Сергей Донской - Битва президентов Страница 33

Сделав это признание, директор ФСБ провел ладонью по лбу и обнаружил, что она совершенно мокрая. В довершение к этому мутная капля пота сорвалась с его носа и упала на полированную крышку стола. «Вот так и я, – промелькнуло в его мозгу. – Был и нету».

– Луконин, Луконин… – задумчиво пробормотал голос Астафьева в телефонной трубке. – Да это же…

Воротников вытер стол размашистым взмахом руки и сказал:

– Так точно, господин президент. – Он так редко обращался к Астафьеву столь официально, а потому слово «президент» резануло слух обоим. – Генерал Луконин является первым помощником моего заместителя. Заявление об отставке мною написано. Готов вручить его вам лично или же через секретариат.

Астафьев, ошеломленный свалившимися на него известиями, запустил пальцы в курчавые волосы на голове и несколько раз потянул на себя, стремясь во что бы то ни стало сохранить самообладание. Частично это помогло, но когда Астафьев заговорил, стало ясно, что его распирает самое настоящее бешенство. Очень редко и очень немногие люди видели своего президента в подобном состоянии. Обычно уравновешенный, выдержанный, умеющий взвесить каждое слово, он сорвался на крик, еще более страшный оттого, что звучал он не в полную силу, а приглушенно, сдавленно:

– Ты что это себе возомнил, Александр Васильевич? Отставка? Ха-ха-ха! – Наигранный смех прозвучал как хрип висельника. – Нагадил, значит, а дерьмо за тебя пусть другие разгребают?

– Виноват, – выдавил из себя Воротников. – Я…

– Виноват, генерал. О-очень виноват. Передо мной, перед коллегами своими, перед родиной. И вину свою искупать придется, слышишь меня?

«Кровью?»

Вероятно, эта глупая мысль пришла в голову не только Воротникову, но и Астафьеву, потому что последовала секундная заминка, после которой телефонный монолог продолжился.

– Любой, э-э… ценой, – нашелся Астафьев. – Об отставке до тех пор даже не мечтай. Вот исправишь свою ошибку, тогда и поговорим. – Постепенно беря эмоции под контроль, Астафьев говорил все более спокойным, все более ледяным тоном: – Ты понимаешь своей головой, в каком положении мы очутились из-за твоего ротозейства? Фильм в руках Мищенко, Шахашвили или Корчиньского – это бомба. Стоит репортерам растрезвонить, что русские угробили польского президента, как в мире начнется черт знает что! А Польша, между прочим, в НАТО состоит. И американских ракет там неизвестно сколько понатыкано.

– Анатолий Дмитриевич, – попытался взять слово Воротников.

– Прощения станешь просить? И не пытайся.

– Но…

– Помолчи, – прикрикнул Астафьев, но не злобно, а устало, как человек, который просит дать ему возможность сосредоточиться.

И действительно, не прошло и минуты, как он заговорил снова, и на этот раз Воротников слышал голос прежнего президента Российской Федерации – решительного, властного, уверенного в себе.

– Так, – произнес Астафьев. – Выход видится мне всего лишь один. Пану Корчиньскому необходимо предоставить живых свидетелей, которые убедят его в том, что съемки на аэродроме велись не десятого апреля, а позже…

– Двадцатого, – подсказал Воротников. – Двадцатого апреля.

– Полковника Разина нам с Кавказа не вытащить. Неужели исполнители погибли, все до одного?

Астафьев умолк, надеясь услышать что-то обнадеживающее.

– Прослушивая запись разговора Шахашвили с его ближайшим помощником, – заговорил Воротников, – я узнал все, что рассказал на допросе этот Разин. По его словам, непосредственный исполнитель, организовавший съемки под Смоленском, не был ликвидирован. Ему удалось скрыться.

– Кто он?

– Отставной прапорщик пограничных войск, Аркадий Барвин, – отрапортовал Воротников.

– И опять человек из твоего ведомства, – упрекнул Астафьев. – Где искать твоего прапорщика?

– Уже ищем. За пять минут до того, как я позвонил вам, мне доложили, что Барвин может прятаться в деревне Выселки, у своей зазнобы. Туда направлена группа захвата.

– Отлично. Берите Барвина, и на Лубянку. Генерала Луконина арестовать и туда же. – Говоря, Астафьев похлопывал по столу ладонью в такт своим словам, как делал всегда, когда находил единственно верное решение и излагал его подчиненным. – Как только это будет сделано, я немедленно свяжусь с Корчиньским и попробую убедить его не совершать опрометчивых шагов. Барвин и Луконин нужны мне живыми. Сейчас вся надежда на их правдивые показания.

