Александр Бушков - Ашхабадский вор Страница 34

Старшой покачал головой. И – почему-то так подумалось Карташу – усмехнулся под повязкой.

– Таких, как ты, русский, у нас зовут яланчы. На ваш язык это можно перевести как «пройдоха, ловкач, увертливый человек». Если ты останешься жив и мне придется за чем-то обращаться к тебе, я так и буду звать тебя: яланчы...

Повинуясь приказу предводителя, двое кочевников споро ускакали вперед – не иначе, чтобы предупредить хана о случившемся и скором прибытии гостей, еще двое двинулись обратно, к городу – наверняка чтобы проверить искренность означенных гостей, а заодно и постараться отыскать товар.

Оружие у пленников все-таки не отобрали и даже не стали связывать, что было добрым знаком: по крайней мере, расправа отложена на некоторое время, за которое, глядишь, что-нибудь да произойдет. Например, появятся правительственные войска, конкурирующее племя, талибы, Хоттабыч на ковре-самолете, черт в ступе – короче, завяжется перестрелка, начнется суматоха, а в суматохе всякое может случиться… Однако ничего не происходило, сколько Алексей Карташ, трясясь на жестком и потном лошадином хребту позади одного из бедуинов и цепко держась за его бока, не всматривался в однообразие окружающих их Каракум. Быстрым аллюром кони цепочкой огибали барханы, взлетали на гребни песчаных хребтов, поднимая тучи песчаной пыли соскальзывали в распадки между ними и уносили четверых беглецов все дальше и дальше от мертвого города, в самое сердце пустыни. Смена транспорта и манеры движения положительным образом на самочувствии отнюдь не сказались: спина и задница уже не ныли и даже не болели – спина и задница вообще потеряли всякую чувствительность, одеревенели и атрофировались. Бедная Машка, ей, наверное, еще более паршиво… Но что он мог поделать? Сверзиться с коника вместе с бедуином, наглотаться песку, ткнуть стволом ему в бок и… И что? Требовать встречи с российским консулом? Везти их немедленно к Дангатару? Щас тебе. Шмальнут в спину – и дальше поскачут, делов-то…

Цели путешествия они достигли к вечеру, когда Алексей окончательно утвердился во мнении, что эта гонка в никуда через пески не закончится никогда. Они поднялись на очередную из бесконечного числа песчаных гряд и вдруг остановились на ее пологой вершине. Лошадки прядали ушами и возбужденно пофыркивали, почуяв близость роздыха.

Красиво это было, что ни говори, хотя ничего этакогов открывшейся им картине не наблюдалось. На относительно ровном участке пустыни площадью с квадратный километр, залитый красным светом садящегося солнца, раскинулся лагерь пустынных бродяг – или как это правильно у них называется, стойбище, кочевье? – около пятидесяти шатров, над которыми вьются струйки дыма, между шатрами по своим кочевничьим делам снуют люди, брехают собаки, горят костры… Пустынная пастораль, одним словом. Отряд спустился вниз, тут же подбежали чумазые мальчишки в рванье, подозрительно напоминающие цыганят, перехватили поводья и, бросая на четырех мушкетеров откровенно любопытствующие взгляды, перебрасываясь отрывистыми фразами, несомненно, напрямую касающимися их внешности, повели лошадок в глубь лагеря. Женщины поднимали головы от исходящих паром котлов и провожали незнакомцев хмурым взглядом.

Спешились наконец – возле грязно-зеленого шатра, расположенного в центре стойбища, который вовсе даже шатром не был, а являлся армейской походной палаткой производства США, и не самой устаревшей модели, насколько разумел Карташ. Старшой на мгновенье сунул голову за полог, сказал что-то и вынырнул обратно.

– Ты, – его палец указал на Алексея. – Хан будет говорить с тобой. Остальные будут ждать.

– Но… – начал было Алексей.

– Хан будет говорить с тобой, – жестко перебил предводитель отряда, откидывая полог. – С твоими друзьями ничего не случится. Пока не закончится беседа. Отдай оружие и заходи.

Карташ посмотрел на спутников, пожал плечами, скинул с плеча автомат, вынул из-за пояса «глок» и, мысленно перекрестившись, шагнул внутрь палатки.

Глава 10

Легенда во плоти

Пятнадцатое арп-арслана 200* года, 22.32

Мифический хан Неджметдин оказался невысоким, но плотно сбитым азиатом лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной бородкой, разделенными на прямой пробор черными волосами и глазами такой небесной, прозрачной голубизны, что иные фотомодели отдали бы за них все свое состояние. Когда Карташ вошел в «шатер», хан грел руки над жаровней, каковая являлась здесь единственным источником света и тепла. И вообще, американский дух был скрупулезно из палатки изгнан: все технические достижения штатовской военной мысли, призванные облегчить солдатику житье-бытье в условиях пустыни – типа обогревателя, походной плитки, гамаков и светильников, были безжалостно выдраны с корнем, зато приподнятый над землей пол устилали в беспорядке набросанные ковры, пледы, кошмы и шелковые подушки, повсюду стояли чаши, вазы, блюда с мясом и фруктами. Не оборачиваясь, хан сказал на чистейшем русском:

– Мир тебе, путник.

