Владимир Михановский - Горячие точки на сердце Страница 34

— Слава тебе, господи! — мелко перекрестился Завитушный. — Значит, Семенов все-таки отмылся от грязи?

— Ему это помогло, как мертвому припарки. Это была всего лишь моральная победа Семенова. Родионов додавил-таки его, не мытьем так катаньем.

— Уволил?

— Вышибли раба божьего из армии за милую душу, вот и весь сказ, — закончил Матейченков.

— И тогда он возвратился в Карачаево-Черкесию?

— Нет.

— А что еще?

— Московские приключения Владимира Семенова продолжались. Помнишь, была такая полоса в новейшей российской истории, когда высшие должностные лица в государстве, в том числе и министры, менялись с калейдоскопической быстротой? — спросил генерал.

— Отлично помню.

— Бывало так: утром назначат — вечером в шею.

— В общем, как захочет левая нога одного ну о-очень большого начальника.

— Вот тогда-то и появился на свет божий у нас новый министр обороны генерал армии Игорь Сергеев.

— Одного звания с нашим Семеновым.

— Ну да. Впоследствии Сергеев, тезка предыдущего министра, получил звание маршала.

— Новая метла…

— Казалось бы, чисто метет, правда? — подхватил Матейченков. — Мне рассказывали ребята из Минобороны, что пострадавший главком к нему обратился. И Сергеев пообещал бывшему главнокомандующему, который пострадал при невыясненных обстоятельствах, место главного военного советника министерства Обороны.

— Тоже не плохо.

— И я полагаю.

— Назначили?

— Плохо ты, Сергунь, знаешь наших интриганов! — воскликнул Матейченков.

— А что приключилось?

— Родионов и его команда не дремали. В это самое время, как по команде, в разных газетах появляются сообщения о том, что бывший главком за время службы в армии сумел нажить бешеные деньги. Никому, правда, его счетов ни в одном банке обнаружить не удалось…

— Небось, в чулке прятал.

— Не иначе. И теперь вот, говорят, жена Семенова купила в самом элитном мебельном магазине Москвы итальянский мебельный гарнитур за… сто двадцать тысяч долларов ноль-ноль копеек. Снова скандал.

— Поди докажи, что ты не верблюд.

— При этом газетчики не приводили никаких доказательств, никаких документов, — продолжал Матейченков. — Только слухи.

— Ну, а новый министр?

— На него, новоиспеченного, услужливо преподнесенные вырезки из нужных газет произвели сильное впечатление, весьма невыгодное для Семенова. Он решил, что такой чрезмерно богатый советник ему ни к чему…

— А что Семенов?

— Он держался молодцом. Сражался как лев за свое честное имя, но стену лбом не прошибешь. Я говорил с его друзьями в Минобороны — с самим Владимиром Семеновым тогда я, к сожалению, не был знаком. Только тут, в республике, познакомились…НУ, вот, мне ребята в один голос говорили, что вся кампания против главкома — клевета и чистой воды провокация.

— Странная история.

— Видишь ли, Сергей, все эти газетные статейки — только антураж. Нечто вроде гарнира к основному блюду.

— Не понял.

— Теперь я могу тебе рассказать.

— Расскажи.

— Отставка Владимира Семенова была вызвана совсем другими причинами.

— Не говори загадками, Иваныч.

— Никаких загадок. Семенова уволили потому, что он мешал развалу армии. Была и еще одна причина: он был категорически против войны в Чечне, которая очень многим нашим ура-патриотам была на руку.

Завитушный кивнул:

— Кому война, а кому мать родна.

— Тогда-то Семенов и вернулся в родные пенаты, — закончил свой рассказ генерал Матейченков.

— И здесь ему ничего не оставалось, как погрузиться в политику, — подхватил Сергей Сергеевич. — Он сразу стал знаменем карачаевцев. Ты спрашиваешь, как он пришел в политику. А никак! Земляки его сами туда на руках внесли.

— Им гордятся.

— Дело не только в этом. Видишь ли, хотя Владимир Семенов провел много лет вне своей малой родины, связи с ней он никогда не терял. И приезжал часто, и помогал чем мог. Когда представлялась возможность, навещал родных и друзей. А друзей у него много…

— Думаю, вся республика.

Между тем молодая женщина, которую случайно задел Завитушный, продолжала бросать на мужиков все более заинтересованные взгляды. Странный они разговор ведут. Вроде слова русские, а о чем балакают — ни черта не разберешь. Ну, да это — дело десятое, ей такие разговоры никак не интересны. Не разговоры дурацкие слушать пришла она сюда.

Здесь, на митинге, народ праздный, не занятый, и легче всего найти нужного человечка.