– Так точно, господин президент, – четко, по-военному откликнулся Воротников. – Разрешите приступать?

– Попробуй только не приступить, – пошутил Астафьев.

Это был добрый знак. Окрыленный, Воротников положил телефонную трубку и снял другую. Он еще не знал, что президентский приказ не будет выполнен, а ситуация вскоре накалится еще сильнее. Он был деловит и собран, не подозревая, что звонить куда-либо уже поздно.

4

Утреннее совещание в кабинете у генерала Луконина затянулось до полудня. Делая вид, что внимательно слушает доклады, он смотрел в стол перед собой, изредка кивал или каким-то иным образом выражал свое отношение к сказанному. На самом же деле слова и целые фразы подчиненных пролетали мимо генеральских ушей, не достигая его сознания.

Мысли Луконина вращались вокруг одной-единственной темы, не дававшей ему покоя. Куда подевался Разин? Почему не выходит на связь? Что приключилось с ним в солнечной Грузии?

Сколько ни успокаивал себя Луконин, тревога на душе только усиливалась, отравляя существование. В конце концов, не дослушав жалкий лепет начальника информационного отдела о состоянии компьютерной базы данных на конец первого квартала, Луконин оборвал его, сослался на неотложные дела и выпроводил сотрудников из кабинета.

Несмотря на открытое окно, ему было душно. А еще ему нестерпимо хотелось выпить водки и закурить, чего он не делал уже несколько лет. «Нервы стали ни к черту», – невесело подумал Луконин.

Когда он, выдвигая один ящик письменного стола за другим, искал сигареты, зазвонил служебный мобильный телефон. Звонил тот самый Степанцев, который на пару с Белобровом бездарно провалил операцию по уничтожению «съемочной группы». Перед отъездом в командировку полковник Разин оставил майора Степанцева исполняющим свои обязанности и поручил ему поиски беглого прапорщика. Тот исправно докладывал Луконину о результатах, и всякий раз они были неутешительными. Вот и сейчас он снова звонил, чтобы рассказать, как трудно искать иголку в стоге сена.

«Будь сейчас советская власть, – раздраженно подумал Луконин, – я бы объяснил тебе, как ищут иголки. Одну прячут, остальные втыкают под ногти для того, чтобы человек не расслаблялся, а действовал».

– Да, – бросил он в трубку. – Что нового?

– Кажется, мы его обнаружили, – прозвучал ответ.

Это меняло дело.

– Кажется или обнаружили? – сварливо осведомился Луконин.

Степанцев доложил, что он с напарником наведался в дачный поселок, где время от времени работал сторожем отставной прапорщик Барвин. Удалось выяснить, что Барвин искал жительницу соседней деревни, Дарью. Степанцев и Белобров находились в нескольких минутах езды оттуда.

– Судя по всему, – сказал Степанцев, – Барвин по-прежнему находится у своей любовницы. Я приказал оперативным работникам деревню окружить, единственную дорогу перекрыть, ждать дальнейших указаний. В доме, где, как я предполагаю, обосновался Барвин, слышна музыка.

Это упоминание музыки подействовало на Луконина как раздражающий фактор на гуся.

– Музыка слыш-шна, говориш-шь? – прошипел он. – Какая?

– Не могу знать, товарищ генерал.

– А раз не можешь знать, – рявкнул Луконин, – то и не болтай попусту! Музыка там у них, видите ли, играет…

– Прошу простить, товарищ генерал, – заторопился Степанцев. – Больше не повторится.

Это он верно подметил: не повторится. Участь бестолковых подчиненных полковника Разина была предрешена. Как только они ликвидируют Барвина, то настанет и их черед. Вспомнив об этом, Луконин решил не нервничать по пустякам.

– Что собираетесь предпринять? – спросил он.

– Я считаю, что откладывать задержание Барвина нет смысла, – заговорил Степанцев после недолгого колебания.

– Правильно считаешь, – одобрил Луконин. – Действуйте стремительно и слаженно, так, чтобы у Барвина ни одного шанса не осталось… Я имею в виду шансы уйти живым. Задержание мне на хрен не нужно. Мне нужна попытка к бегству и пара метких выстрелов вдогонку.

– А если Барвин не побежит? – пожелал знать Степанцев. – Если он руки поднимет и сдастся? Как я ему при всех в спину стрелять стану?

– Ты тупой или прикидываешься?

– Я…

– Головка от буя! – оборвал подчиненного генерал Луконин. – Или попытка к бегству, или сопротивление при аресте. Куда стрелять, выбирайте сами. По обстоятельствам.