невинно, разве что щеки раскраснелись. Подошла и распахнула дверь:

— Флорисьен, можете работать…

Красавчик, поигрывая ножницами, подошел к постели:

— Последний раз спрашиваю, мон колонель: мы договоримся по-хорошему, или нет?

Оба окна словно взорвались, далеко брызнув осколками стекла, и с нешуточным проворством влетели такие марсианские фигуры: тяжелые бронежилеты, шлемы с опущенными забралами, накладки на колени и локти, короткие автоматы наизготовку. С грохотом, подняв облачко пыли, рухнула дверь, и по ней затопотали такие же, размыкаясь на обе стороны, целясь, крича что-то на местном языке. Их оказалось не менее дюжины, проворно рассредоточившихся по периметру комнаты. Первым поднял руки Флорисьен, следом — Таня. К ним кинулись с двух сторон, сковали наручниками руки за спиной, по паре «марсиан», так и остались стоять, придерживая обоих за плечи.

А следом неторопливо вошел полковник Мтанга, живой и здоровый, отсюда видно, в прекрасном расположении духа, с папироской в уголке рта. Оглядел комнату, улыбнулся Мазуру:

— Вот так и живем, полковник: шумно и весело…

Коротко отдал непонятный приказ — и к Мазуру кинулись сразу четверо, принялись осторожненько резать веревки десантными ножами французского образца. Мтанга сказал Мазуру, подойдя к постели:

— Девятый раз… Я же говорил, что везучий…

Очередной короткий приказ — и Мазуру притащили на постель его одежду с кобурой. Он принялся одеваться в темпе. Мтанга тем временем подошел к пленным, улыбаясь где-то же благодушно, вот только в глаза ему лучше бы этой парочке не смотреть… Прикурил папироску, выдохнул дым в лицо Флорисьену:

— Всерьез рассчитывал меня переиграть, обезьяний выкидыш? Молод еще… — и широко улыбнулся: — А то ты неплохо придумал, с бананом, на тебе и испробую, если станешь запираться…

Флорисьен стоял с серым лицом — о белом в такой ситуации сказали бы «бледен, как смерть». Именно такой, бледной как смерть, стала очаровательная княжеская дочка.

— Никаких чудес, — сказал Мтанга. — Всего-навсего житейский опыт Ты, шустрик, на определенном этапе вызвал подозрения у доктора Кумене, повидавшего и не таких хитрецов, тебя взяли в разработку, слушали твой разговор с сержантом, когда ты ему дал инструкции и выдал револьвер с глушителем… Ну да, умно, у любого пистолета может перекосить патрон, так что револьвер для данной ситуации надежнее… — он оглянулся на Мазура. — Я вам потом покажу запись, полковник, у меня в кабинете давно стоит камера, направленная на мой стол. Люблю хорошую шутку, знаете ли. Мы не стали брать господина сержанта, нашли момент заменить патроны в револьвере на совершенно бесполезные и чуть подпилить боек для полной надежности. А потом я дал ему возможность упереть мне дуло в висок пощелкать курком. Какое у него было лицо, когда он окончательно въехал, что проиграл… Ну, вы увидите, — он повернулся к Татьяне и похлопал ее по щеке. — А уж как я рад видеть вас, мадемуазель, как интересно мы пообщаемся…

Уже полностью одевшись и прикрепив кобуру, Мазур закурил, сидя на постели. Пальцы самую чуточку дрожали — ну и наплевать. Что ж, чудес не бывает — но коварные и умные начальники тайной полиции встречаются сплошь и рядом, а это порой лучше всяких чудес…

Короткий приказ Мтанги — и парочку в наручниках вывели, а следом улетучились спецназовцы, так что они остались вдвоем.

— Нервишки позванивают? — участливо спросил Мтанга.

— …

— Дело житейское, у любого зазвенят… — кивнул Мтанга. — У самого случалось, узлом завязывались…

— Спасибо, — сказал Мазур, глядя в пол.

— Да пустяки, — усмехнулся Мтанга. — Неужели вы для меня не сделали бы того же самого? В одной семье состоим… Неплохо, а? Мои мальчики аккуратно взяли еще парочку бабуинов с пушками и того самого докторишку, так что собеседников у нас хватает… Вы что-то хотите сказать?

Мазур посмотрел ему в глаза:

— Ваши люди появились как-то удивительно вовремя… Вы и здесь успели установить микрофоны?

— Да нет, не смог бы, тут постоянно торчал кто-нибудь из их людей… — его лицо приняло крайне сокрушенное выражение: — Быть может вы окажетесь столь благородны, что простите старого хитрого негра, питающего любовь к подвохам? — он легонько коснулся воротника Мазурова пиджака. — Это у вас вшиты микрофоны и маячки — совсем крохотные, последних моделей. Совсем недавно проделано, как только с Флорисьеном все стало ясно, и мы узнали, что они намерены вас похитить. Конечно, вы вправе обидеться за такие вольности, но, по-моему, это пошло только на пользу.

— Какие могут быть обиды, если вы спасли мне жизнь? — искренне сказал Мазур. — Послушайте… А если бы я надел другой костюм или мундир?

Мтанга с неописуем неподражаемым выражением лица завел глаза под лоб, фыркнул:

— Я ничего не умею делать наполовину… Не беспокойтесь, те, кто все это проделал, нынче же избавят ваш гардероб от всех крошек… Вы как, нормально?

— Я не лицеистка, — чуточку сердито ответил Мазур.

— Вот и прекрасно, — сказал Мтанга серьезно. — Поедемте? Я сгораю от нетерпения потолковать по душам с этой парочкой, особенно с красоткой…

— А майора Петрова к этим беседам допустить можно?

— Да ради бога, — сказал Мтанга. — Позвоните ему из машины, пусть приезжает. Вам обоим тоже страшно интересно, я понимаю, — он крепко сжал плечо Мазура. — Только пусть ваши берегут Натали, как дитятко родное. Уж если они собрались заслать во дворец группу, то явно не для того, чтобы вручить ей букет… Ну, я постараюсь их взять, первым делом Мюрат тряхнет Флорисьена — тот выкидыш, вполне возможно, прекрасно знает, где та чертова группа засела. А мы тем временем потолкуем с мадемуазель — уже не спеша и обстоятельно…

Глава девятая

Полосатая жизнь

Они сидели в небольшой подвальной комнатке со сводчатым потолком, дымили нещадно: Мтанга, Мазур и Лаврик. Хорошо еще, под потолком вертелся большой вентилятор, разгонявший дым, который тут же куда-то утягивало. Не курил только четвертый, неведомо зачем здесь присутствующий. Он совершенно не гармонировал ни с этим подвалом, ни с тайной полицией вообще — благообразный седовласый старец, черный, в хорошем, но безнадежно старомодном костюме и столь же старомодных очках в массивной черепаховой оправе. И портфель у него на коленях — из хорошей кожи, с позолоченными застежками, но столь же старомодный. Старичка словно занесло сюда на машине времени годов из пятидесятых. Более всего он походил на университетского преподавателя, а то и, бери выше, консервативного профессора — что интересно, галстук у него был примечательный, цветов столичного Орневилльского университета, синий в красную и зеленую полосочку. Фасон опять-таки старомодный, но ошибки быть не может: цвета Орневилля, открытого еще французами в конце сороковых.