Тех балбесов, которые влезают на бочку, эти двое слушают вполуха, больше заняты своим разговором. Ну, интересы мужиков — особая статья, их понять трудно, а то и невозможно. Да оно ей и ни к чему. Лишь бы денежки у них были, да еще к ним кой-чего, что полагается.

Женщина старалась обратить на себя их внимание разными способами, это ей не удавалось. Но она не смущалась — это чувство вообще ей было чуждо.

Не смотрят на нее? И правильно. Стоющие мужики должны всегда для начала, для форсу, поломаться. Мол, мы не такие, мы из другого теста, нам красивая и принаряженная баба ни к чему.

Ломайтесь, ломайтесь, милые, она девушка не гордая. Все равно никуда вы не денетесь.

Уж навидалась она и таких, и прочих на своем веку, навалом их было, прости господи!.. Ну, пусть покуражатся, ежели им так хочется. Все равно никуда не денутся. Все они на одну колодку.

Она им и подыграть им готова, ежели на то пошло. Чем бы дитя не тешилось…

Шажок за шажком она незаметно приближалась к ним, пока не очутилась совсем рядом. Ну и разговорчики, господи помилуй! Без пол-литра не разберешься. Положим, пол-литра-то у нее найдется, да и закуска кой-какая под водочку. И зелень молодая, и сальце, картошечку в мундирах можно быстро спроворить.

И охота им нудоту эту слушать, да речи непонятные промеж собой вести?..

Она не торопила событий, выжидала. Из своего недолгого, но богатого опыта знала, что разный клиент требует разного подхода. Как рыба в Тереке, когда ее ловишь на удочку. Одну надо сразу подсекать и вытаскивать на берег, а другую поводить как следует за наживкой, пусть привыкнет к червячку, обнюхает его со всех сторон, через какое-то время заглотнет — тогда ее, стерву, и подсекай. Был у нее рыбачок знакомый, он преподал ей много премудростей.

Выговор у них вроде не местный, особливо у энтого, пышноусого, что стоял к ней поближе. А сам ничего, ладный. Да и второй ничего. Гости, значит, соображала она. В последние месяцы в Черкесск много народу понаехало.

Девки рассказывали, милиции из России пригнали, ментов этих самых — видимо-невидимо. Да только никто их толком не видел — живут, говорят, в лагерях особых, за забором. Зачем понаехали — никто толком не знает. Кто говорит — митинги разгонять, за порядком в городе наблюдать, чтобы драк, мол, не было. А что эти митинги разгонять — потреплются-потреплются, да сами и разойдутся.

Девки смеются:

— Нас ублажать менты приехали!

«Одно у них, у курв, на уме», — подумала молодая женщина, поправляя кружевной воротничок кофточки. При этом собственной особы она почему-то не коснулась…

А что энти двое — приезжие, так оно даже лучше. Местные мужики осточертели, многие ее знают, многих знает она. Да и славу дурную пустить, для них — раз плюнуть либо два пальца обмочить.

Да, приезжие получше будут, соображала она, искоса поглядывая на двоих мужиков, увлеченных беседой. Во-первых, они потароватее местных: наверно, денег у них побольше. А во-вторых, встретились — и разошлись, как в море корабли. Вот и вся любовь. Уж не говоря о том, что приезжий, он сегодня здесь — а завтра там.

Так и не дождавшись, пока на нее обратят благосклонное внимание, женщина решила взять инициативу в свои руки.

— Здрасьте, господа-товарищи, — пропела она, широко осклабясь.

Завитушный посмотрел на нее:

— Здравствуй, коли не шутишь.

Лицо ее показалось знакомым, но где он ее видел — Сергей Сергеич вспомнить не смог, хотя на память не жаловался. Никак не мог вспомнить, хоть убей, да и голова не тем была занята.

— Дозвольте спросить? — еще шире улыбнулась она.

— Спрашивай, — поощрил Матейченков.

— Про что они говорят?

— Кто? — не понял Сергеич.

— Да эти, с бочки.

— Вот те на, — удивился генерал. — Ты что, русский язык не понимаешь? А сама на русском говоришь…

— Язык-то понимаю, а смысл никак не поймаю, — продолжала она кокетливо улыбаться.

— Первый раз здесь, что ли?

— Не первый. Почти каждый день на митинг этот хожу, — на всякий случай соврала она, — но понять толком не могу. Языки у них хорошо подвешены, вот и мелют, что ни попадя. А чего орут-то?… Чего им надо?

Плотный мужик с усами, на котором была кепка с широченным козырьком, внимательно, так что она на мгновение оробела, посмотрел на нее и произнес: