Михаил Серегин - Особая миссия (Сборник) Страница 34

Едва я прорезала лист железа справа от раненого, как на руки мне полилась какая-то темная, густая жидкость. Вращающийся диск пилы разбрызгал ее по моим рукам и даже по лицу. Я выключила свой инструмент и провела рукой по лицу. Рука была в крови.

– Что это, Игорь? – спросила я.

– Это его сосед, – буркнул в ответ Игорек. – Работай, не отвлекайся…

Каюта, похоже, была двухместной. Соседу не повезло. Он попал в «мясорубку». Я вскрыла лист железа, за которым находился сосед, в нескольких местах, и кровь струйками текла вниз, нам под ноги. В одном месте она даже била под давлением, красно-черным фонтанчиком… Что там, за этим листом, могло уцелеть?

Раздавленный сосед найденного нами раненого располагался несколько выше его. Когда я срезала наконец закрывавший его лист железа, на раненого начали падать куски разрезанного металлом на части тела. Я никогда не представляла себе раньше, что смогу держать в руках кусок человеческого мяса. Не оторванную или отрезанную руку, а просто – кусок мяса, с обрывками кожи и торчащими из сочащейся кровью мякоти костями… Но я смогла брать эти куски, вытаскивать их на относительно свободное место и складывать просто в кучу. Смогла, потому что нужно было помочь человеку, который еще жив. Он был залит кровью своего соседа, тело раненого сделалось скользким, и его очень трудно было удерживать в руках.

Наконец мы с Игорем отрезали все-таки металлический лист, в котором оказался как бы завернут этот человек, и, вызвав помощь, медленно и постепенно, без рывков и резких ударов перенесли на площадку, куда доставала стрела крана спасательного катера. Его зацепили тросами и прямо с железом вместе перенесли на один из дежуривших возле теплохода санитарных катеров, который, тотчас же набирая скорость, пошел к ближнему берегу…

– Куда его? – спросила я врача, который помогал нам после того, как осмотрел вытащенного нами человека и оказал ему, какую возможно, первую помощь. Вколол что-то, перетянул ноги жгутами. Врач оценил его состояние и довольно уверенно сказал, что выживет…

– Тут, как нарочно, на каждом берегу по станции «Скорой помощи» совсем недавно открыли, – ответил он на мой вопрос… – Сначала туда. Потом – не знаю. Слишком много поуродованных… Больницы переполнены уже… Здесь рядом, на Центральной набережной, неделю назад пристройку к стационару открыли в институте травматологии. Так ее через два часа после аварии уже до отказа забили, в коридорах лежат – голыми костями наружу светят… А жмуриков столько, что и не считает пока никто…

Мы сидели на корме после того, как нас с Игорьком окатили водой из шланга, чтобы смыть кровь. Курили. Перекур – не перекур, а дрожь в руках успокоить нужно было. Ведь каждая следующая наша находка обещала быть такой же, не менее жуткой…

– Пассажиров поезда много утонуло, – рассказывал врач, хотя мы с Игорьком и не спрашивали его об этом. – Стекла в вагонах толстые, рукой не разобьешь. А пробраться по коридору до двери – это рыбой нужно быть… Полузадохшихся всплыло много…

– Полузадохнувшихся… – сказал Игорек.

– Что? – спросил врач. – Ну да, конечно… Извините… Половину из них, наверное, откачают… А когда начали поступать раненые отсюда, с теплохода, – это вообще тихий ужас. Вы же сами видели – фарш, хоть сейчас на сковородку и котлеты жарь…

Наш щупленький, в общем-то, Игорек тяжело поднялся, подошел к упитанному, полноватому врачу, взял того за отвороты халата и рывком поднял на ноги. Тот неуклюже встал, недоумевающе глядя на Игоря, и испуганно откинул назад плечи и голову.

– Если ты, гнида, сейчас же отсюда не уберешься, я из тебя самого фарш сделаю… – Голос Игорька дрожал, и я не сомневалась, что стоит врачу открыть рот, как он окажется за бортом. – Они живыми людьми были, пока какая-то погань их в эту мясорубку не сунула.

Растерявшийся врач молча хлопал глазами и только таращился на разъяренного спасателя.

– Брось, Игорек, – сказала я. – Он же просто боится смерти. Поэтому ему доставляет удовольствие говорить о чужой смерти. Тогда он ощущает, что еще жив. Он же от страха за свою жизнь прогнил насквозь. И смердит…

– Отставить бить врача! – скомандовал Игорю невесть откуда взявшийся Григорий Абрамович. – Отпустить врача! Взять себя в руки!

Металл в голосе Грега было настолько удивительно слышать, что я забыла о том, как сама только что испытывала к этому цинику в халате самую настоящую ненависть. Наш начальник, оказывается, занимал свою должность вовсе не по недоразумению, как мне иногда казалось. Но я плохо его знала – он умел быть жестким.

– А вы давайте отсюда! – повернулся он к врачу, который суетливо и все еще испуганно одергивал свой халат после того, как Игорек его отпустил. – И побыстрее, если искупаться не хотите…

Врач все понял и исчез, как и не было его…

– Что за базар, Игорь? – уже мягче, но с упреком сказал Грег. – Не можешь контролировать себя? На берег! Немедленно!

– Григорий Абрамович! Всё! – оправдывался Игорек. – Забыли об этом!..

Но через секунду сам же не выдержал и воскликнул, уже к Грегу обращаясь:

– Ему же, гаду, что человек, что лягушка – все равно! «Фарш»! Говнюк он, а не врач!

– Врачи, особенно те, кто видел много крови, часто становятся циниками, – сказал Григорий Абрамович. – Я циников не люблю… И в моей группе их не будет. Да их, собственно, и нет…

Наш командир неожиданно улыбнулся.

– Честно говоря, я бы помог тебе выкинуть его за борт… Но… Работать нужно, а не выяснять отношения со всем белым светом… А то – одному ФСБ не нравится, другому – врача растерзать на части хочется… А Психолог наш что скажет?

– Работа очень тяжелая, Григорий Абрамович, – попыталась я сформулировать причину вспышки Игоря. – Жуткая слишком…

– Я думаю, тем, кого мы отсюда вытаскиваем, тяжелее пришлось, – ответил Григорий Абрамович. – Вот им действительно жутко было. Представьте себя на их месте – и всё поймете…

– Да всё мы понимаем, – пробормотал Игорь… – Но он ведь…

– А раз понимаете – работать! – перебил его командир. – Люди вашей помощи ждут, а не разговоров. Там есть еще живые…

Глава вторая

Следующие часов шесть были сплошным кошмаром… Я превратилась просто в механизм какой-то, без эмоций, без чувств, только с единственной программой внутри – найти следующего человека, застрявшего в этих зловещих обломках металла…

Мы с Игорем отправили на берег еще восьмерых, подающих признаки жизни, пока не встретились с группой самарских спасателей, пробивающихся нам навстречу с носовой части. Самая сложная часть поврежденного теплохода была отработана. Остатки третьей палубы полностью проверены, все живые с этого уровня отправлены на берег в больницы, останки убитых – вынесены.

Параллельно с нами работали несколько команд на первой и второй палубах, где повреждения не носили столь катастрофического и жуткого характера, но и там далеко не все остались в живых. Хватало и раненых… А с верхних палуб на нижние просачивалась кровь и текла ручейками на блокированных в каютах людей. Даже если останешься в живых, есть ли гарантия, что не сойдешь с ума?

Мы с Игорем как раз только закончили свою работу и смывали в очередной раз с себя из шланга чужую кровь, когда группа самарцев извлекла последнего раненого с третьей палубы. Он оказался ранен совсем легко, ходил самостоятельно, лишь левая рука у него была сломана в двух местах… Я обратила на него внимание, потому что вокруг возник какой-то шум. Он что-то не то требовал, не то доказывал, а спасатели, сами уставшие до последней степени и ничего не хотевшие слушать, пытались усадить его на катер и отправить на берег. Он, похоже, им сопротивлялся…

Этот человек почему-то меня заинтересовал, едва я его увидела… Он не был похож на остальных раненых прежде всего своей активностью и отсутствием признаков подавленности. Я подошла поближе и растолкала самарцев. Не могу точно ответить – зачем, но мне показалось необходимым выслушать этого человека. Может быть, ему требуется помощь психолога, а это моя прямая обязанность. Проще, конечно, отправить его на берег и забыть и о нем самом, и о его проблемах. Но в чем тогда смысл моей работы?

– Дайте его мне! – сказала я двум дюжим самарским молодцам, которые деликатно, но настойчиво и уже раздраженно пытались оттеснить человека, одетого в какой-то темный, заляпанный грязью, мазутом и кровью пиджак, к трапу, спущенному на санитарный катер, пришвартованный к нижней палубе теплохода.

Мне пришлось показать им жетон спасателя-психолога, выданный мне квалификационной комиссией специально для таких случаев, когда я вижу необходимость моего экстренного вмешательства. Жетон дает мне право хотя бы на короткую беседу с любым человеком в районе бедствия – и из числа жертв, и из числа спасателей. Это тоже часто бывает необходимо.

Я взяла человека за рукав его грязного пиджака и отвела в сторону от скопления усталых и раздраженных людей. Прежде всего я оценила его психологическое состояние. У него и намека не было на аффект, о котором твердили самарцы, желавшие запихать его на санитарный катер, лишь бы избавиться от лишних проблем…