– Мир и вам, повелитель Неджметдин, – вежливо сказал Карташ. Поколебался и добавил нерешительно, пока еще не представляя себе, как строить беседу с этим царем бедуинов: – Я Алексей, из России. Двое моих друзей – девушка с короткими волосами и блондин – мои друзья. К тому, что произошло в Уч-Захмете, они не имеют никакого отношения…

Хан обернулся, поморщился. Облачен он был в роскошный шелковый халат до колен на манер китайского, расшитый желтыми драконами.

– Я буду звать тебя так, как окрестил мой помощник: Яланчы. А ты можешь называть меня Недж. Неджметдин – слишком коряво для русского языка, а повелитель – слишком выспренно, – он отошел от жаровни, сел по-турецки на подушки, отщипнул виноградину от кисти (глухо брякнул о край блюда большой безвкусный перстень), задумчиво кинул в рот.

«А ведь он не туркмен, – вдруг понял Карташ. – Мусульманин – наверняка, но не туркмен… Кто же тогда? И как это нам поможет?»

– Садись, путник, в ногах правды нет. Если хочешь есть – ешь, если хочешь пить – пей. И ничего не бойся. Пока ты в моем доме, ты мой гость. Ты мой гость, пока я не решу, как с вами поступить… А решение, должен сказать, принять непросто. Садись и расскажи все сначала, что произошло в Уч-Захмете.

И Алексей рассказал. Все, начиная от их прибытия на станцию Буглык и заканчивая боем во время песчаной бури. О платине он, разумеется, умолчал, равно как и о том, что Дангатар жив, однако на рассказе об истинной цели их приезда в Туркмению Неджметдин и не настаивал. Когда Карташ закончил, хан некоторое время молчал, глядя в огонь жаровни. На его груди таинственно поблескивал огромный кулон на толстой, в два пальца, золотой цепи. Кулон был усыпан разноцветными камушками: Карташ искренне сомневался, что стразами.

– Странное положение, – медленно сказал хан. – С одной стороны, если, конечно, ты говоришь правду, вы всего лишь защищались от людей Садуллы, который, откровенно говоря, всегда сначала хватался за оружие, а уж потом думал. И защищались успешно, как и подобает настоящим воинам… Я знал и Дангатара, и хотя наши пути никогда не пересекались, я уважал его. И если вы его друзья, то, значит, вы достойные люди. Это с одной стороны, – еще одна виноградина исчезла во рту Неджметдина. – С другой же стороны, вы сломали звено в цепочке, которую я выстраивал не один год. Караван Садуллы вез очень дорогой товар, этот товар ждут очень большие люди, и если он не прибудет вовремя… а вовремя он ужене прибудет. Я теряю не только деньги, я теряю уважение больших людей. Как, спросят они, мы можем доверять Неджметдину, когда он не держит слово и задерживает поставку? И в этом виноваты вы. А это плохо.

– Я могу указать место, где спрятан товар, – осторожно сказал Карташ. – Твои люди могут взять его и отправить заказчику…

– В обмен, конечно же, на вашу свободу? – усмехнулся хан. – Поверь, у меня и так найдутся средства развязать тебе язык. А потом убить.

– Недж… – сказал Алексей, лихорадочно прокачивая ситуацию. Если этот пустынный король не сразу распорядился вырвать им ногти и порезать на ремни, если он еще поболтать хочет, есть шанс, как минимум, выторговать жизнь. А как максимум, и свободу. – Недж, мы просто оказались не в то время и не в том месте. Поверьте, у нас и в мыслях не было мешать вашей… работе. Мы хотим помочь вам исправить то, что испортили не по своей вине, и пойти своей дорогой.

– Однако вы помешали... Ты хорошо держишься, Яланчы, клянусь пророком Нухом. Но все дело в том, что ваша жизнь сейчас дешевле воздуха, которым мы дышим... Допустим, я найду товар и доставлю его большим людям. Допустим, большие люди простят мне задержку. Но что дальше? Садулла, хоть и был дурак, но был очень хорошим проводником. Он возил товар из Афганистана, и всегда успешно, без потерь, без обмана, без проволочек. А возил он, как ты наверняка уже проверил, не ковурму какую-нибудь на базар, а мак. Опий. Это был один из самых больших каналов, и я очень дорожил им, поскольку через Пакистан и Иран доставлять товар в Европу стало трудно, там усилили границы, там борются с Аль-Каедой и наркоторговлей, поставщикам понадобились новые пути, пути через Туркмению. Садулла знал один такой путь. И он знал продавца. Я продавца не знаю. Я не знаю, какими тропами он вел караван через границу. И теперь Садулла мертв, и мертвы все караванщики. Их убили вы.