Волевой порог - Александр Александрович Тамоников Страница 34

какого-то горного оборудования. Судя по следам на стенках, взрывчатки тут было раньше несколько больше. Ковалев, приподняв его, прикинул, сколько он весит, предположил, что сейчас килограммов десять, значит, раньше в нем было килограммов двадцать взрывчатки. И все это закопано в отработанную породу. Значит, тут раньше было еще что-то. Коган, повертел в руках упаковку тротила и положил в ящик. Потом посмотрел на тело убитого диверсанта, которое вытащили из пещеры и положили рядом. Судя по наколкам на пальцах, этот человек имел судимость и провел в колониях немало времени. Информацию, что из Тырныаузского лагеря побегов не было, он получил несколько дней назад. Значит, не беглый. Коган посмотрел на раненого диверсанта. Простое русское лицо. Судя по говору, он из южных районов России или с Крыма.

— Ну что, доказательств более чем достаточно? — спросил Коган пленного. — Я уж не буду говорить об оказанном активном вооруженном сопротивлении, о том, что ваша преступная деятельность квалифицируется как террористический акт против мирного населения в условиях военного времени. И, я думаю, доказывать особенно не придется, что действия ваши инициированы вражеской разведкой. А это значит чистая измена Родине, пятьдесят восьмая статья уголовного кодекса. Или, как там у вас в лагерях ее называют, «сто шестнадцать пополам»?

— Один черт теперь! — простонал раненый и, скрипнув зубами, откинул голову на скалу и закрыл глаза. — Можете прям здесь кончать меня. Чего жилы-то тянуть. Раз враг, то кончайте, и всем проще будет.

— А ты ведь больше боишься не нас, не суда, — усмехнулся Коган. — Ты больше боишься их, тех, кто тебя послал сюда!

— Мне все одно конец теперь, — прохрипел раненый и отвернулся.

— Ну, ты и дурак! Сдался уже. Что, и жить не хочется? — Коган схватил пленника за воротник и тряхнул так, что тот треснулся затылком о скалу. — А тебе папа с мамой в детстве не говорили, что бороться за себя надо до конца, что сдаваться нельзя? Не говорили? Не говорили, что сдаться — равносильно смерти?

— Нет у меня ни папки, ни мамки! — вдруг заорал в ответ пленный. — На улице я вырос, среди таких же никому не нужных. Меня улица учила жизни!

— Хреново она тебя учила! — Коган отпустил воротник раненого и, сняв фуражку, пригладил волосы.

Ветерок был свежим и ласкающим. Совсем не хотелось думать о войне, о диверсантах и взрывчатке. Когану что-то так захотелось сбросить сапоги и пройтись по песку по берегу теплого моря. И чтобы горячий песок между пальцами, и чтобы, разогревшись на нем, прыгнуть в прохладную воду и плыть, плыть под водой, пока грудь не станет разрываться, а потом вынырнуть и лечь на спину и покачиваться на мягких ласковых волнах. И чтобы на берегу ждала женщина в ярком купальнике и под зонтиком. И чтобы вечером тебя ждал ужин в ресторане с хорошим вином, и музыка, и танцы. Оперативник потряс головой, отгоняя наваждение…

— Вот что, приятель, — Коган сел рядом с пленным и тоже оперся спиной о скалу, — ты на меня не ори. Орать тебе надо на себя самого. И как опытный человек, как опытный следователь особого отдела НКВД, я понимаю, что ты орал как раз на себя самого. Отчаяние, оно такое, скверное это дело. Ну так вот. Вышки тебе избежать можно, а это главное. Срок неважен. И там люди живут.

— Всех сдать и жить спокойно? — равнодушно спросил пленный.

— Именно. И не надо столько трагизма. Они тебе что, близкие родственники? Тебе свою шкуру спасать надо. Твое дело, которым ты занимался и на фашистов пахал, предполагает, что ты только за свою шкуру и сражаешься, за нее и борешься. И всем на нее плевать. Ты же для них расходный материл. Так вот, говорю понятным для тебя языком: «колешься», идешь на «чистосердечное», сотрудничаешь со следствием и получаешь минималку по этой статье — «десятерик», как осознавший. Но, предупреждаю, что «десятерик» нужно еще заслужить, из кожи вылезти для следствия, головой поработать! А не просто ответить на все вопросы, которые тебе буду задавать. Чистосердечное, горячее желание. Такое зачтется. Обещаю.

Глава 7

Пока сержант-радист распаковывал рацию и настраивался на нужную волну, пока забрасывал на верхушку скалы тросик антенны, Коган и Ковалев обсудили ситуацию.

— Что получается, если этот тип не врет, — говорил Ковалев, — десять килограммов взрывчатки вчера забрали, и группа из четырех человек ушла в горы к урочищу Герхожан. Эти двое должны были сегодня забрать еще десять килограммов и выйти туда же.

— Я уж думал, что их тоже четверо, — задумчиво отозвался Коган. — Но наш пленник четко и в деталях рассказал про ночную стычку и ранение рабочего финкой. Значит, будем считать, что других пока здесь нет.

— А взрывчатку они получали здесь. Кто-то привозил вместе с материалами, здесь прятали, а по мере необходимости переносили наверх в штольню. Оттуда уже без проблем поднимали в горы. И сколько таких партий уже там? Слушайте, у них кто-то на стройплощадке есть свой. Или свои. Вы хорошо знаете этого инженера Джансура?

— Джансур — проверенный человек, — уверенно сказал Коган и пересел поближе к радисту.

До очередного дежурного сеанса связи было три минуты. Сейчас там, наверху, группа из четырех человек под командованием старшего лейтенанта Игнатьева засела и замаскировала свой лагерь. Бойцы вели круглосуточное наблюдение и каждые два часа выходили в эфир. Это было необходимо, чтобы вовремя получить новую информацию снизу из долины, да и если что-то в горах удастся найти, то тоже следует вовремя передать Когану. Правда, на случай боя предусмотрен был сигнал из двух красных ракет. А если нужна помощь, то из двух красных и двух зеленых.

Наконец радист связался с командиром и передал наушники и микрофон майору.

— Как дела, Игнатьев? Что нового?

— Пока тишина, товарищ майор, — отозвался голос старшего лейтенанта сквозь легкое потрескивание эфира. — Наблюдаем, диверсанты не появлялись. Может, проверить важные места на предмет закладок взрывчатки?

— Нет, ни в коем случае! — отрезал Коган. — Спугнете. Они вот-вот могут появиться в вашем районе. Вчера снизу забрали десять килограммов тротила, и четверо диверсантов ушли в горы. Мы не знаем, какой они выбрали путь. Задача максимум вам взять хоть одного живым. Не забывайте об этом.

— Постараемся, товарищ майор, — отозвался голос Игнатьева, но Коган тут же грозно его перебил:

— Я тебе дам «постараемся»! Это приказ — взять живым хотя бы одного диверсанта. Ты соображаешь, что у них на стройплощадке есть свой человек! Если его не сдаст кто-то свой, мы его будем месяц искать среди всех.