Михаил Нестеров - Если враг не сдается Страница 34

Молодыми спецназовцами овладело ни с чем не сравнимое чувство свободы, даже свободного полета: казалось, они бесшумными и невесомыми тенями парят над землей. Они вторгались в доселе неизведанный мир ощущений, становились пионерами этого красивого края. Птицы взирали на них с высоты; и вот случилось маленькое чудо: сокол, сидевший на сухой ветке высоченной ели, на самой верхушке которой черные вороны устроили гнездо, так и остался на месте. Он не изменил своей горделивой осанки и с высоты смотрел на «лесных духов», шествующих прямо под ним.

Уже с первых шагов они сливались с природой, и она отвечала им взаимностью: ее сторожевые — соколы и ястребы — свободно пропускали их; ее дозорные — черные вороны — так и не пошевелились, затаившись средь ветвей; ее гонцы — пушистые белки — припустились от дерева к дереву, чтобы донести до всего леса благую весть.

А в груди мало места для аромата елей, пряности этого весеннего утра; будет пасмурно, прохладно, промозгло, а пока солнечные лучи, прогревая одежду спецназовцев, выбивали из нее остатки казенного запаха. Вскоре их облачение впитает, как губка, все запахи этого сказочного места, и они окончательно породнятся с природой.

Навстречу им бежали пригорки, ямки, уносились за спину кусты, низкорослые березки, осокори и липы; с призрачным натужным воем встречал их очередной холм, поросший чилигой; с иллюзорным свистом в ушах мчался на них пологий склон. Казалось, так можно бежать вечно — без устали, с порозовевшими щеками, чувствуя ритм леса и приноравливая к нему свое дыхание.

И можно только представить себе, что будет здесь через две, три недели. Можно будет задохнуться от пьянящего воздуха и прийти в себя, лишь упав и ощутив на щеке проклюнувшуюся зелень трав.

Сухие обломанные ветки, сгрудившиеся могильными крестами, черные поваленные стволы деревьев и их копошащиеся в еще холодной земле корни — пока не в счет. Однако в их сером безмолвии крылось что-то недоброе. Надвигалась, вместе с непогодой, какая-то приграничная тяжесть, неодолимо манил к себе новый рубеж, за которым уже нет лесных дозорных, сторожевых и гонцов.

Ротный умерил свой бег, когда сержант Литвинов дал команду остановиться. Передовой Голубец, сбежав с кручи, перешел на шаг, затем развернулся, поднимая руку. В его глазах отразилось солнце, щеки бойца горели, на лбу проступила испарина.

Определенный рубеж пройден, дальше можно продвигаться, лишь выставляя головной дозор и в невысоком темпе. Затем только парами, разбив временный лагерь. Впереди их поджидали опытные спецы.

Пока действиями Литвинова капитан был доволен: можно сказать, бойцы красиво покинули транспорт, перевалили через пути и, разом пригнувшись — так, что их невозможно было заметить с дороги, — низиной вошли в лес. В их действиях ротному виделась сплоченность. Как дальше они поведут себя, будет зависеть только от командира.

Литвинов разложил на коленях карту, подозвал Санчеса и Пуаро — командиров подгрупп. Указав на карте район предполагаемого базирования условного противника, разбил его на три сектора.

— Искать тайники и базы бесполезно, — начал сержант, — на то они и тайники и скрытые базы. Будем искать следы живых людей, они и приведут нас к базам. Вряд ли диверсанты устраивали дневку — им углубляться в лес от железной дороги смысла нет. А небольшие расстояния в 5-10 километров можно пройти быстро и всей группой. Их заинтересует, мне кажется, вот этот участок «железки», — показал Литвинов на карте место, где полотно делало плавный поворот. — Скорость поездов на нем не снижается, поскольку идут они по широкой дуге. Достаточно небольшого заряда в стык рельс, чтобы состав по инерции выбросило под откос. И для уничтожения сопровождения боевой техники место подходящее: это восточная сторона, так как вагоны скатятся именно туда. И отход в ту же сторону — пролеском, потом открытым пространством. Северным и западным направлением они не пойдут — потому что и автомобильная, и железная дорога идут в этом же направлении. Его блокируют в первую очередь. Еще осталось южное направление, но лес там смешанный и стоит сплошной стеной: для транспорта — а это вертолет — там практически нет удобного места для посадки, лишь небольшие проплешины.

Толково, улыбнулся Шаров, слушая сержанта.

— Санчес, — продолжал Литвинов, — ты с Капитаном Бладом берешь южное направление. Особое внимание уделяй открытым участкам. Если диверсанты подыскивали там место для посадки транспорта, то наверняка оставили следы. Снега там хватает, так что смотрите в оба и будьте внимательны.

Понятно, кивнул Ильичев.

— Пуаро, ты с Дизелем и Китайцем берешь северо-восточный сектор. От места стоянки, на север полоса поиска 5 километров, на восток — 6, дальше не залезай. Прочеши там всё. Смотри следы, обращай внимание на всё, что касается деятельности человека: срубленная ветка, дерево, спички, окурки; и специфические следы: присыпка от собак — марганцовка, железный купорос, горчичный порошок, табак, бензин, керосин, нафталин. Короче, всё то, что можно заметить или определить по запаху. Следы присыпки искать на снегу, а на сухой траве и хвое — бесполезно. Всё ясно?

— Да, ясно, — ответил младший сержант Данейко.

— Я беру юго-восточный сектор. Со мной идет Батый. В лагере за старшего остается Голубец. Экипировка — боевая. Рюкзаки оставляем здесь.

А вот и первое замечание, которое капитан Шаров обязатольно занесет в свой походный блокнот. Простыми словами «командир рвался в бой». Чего ради Литвинов сам решил провести рекогносцировку местности, непонятно. Если бы капитан знал, что сержанту известно расположение баз и дозоров условного противника, он бы только иронически усмехнулся: отрабатывая перед подчиненными, командир группы шаг за шагом вел бы группу в единственно верном направлении. И уже с наступлением сумерек привел бы разведчиков к цели.

Было заметно, что Литвинов изо всех сил старался не замечать контролера группы, но взгляд его, тем не менее, всё чаще натыкался на капитана. Ротный был здесь лишним и понимал это. Один — но в глазах командира и всей группы он представлял собой битком набитую аудиторию. Это для них, «первоходов», а находился бы капитан в компании бывалых спецназовцев, остался бы незамеченным. Или стал бы сосредоточением их топорных острот. Их приколы на заметку не возьмешь, дерзкий и в то же время насмешливый взгляд на бумаге не опишешь: «Эй, капитан! Че ты там нацарапал? Дай почитать, все вместе поплачем».

Эта ложбина, где сосредоточилась разведгруппа, выходила крутояром на восток, и на восточном же склоне, который больше всего пригревался солнцем, было подходящее место для временной стоянки: снег с откоса сошел, сплошной ковер из сухой травы не давал мерзнуть. И еще одна положительная особенность этого места: достаточно было выставить всего одного дозорного — на вершину холма, где естественным укрытием служили хитросплетения кустарника и навалы бурелома, — откуда местность просматривалась на все четыре стороны. Это уже плюс командиру РДГ; но вот если бы не его минус... И если бы можно было применить математическое правило, позволяющее аннулировать результаты. И вмешиваться ни в коем случае нельзя.

Только сейчас капитан вспомнил предостережения командира части полковника Кондратова: «Во время рейда записи делай осторожно, а доклад отдашь начальнику штаба — на правку». Ладно, там видно будет. В случае чего эншэ поправит, он классный редактор.

— Люггер — в дозор. Занимай место на холме, — услышал капитан очередное распоряжение командира РДГ и готовность 19-летнего Леонида Гусейнова:

— Есть!

— Остальным отдыхать.

А вот это было сказано Литвиновым голосом тертого командира: немного устало, но в то же время уверенно, даже с интонациями отеческой заботы.

«Интересно, — подумал Андрей Шаров, найдя опору для ног в виде кочки — так он, лежа на склоне, не скользил по сухой, словно намыленной, траве. И вообще он устал — сказалась травма позвоночника, полученная в чеченском плену. — Интересно, оглянется ли Литвинов?»

Он повернул голову. Трое враскачку поднимались на высотку. Вот Люггер подлез, как налим, под корягу, и буквально пропал из виду, затаившись; а Литвинова и Рахманова словно поглощала земля: спускаясь по ту сторону возвышенности, они будто проваливались — сначала по колено, потом по пояс, наконец исчезли совсем.

Не оглянулся.

Привыкает?

Еще одна пара разведчиков в боевой экипировке — подсумки, укрепленные на грудных планшетах, и комплекты для выживания — скрылась из виду. Санчес сразу взял направление на юго-запад, собственно, возвращался к месту высадки разведгруппы. И еще трое под началом Пуаро последовали за Литвиновым, потом — направлением на северо-восток.

Не обращая внимания на оставшихся бойцов (в лагере, кроме дозорного Люггера, остались Голубец и Садко), капитан вынул записную книжку и авторучку. Поглядев на небо и прищурив глаз, словно вспоминая что-то, он сделал первую запись. Начиналась она тремя цифрами: 9.10. Временем, когда «Урал» доставил их в район поиска.