Б. Седов - Культурист Страница 33

– Тут старухи живут, – по мере продвижения в глубь квартиры кивал на двери Индеец. – Здесь пусто. Тут ботаники, у них две смежные, с балконом. Тут сапожник. А вот и моя конура. Рядом с кухней, ванной и толчком. Очень удобно. – Антоха надменно фыркнул и отомкнул белую дверь. Вошел, включил свет. Задернул шторы на единственном окне. Втянул ноздрями спертый воздух пустующего жилища и поморщился: – Твою мать, опять чем-то воняет. Наверное, мышь под полом сдохла. Проходи, чего столпился? И ворота закрывай. Не в аквариуме.

Невский прикрыл дверь, сбросил с плеча на пол сумку и огляделся. Комнатушка метров десять, не больше. Похоже, самая крохотная в квартире. В дореволюционные времена, когда в здешних апартаментах жил какой-нибудь статский советник, этот тесный угол наверняка принадлежал слуге. Места в комнатушке изначально хватало лишь для минимального набора предметов: шкафа для одежды, кровати, столика и туалетной тумбочки с зеркалом. В общем, нынешний интерьер берлоги мало чем отличался от первоначального. Стол у окна и раскладной диван присутствовали. Вместо шкафа слева от двери тихо гудел маленький, брежневских времен, холодильник «Минск», а место тумбочки заняла приличная современная подставка для видика и телевизора. Сами эти японские устройства тоже имелись. Вот и все.

– Как тебе дворец? – спросил, закуривая, Индеец. Отдернув штору, Антон приоткрыл выходящее в глухой двор окно. В затхлой комнате сразу заметно посвежело.

– Более чем, – кивнул Невский, падая на скрипящий диван и вытягивая гудящие ноги. – Я, признаться, думал, что будет хуже. Тут вполне можно зашхериться. На какое-то время.

– В холодильнике должны быть консервы и минералка, – сказал Антон. – Что-то вроде энзэ, когда влом идти в магазин. В выдвижном ящике под столом – посуда, стаканы, чай, сахар и соль. Плита на кухне. В диване – постельное белье. Короче, разберешься, что к чему. Не пальцем деланный.

– Куда я денусь с подводной лодки, – откинувшись на спинку дивана и закрыв глаза, устало пробормотал Влад. Сегодняшний и вчерашний дни вымотали его крепко. После всей этой нервотрепки и сытного ужина в излюбленной Индейцем шашлычной, хозяин которой платил дань бригаде Чалого, Невскому хотелось только одного: спать. Без задних ног, как говорится, и сновидений.

– Если вдруг захочешь прогуляться – второй комплект ключей над дверью, на косяке, – сказал Антоха. – Только шастать ночью по району не советую. Стремное место. Гопота шалит. Навалятся толпой – туши свет. Я приеду завтра, после обеда. Привезу баксы. А там сам решай – уезжать или оставаться. Не маленький. Все, держи краба. – Индеец крепко, по-мужски стиснул кисть бывшего сослуживца и, развернувшись, вышел из комнаты. Грохнула входная дверь. Влад посидел немного, прислушиваясь к окружающей его тишине. Казалось, в огромной шестикомнатной квартире, кроме него, не было ни души. Но это вряд ли. Девять вечера на часах. Многие жильцы наверняка дома. Впрочем, ему какое дело? Всех обитателей коммуналки, даже если те вдруг скопом объявятся на пороге, он увидит в первый и последний раз в жизни. Как прохожих, случайно промелькнувших мимо в людской толпе…

Невский от души потянулся, встал, сбросил спортивную куртку, оставшись в одной обтягивающей бугрящиеся мышцы черной футболке, извлек из сумки сигареты, зажигалку, погасил свет, отдернул штору, распахнул настежь окно, закурил, навалившись грудью на широкий подоконник, и задумался, глядя на десятки выходящих во двор-колодец светящихся окон. Первая волна растерянности и отчаяния – после выселения из своей квартиры, угона машины, внезапного расставания с Юлей и обнаружения фальшивых баксов – как-то незаметно схлынула. Во многом благодаря своевременной помощи Индейца. Невский вдруг поймал себя на мысли, что возникшее под давлением обстоятельств желание вернуться в Ригу, еще пару часов назад казавшееся единственно возможным вариантом развития событий, теперь заметно ослабло. К чему бы это? На что можно рассчитывать в Ленинграде, имея в кармане всего восемьсот долларов? Конечно, можно снять такую вот скромную комнатушку, попробовать устроиться на копеечную работу. Похоронив саму мысль о собственном бизнесе раз и навсегда. Ведь стоит только допустить возможность, что ты не лучше и не умнее других, что ты такой же, как все, – и конец. Назад хода не будет. К свиньям такое счастье! Ведь он, Влад, знает, что есть другая жизнь! И он привык именно жить, а не существовать, как лох, от зарплаты до зарплаты. И что теперь делать?

