Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин Страница 33

В чем-то Хмурый, несомненно, был прав. Сове и самому хотелось, не мудрствуя лукаво, выстрелить клиенту в висок из пистолета и убраться отсюда подобру-поздорову. Но его ствол, пусть уже слегка морально устаревшая, но по-прежнему мощная и безотказная «беретта», ему нравился, да и обошелся, прямо скажем, недешево. После убийства его придется скинуть, потому что только последний отморозок станет таскать при себе такую улику. Кроме того, Сова не желал идти на поводу у глупых детских страхов и именно потому, что продолжал бояться, решил сделать все, как было задумано – красиво, аккуратно и без крови.

Отлежав месяц в этой самой больнице, он начал считать себя не только знатоком местных порядков, но и лицом, весьма сведущим в медицине, – хоть сейчас надевай белый халат и ступай записываться в медбратья. Осмотрев капельницу, игла которой торчала в вене спящего, он вынул из кармана пузырек с какой-то прозрачной жидкостью. Жидкость представляла собой пятидесятипроцентный раствор чистейшего героина в количестве, способном в два счета укокошить половозрелого слона. Сова переложил пистолет из правой руки в левую и взялся за капельницу. Он обернулся на дверь и увидел через стекло стоящего спиной к палате Хмурого. Все было под контролем; окончательно успокоившись, Сова извлек из капельницы пузырек с лекарством и приготовился проткнуть иглой резиновую пробку того, что был у него в руке вместе с пистолетом.

Если бы Сова видел то, что происходило в это время у него за спиной, с ним, вполне возможно, случился бы инфаркт. Лежавшее за ширмой тело приподнялось, приняв сидячее положение. Простыня соскользнула с него; «покойник» подхватил ее, не дав упасть на пол, и бесшумно встал с кровати.

Но Сова ничего не замечал – он возился с капельницей. Пистолет в левой руке мешал ему, руки дрожали от волнения. Он никак не мог попасть иглой в пробку и едва не уронил драгоценный пузырек на кафельный пол.

– Ничего-ничего, – пробормотал он, обращаясь то ли к себе, то ли к мирно спящему Сидневу, – потерпи, брателло. Сейчас кайфанешь напоследок, чумовой приход я тебе гарантирую…

В это время восставший из мертвых сосед Сиднева набросил Сове на голову простыню и мгновенно закрутил жгутом ее концы. Получилось что-то вроде мешка, туго затянутая горловина которого располагалась чуть повыше локтей. Не дав Сове опомниться, «покойник» резко рванул его в сторону, раскручивая, как метательный снаряд. Пузырек с героином упал на кровать Сиднева; теряя равновесие, Сова издал невнятный вопль изумления и рефлекторно нажал на спусковой крючок.

«Беретта» в его руке с негромким хлопком выплюнула облачко дыма. Пробив дверное стекло, пуля угодила под лопатку начавшему оборачиваться на шум Хмурому, и тот грудой костей обрушился на пол в коридоре. Продолжая управляемое держащимся за свернутые жгутом концы простыни человеком стремительное движение по окружности, Сова окончательно потерял равновесие, выронил пистолет и со страшной силой врезался головой в стену. Пока он падал, его сильно ударили по шее под правым ухом, но он этого уже не почувствовал.

– Вот теперь можно будить доктора и вызывать милицию, – сказал «покойник» прибежавшей на шум перепуганной медсестре. – Да, и поправьте больному капельницу. Только пузырьки не перепутайте, тот, что на кровати, надо бы сдать на анализ…

В отделении поднялась суета, в коридоре замелькали белые халаты и зеленые балахоны хирургов. Судорожно всхлипывающая дежурная сестра трясущимися руками приводила в порядок капельницу; санитары погрузили на каталку и увезли в операционную Хмурого, а на их место сейчас же явилась другая пара, которая занялась лежащим без сознания с простыней на голове Совой.

Воспользовавшись этой суматохой, Юрий Якушев боком выскользнул из палаты и, никем не остановленный, покинул больницу через приемное отделение, где толстая санитарка, сердито ворча, оттирала шваброй испачканный кровью пол.

Глава 7

Его разбудил звонок в дверь. Юрий открыл глаза и понял, что безбожно заспался: в окно сплошным потоком вливался солнечный свет – уже не утренний, а дневной. Снаружи громко ссорились воробьи, со двора доносились крики детворы, в отдалении ворчал дизельный двигатель, подвывала гидравлика и глухо лязгали опорожняемые в железную утробу мусоровоза мусорные контейнеры. Часы на тумбочке показывали две минуты двенадцатого.

Такие поздние пробуждения случались у него крайне редко и обычно служили предпосылкой для дурного настроения на добрую половину дня, но сейчас Юрий чувствовал себя просто превосходно. Он не сразу понял, в чем тут соль, а потом вспомнил свои ночные приключения, и все стало ясно. Вчера – вернее, уже сегодня – ему повезло без особых усилий и жертв управиться с довольно трудным и неприятным дельцем, спасти хорошего человека и обеспечить приличный срок лишения свободы негодяю. Так что он имел полное, законное право хорошенько выспаться и чувствовать себя если не героем, то хотя бы просто человеком, не зря прожившим день.

Звонок в дверь повторился и был гораздо более продолжительным и настойчивым, чем первый. «Сиднева, – подумал Юрий, натягивая штаны и футболку. – Не усидела у подруги, явилась лично выразить благодарность. Ох уж эти бабы! Хоть кол на голове теши, все равно все делают по-своему. Сказано же было: сидеть тихо и ждать звонка. А она – вот она…»

Уже в прихожей ему пришло в голову, что это может быть вовсе не Марина, а кто-нибудь присланный Парамоновым для окончательного сведения счетов. Происшествие в больнице ясно дало понять, что этот слизняк в борьбе за свои финансовые интересы не остановится ни перед чем, а то, что его люди потерпели неудачу, вовсе не означало, что сам Виктор Тарасович сейчас сидит в кабинете следователя и, высунув от усердия язык, пишет чистосердечное признание.

Несмотря на это, Юрию почему-то не верилось, что в дверь звонит подосланный Парамоновым убийца. Здравый смысл восставал против такого предположения, интуиция тоже помалкивала, но на всякий случай Якушев не стал смотреть в глазок, а, став так, чтобы не задело выстрелом сквозь дверь, спросил:

– Кто?

– Соседка снизу, – послышался из-за двери сердитый женский голос. – Откройте, вы меня заливаете!