Сергей Зверев - Триумф воли Страница 34

Старый рыбак весь вечер проторчал на берегу, наблюдая за чужим рыбацким ботиком, приставшим к причалу у их поселка, и заговорить решился только сейчас. Уж больно странно вели себя чужаки, совсем не так, как это принято у норвежских промысловиков.

Когда незнакомцы рассеянно сновали туда-сюда, проверяя топливо и рулевое управление, – это еще куда ни шло, хотя корабль должны были тщательно проверить еще на своей стоянке. Ведь поломка в море – это почти что верная смерть. Но мало ли, вдруг ребята оказались неопытными. Но если уж они собрались на лов, то почему не видно снастей, почему не проверяют сети и лебедки? Почему эти люди работают с такими постными лицами, будто собрались на верную погибель? Не слышно ни ободряющих слов, ни шуток, ни крепкого рыбацкого словца. Известно ведь, что работать в мертвой тишине – не к добру. Почему их, судя по всему, бригадир не руководит своими артельщиками, не проверяет работу, а безучастно стоит у бортика и только нервно покуривает?

И, главное, старик недоумевал, зачем это незнакомым рыбакам понадобилось выходить в море на ночь глядя? Случается, конечно, и такое, но это бывает во время путины, когда дорог каждый час. Но сейчас-то лов пошел на спад, хорошего улова уже не жди, чего зря рисковать жизнями, особенно в такую погоду? Оно, конечно, шторма не будет, но зато снег с дождем, да в придачу туман, делают видимость практически нулевой. В такую непогоду можно запросто наскочить на скалу или рифы, которых во фьордах хватает с избытком.

– Спасибо, отец, – мягко ответил из темноты один из чужаков, – мы сами управимся. Чего людей зря беспокоить? Тут немного работы осталось. Сейчас закончим да отчалим.

И снова наступила тишина. Только слышался топот на сходнях. Старик еще потоптался с минуту, но в непроглядной темени не было видно ни зги, и он, продолжая про себя удивляться и размышлять, медленно побрел к своему поселку.

Рыбаки меж тем завершили свои странные приготовления и сгрудились у своего молчаливого начальника.

– Ну, что, ребята, давайте прощаться, – наконец сказал он и стал неторопливо выбивать трубку о леерную стойку. Огненные искорки, подхваченные ветром, веселым салютом понеслись в море, догорев и погаснув спустя всего несколько мгновений.

– Неужели нельзя сделать все как-то по-другому, а, Юхо? – спросил один из соратников и вздохнул с глубоким сожалением, и снова наступила тишина, нарушаемая только спокойным плеском волн о бока суденышка.

– В сороковом, как раз в самый разгар «Битвы за Англию», – тихо начал говорить Юхо, – мне довелось быть в британской столице. «Соколы Геринга» в ту пору бомбили непрерывно, днем и ночью. Фашисты рассчитали все верно – напали, как всегда, неожиданно, и англичане просто не были готовы к отражению таких массовых ударов с воздуха. А бомбили гитлеровцы не хорошо защищенные военные объекты, а мирные кварталы. О воздушном налете люди частенько узнавали только тогда, когда на их головы падали первые бомбы, – рыбак откашлялся и все так же тихо продолжал:

– Я вышел из отеля на улицу за сигаретами, когда в него попали несколько мощных бомб. Здание разнесло на куски, и оно моментально вспыхнуло, как спичка… В одном из его боковых коридоров, уже раскаленном добела, оставшиеся в живых люди в течение нескольких минут, пока не прервалась телефонная связь, умоляли, чтобы в них выстрелили из пушки… – Юхо снова закашлялся сухим кашлем, помолчал и добавил:

– Там была и моя жена. Мы с ней решили поехать в Лондон в свадебное путешествие…

И снова несколько молчаливых минут о деревянный бок ботика умиротворенно терлись морские волны, да поскрипывало дерево причала.

– Нет, ребята, – снова начал Юхо, – по-другому с ними нельзя. Эти твари питаются человечиной. Так устроим им несварение желудка, и пусть их так пронесет, чтоб впредь неповадно было! – коряво пошутил рыбак, пытаясь выбраться из колеи грустных воспоминаний. – Да и поздно уже что-либо придумывать, – уже бодрым голосом добавил бригадир. – Сколько у нас есть времени – не знаю, но думаю, что очень и очень немного.

– Да ну, чего же зря в пекло-то лезть? – снова засомневался сердобольный соратник.

– Разговорчики! – решительным и веселым голосом скомандовал Юхо и пояснил: – Я должен быть абсолютно уверен, что все пойдет так, как задумано, и что не будет никаких случайностей. Срыва быть не должно. Есть в жизни ценности, ради которых человек живет, ради которых готов умереть, и ценности эти – ребенок, мать, семья. Есть еще и такие понятия, как люди, человечество. Для этого мы и живем. А сейчас именно такой момент. Выбор, конечно же, есть, но у меня – нет. На самом деле, ребята, все оказывается очень просто! – рыбак похлопал товарища по плечу и деловито осведомился: – А где наш подарочек?

Один из артельщиков зажег фонарик и осветил рубку, возле которой лежали несколько небольших, плотно и герметично упакованных резиновых мешков.

– Куда его, Юхо? – неуверенно спросил один из бойцов Сопротивления. – Может, в машинном хорошенько «зашхерить», а? Там есть пара укромных местечек!

– Лучше в мазут, – внес предложение другой рыбак. – Туда уж точно никто не полезет!

– Полезет, – урезонил его Юхо. – Корабль наверняка будут осматривать. И очень тщательно. Искать будут предполагаемую взрывчатку или оружие. В мазуте, который при взрыве еще и загорится, поковыряются в первую очередь.

– Верно… А я и не подумал, – согласился товарищ и растерянно спросил: – А тогда куда наши сувенирчики пристроить? Суденышко-то небольшое, тут укромных мест – раз-два – и обчелся!

– За борт, – коротко бросил Юхо и крикнул в темноту: – Эй, на сходнях! Дедок там ушел?

– Ушел! – отозвался вахтенный.

– Вот любопытный тип попался! – усмехнулся рыбак. – Весь вечер из-за него пришлось изображать бурную деятельность! Теперь, ребята, – обратился он к соратникам, – давайте крепить под днищем подарочки. Там есть к чему приторочить.

– Может сорвать, – с сомнением покачал головой один из артельщиков.

– Может, – кивнул Юхо, – но не все. На корабле их точно найдут. Я даже и не сомневаюсь. Таких посудин, как эта, охранники за несколько лет столько обшарили, что любую подозрительную мелочь даже с завязанными глазами отыщут. Насобачились!

– Это точно! – поддержал его хор голосов. У каждого из этих рыбаков мог найтись добрый десяток знакомых, кого задерживали и обыскивали немецкие сторожевики. И не по одному разу.

– А за борт немцы точно не полезут, – с уверенностью продолжал Юхо. – Во всяком случае – до утра. А даже если и захотят, все равно ни черта в темноте не разглядят. А мне, ребята, утра бояться нечего! Так что крепите, парни! Да покрепче, понадежнее! Должен уцелеть хоть один подарочек! Чтобы отметить годовщину – нам большего и не надо!

Через десяток минут Юхо крепко обнял мокроволосых товарищей, молча пожал каждому руку и, когда экипаж сошел на берег, негромко скомандовал:

– Отдать швартовы! И прощайте, ребята!

Концы гулко шлепнулись о палубу, рыбак на прощание махнул рукой в непроглядную ночь, запустил двигатель, и кораблик начал осторожно отходить от причальной стенки, держа курс прямо в открытое море.

Глава 38

Ботик медленно шел в полной темноте. Но как только огни рыбацкого поселка растаяли в туманно-снеговой пелене, Юхо включил всю бортовую иллюминацию, и даже сверх того – зажег небольшой прожектор, которым рыбаки пользуются для ночного лова, и задрал световой столб высоко в небо. В планы рыбака вовсе не входило напороться в темноте на скалу или случайно столкнуться с другим судном.

Потом он стал творить и вовсе непонятное: из небольшого чемоданчика достал две бутылки спиртного и отнес их в рубку. Там он откупорил одну бутылку, расплескал под ноги половину содержимого, сунул початую бутылку в карман куртки, вторую укутал в чистую ветошь и положил рядом со штурвалом. Проделав все это, он снова вернулся на палубу, стал доставать из чемодана пакеты с мусором и аккуратно захламлять им корабль. Он тщательно разбрасывал окурки и поломанные сигареты, совал их в самые укромные уголки, распаковал завернутый в брезент патефон, разбил несколько пластинок, пустых бутылок, обильно окропил весь этот кавардак спиртным, затем растоптал чемоданчик тяжелыми непромокаемыми сапогами, выбросил то, что от него осталось, за борт и вернулся к штурвалу.

Там он вынул из внутреннего кармана карту с тем самым маршрутом, ради которого он двое суток мерз среди норвежских скал, тщательно сверился с маршрутом, потом взял курс на немецкую базу и закрепил штурвал стопором.

Юхо еще раз глянул на столь ценную, но бесполезную теперь бумажку и со словами:

– Рубикон перейден, – сжег ее со вздохом облегчения. Остатки золы он отправил за борт, вместе со своей трубкой, достал из кармана початую бутылку, залпом вылил в глотку ее содержимое, закурив сигаретку, весело гикнул: