Сергей Зверев - Перо и волына Страница 34

Они вошли в подъезд, поднялись в квартиру Самсона. Тот долго не мог попасть ключом в замочную скважину.

– Ты че, мудила, – выругался Корень, – я ж тебе сказал – сегодня много не бухать! Дай сюда ключ!

Он сам открыл дверь и втолкнул Самсона в квартиру.

Тот ввалился в тесную прихожую, немного потоптался на месте, потом махнул рукой и, не разуваясь, прошел на кухню.

Корень, с подозрением следя за дружком, направился следом.

Самсон извлек из замызганного кухонного шкафчика бутыль с мутной белесой жидкостью.

– Э, э, ты чего? – воскликнул Корень.

– Пошел ты, – безразлично сказал Самсон. – Я нажраться хочу, муторно мне.

– Я тебе, бля, нажрусь!

Корень вырвал бутылку из рук слабо сопротивлявшегося Самсона и заставил его сесть на табуретку.

– Ну ты, говноед, бля, я даже стакана на грудь не принял. А тебе бы только водяры наглотаться. Это че такое?

Корень вытащил из горлышка бутылки бумажную пробку, потянул носом, скривился, учуяв густой аромат самогона.

– Сделаем дело, вместе набухаемся.

– Пошел бы ты на хрен, Корень, со своим делом! Дай сюда хавку.

– Хавку тебе? – зло выкрикнул Корень. – Будет тебе завтра хавка! Порожняк на парашу посадит, бык ты доеный! Я ж зиканул, как он с тобой базланил.

– Как это ты зиканул? – подвыпивший Самсон туго соображал. – Ты ж сразу свинтился.

– Как надо, так и зиканул.

Лицо Самсона внезапно исказилось злобной гримасой.

– Сука… сказал, что завтра, бля… Жалко, я его не грохнул.

– Сам виноват! «Лимонку» надо было под ноги, на верняк кидать.

– Ну чего я, виноват, в натуре? – потух Самсон. – Там еще эта бикса хиляла. Слышь, Корень, капец нам.

– Ты чего? Какой капец?

– Просекла она меня. Она как раз в мою сторону зырила. Дай сюда «дядю Ваню», нажраться хочу.

Самсон потянулся рукой к бутылке, но Корень оттолкнул его.

– Куда нажраться? Ты че, паскуда, мне раньше про биксу не сказал? Она ж там на кресте валяется, в любой момент Порожняку настучать может.

– Я думал – ей хана.

– У тебя еще и думалка есть? Олень ты сивый!

– Хайло не разевай, – обозлился Самсон. – Еще что-нибудь вякнешь – я тебе башку отверну!

Корень быстро понял, что не стоит дразнить гусей – Самсон был намного крепче и в случае чего мог запросто свернуть ему шею.

– Ладно, ладно, не кипятись, я ж не по злобе. Мы ж с тобой корефаны по жизни. Если эта прошмандовка тебя заложит, то нам обоим хана. Надо че-то делать.

– А че делать? До пахана сейчас хрен доберешься.

– Не скисай, мы до бабы до его доберемся.

– Как? Тубанар рвануть?

– Не, – возбужденно проговорил Корень. – Не ссы, все будет путем. У тебя вода в кране есть?

– Тока холодная.

– Что надо. Давай включай. Сунь башку под воду.

– На хрена?

– Тебе протрезветь надо. Ну давай, Самсон, не тяни кота за яйца, и так ночь на дворе, времени мало.

Молоденькая медсестра, полчаса назад вступившая на дежурство в ночную смену, сидела на вахте у входной двери городской больницы.

В такие теплые летние ночи дежурство обычно проходит спокойно, и девушка с наслаждением вчитывалась в страницы романа Даниэлы Стил.

Внезапно раздался скрип входной двери, и на пороге появились двое молодых мужчин, которые с озабоченным видом направились к медсестре.

Один из них был высокого роста, крепкий, плечистый, с грубоватым лицом и коротко стриженными волосами. Второй – поменьше ростом и пощуплее.

У того, что повыше, ладонь правой руки была перевязана грязной, испачканной кровью тряпкой.

– Слышь, сестрица, – обратился к девушке низкорослый, – где тут перевязочная?

– А что случилось? – с сожалением откладывая книгу, спросила медсестра.

– Да понимаешь, – виновато заулыбался посетитель, – мы тут с дружбаном киряли, я разливал, а он вот хотел колбаски нарубить. Ну и вот это, ножичком себе по руке шарахнул. Я ему кое-как перемотал, да вот смотрю, что кровь все идет и идет.

Высокий, как бы в подтверждение сказанных слов, продемонстрировал неумело перевязанную грязной тряпкой руку.

Медсестра брезгливо поморщилась:

– У вас что – бинта не было?

– Не-а, откуда же ему взяться?

– Хорошо, – всем своим видом демонстрируя недовольство из-за того, что ее оторвали от важного дела, сказала медсестра, – у нас там дальше по коридору приемный покой. Вы подождите пока, а я вызову кого надо.