Ответ – конкретный и очевидный – напрашивался сам собой, но Влад упорно гнал его, как назойливую муху. Да, деньги! Да, сила! Да, возможность прижать к ногтю оборзевшую падаль! Но при таком раскладе для начала нужно встать с этой сволочью на одну ступеньку. Играть по ее правилам. И кто знает, можно ли потом снова подняться, не стать мясом, как сотни безымянных «быков»? В любом случае это не просто работа, по принципу: «не понравилось – послал шефа на х… и свободен». Это – дело на всю жизнь. Из мафии не увольняются. Дороги только две: вверх или в могилу. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Нет, он не готов вот так, на раз-два-три, добровольно лезть в петлю. В конце концов должны же быть и другие варианты. Надо только найти их. Думай, Влад, думай!

Невский докурил сигарету, выбросил окурок во двор, наблюдая, как тот ярким оранжевым трассером полетел вниз и, упав на асфальт, разлетелся салютиком мгновенно потухших искр. После табачного дыма, как это часто бывает, захотелось пить. Влад прикрыл окно и направился к холодильнику. Вопреки заверениям Индейца, никакой минералки там не нашлось. Как и любой жидкой субстанции, кроме кетчупа. Зато вольготно расположился десяток самых разных консервов, и важно поблескивали две стеклянные банки с рассольником быстрого приготовления. Видимо, на случай похмелья. В общем, обитателю берлоги голодная смерть не грозила. При одном условии: он будет что-нибудь пить. Например, чай.

Невский вышел из комнаты в коридор и в нерешительности остановился на пороге огромной кухни. Раковина и газовая плита, как и положено, были здесь в одном экземпляре. Но зато кухонных столов Влад насчитал аж целых четыре! Аккурат по числу жильцов, если не принимать во внимание упомянутого Индейцем неуловимого обитателя вечно пустующей комнаты. И лишь на одном из столов – самом маленьком, совершенно пустом, если не считать открытой деревянной хлебницы – отыскался пижонский ярко-красный чайник со свистком. Может, этот как раз Антохин? Пойди догадайся в этом муравейнике, где чье! Ладно, придется воспользоваться тем, что есть.

Чувствуя себя мелким воришкой, Невский взял чайник, набрал воды, поставил на плиту. И услышал, как где-то в глубине коридора открылась дверь и как кто-то направился в сторону кухни, подошел к ней и замер на пороге. Влад отлично знал, какое убийственное впечатление он производит при первой встрече на не искушенных в бодибилдинге людей.

– Добрый вечер, – вполне добродушный, без тени настороженности голос принадлежал молодой женщине. Влад обернулся.

Возле крайнего столика стояла, смущенно улыбаясь, высокая стройная брюнетка лет двадцати восьми, с забранными в аккуратный хвостик черными волосами. Женщина была одета в линялые, почти белые от многочисленных стирок джинсы и обтягивающую грудь футболку. На ногах – мягкие тапочки. В руке она держала полную бутылку шампанского. Похоже, это и есть та самая жена «геолога», продающая книги в магазине на Невском. Красавицей не назвать, но вполне милая и симпатичная. И фигурка не подкачала. Не соврал Индеец.

– Здравствуйте, – поздоровался Невский. – Я… друг Антона. Вот, решил чайку вскипятить.

– Я почему-то так сразу и поняла, – снова улыбнулась соседка. – И как друга зовут?

– Владислав, – представился Невский.

– А я Вика, – непринужденно сообщила брюнетка. – Будем знакомы, Владислав.

– Вика, извините, что задаю глупый вопрос, – сказал Влад, – но… я здесь впервые. А Антон уехал. До завтра. В общем… это его чайник?

– Ах, вот вы о чем! – звонко рассмеялась Вика. – Я вас понимаю. Столько столов, нетрудно и ошибиться. Но вы оказались правы. Это столик Антона. А значит, чайник тоже его. Пользуйтесь на здоровье.

– Спасибо, – с облегчением поблагодарил Невский. – Бальзам на мои кровоточащие раны. Я… просто… как бы это сказать… до сегодняшнего вечера никогда не был в коммунальной квартире. Вот и растерялся немного.

– Счастливый, – вздохнула Вика. – А у меня, наоборот, никогда в жизни не было своего угла, своей пусть крохотной, но отдельной квартиры. Сначала пятнадцать лет в детском доме, в Тюмени, затем три года в общежитии педучилища, потом четыре года тоже в общежитии, но уже ЛГУ. И, наконец, последние пять лет здесь, в этой коммуналке. Мне еще повезло. Две большие светлые комнаты, с балконом и видом на проспект. У многих наших девчонок из детдома и такого нет.