Низкорослый с радостной улыбкой похлопал высокого по плечу.

– Пошли, братишка, все будет нормалек.

Сестра, заметившая на пальцах посетителей синие татуировки-перстни, с неприязнью посмотрела им вслед и потянулась к трубке телефонного аппарата.

– Алла Ивановна, тут надо срочную перевязку сделать. Да, в приемном покое.

Исполнив свой служебный долг, девушка снова погрузилась в чтение популярного романа.

Там, в далеком воображаемом мире, все было гораздо интересней. Балы, приемы, зависть, интриги, изощренные многоходовые комбинации и, наконец, любовь, не знающая преград.

А здесь было скучно и тоскливо: протертый скрипучий стул, настольная лампа с кривым абажуром, допотопный телефонный аппарат, выкрашенные унылой зеленой краской стены, неистребимый едкий запах дезинфекции.

А еще – постоянная непроходящая скука. Разве здесь, в запрудненской городской больнице, может произойти что-нибудь интересное для молодой девушки?

– Самсон, сиди тут. Когда придет лепила, тяни побольше.

– Это как? Тюльку гнать?

– Да, толкай любое фуфло. А я пошел – с понтом сортир шукать.

Оставив Самсона в приемном покое дожидаться прихода дежурного врача, Корень осторожно вышел из комнаты и двинулся по коридору в поисках отделения реанимации.

План, который пришел ему в голову полчаса назад, был хотя и простым, но рискованным. Известно, однако, что не пьет шампанского тот, кто не рискует.

К его счастью, Корень приблизительно знал, где находится палата, в которую после операции положили Катьку Добрынину.

Намедни, перед похоронами Долбана, Зюзя рассказывал, как они с шефом навещали Катьку в больнице. Она, правда, была без сознания, вся в бинтах, и врач упирался, не хотел пускать. Но за каких-то двадцать баксов сам распахнул дверь палаты.

Еще Порожняк добазарился с врачом, чтобы Катька лежала в палате одна, без посторонних. Это, а также обещание обеспечить порожняковской шмаре должный уход и присмотр обошлись Саше дополнительно еще в три сотки гринов.

Тогда, днем, Корень вполуха слушал рассказ Зюзи, не подозревая о ценности подобной информации. Ему никакого дела не было до того, в какой палате и на каком этаже лежит порожняковская бикса.

А вишь, поди ж ты, пригодилось…

Прижимаясь к стенкам и замирая при каждом шорохе, как герой дешевого боевика, Корень пробирался к палате. Опасался он, по большей части, напрасно – в это время больница спала.

Как и предполагала дежурная медсестра, погруженная в чтение любовного романа, ночь выдалась спокойной.

Пока в приемном покое Самсону делали перевязку, Корень без приключений добрался до нужной двери. Несколько секунд он стоял, прижавшись ухом к дверному косяку.

В палате было так тихо, что Корень даже испугался. А вдруг Катьку перевели в какое-нибудь другое место?

Он осторожно взялся за ручку, потянул дверь на себя.

Вздох облегчения вырвался из его груди. Зря боялся – здесь она.

Добрынина на самом деле была в палате одна, хотя по углам комнаты стояли еще две кровати, аккуратно застеленные чистым бельем.

Катька лежала под капельницей. Тонкая трубочка, заканчивающаяся на конце иглой, была закреплена на сгибе локтя куском пластыря.

Корень вытащил из заднего кармана джинсов выкидной нож и нажал на кнопку. В ночной тишине щелчок лезвия прозвучал как выстрел.

И тут Корень испытал настоящий страх. Теперь он понял, почему Самсон не мог даже гранату швырнуть как следует. Руки у Корня тряслись, как после недельного запоя. Сердце грохотало в груди, словно паровой молот. Кровь стучала в висках, во рту внезапно пересохло, и язык прилип к нёбу.

Убить человека гораздо труднее, чем это можно себе представить на кухне за рюмкой самогона. А ведь перед выходом на дело Корень для храбрости глотнул граммов этак сто пятьдесят. Это Самсону можно было не добавлять, он и так принял на грудь столько, что не поморщился, расшарашив себе ладонь лезвием ножа.

Теперь понятно, почему он с такой готовностью принял план Корня. Ему-то что – порезал себе руку, и все дела.

Внезапно Корень понял, что зарезать Катьку ножом не сможет. Но ведь что-то надо делать. Завтра она наверняка придет в себя, и Порожняк поставит на ножи Самсона.

Несмотря на грозную внешность, Самсон по натуре сучара еще та. Только под киром еще что-то может, а трезвый… Ему на дружбана насифонить, как два пальца обоссать. Вот тогда и тебе, Корень, хана.

Внезапно откуда-то из коридора донеслись шаги. Корень обмер, мучительно пытаясь сообразить, где можно спрятаться. Разве что под кроватью, как неудачный любовник, застигнутый ревнивым мужем.