Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями) Страница 35

— Що паненка бажае?

— У меня есть редкие часы. Хотела бы показать их пану Яблонскому.

Администратор стер с лица приветливую улыбку, непроизвольно шевельнул ноздрями — будто принюхивался.

— Мы не покупаем и не продаем — только ремонтируем.

— Мне сказали, что пан Яблонский большой любитель антикварных редкостей. У меня — XVII век… — настаивала посетительница. Она незаметно оглянулась по сторонам — не прислушивается ли кто к разговору, — тихо добавила: — У них только один недостаток — потерялся ключик.

Администратор снова обрел приветливость.

— Почему сразу не сказали, что часы все-таки нуждаются в ремонте? Покажите, будь ласка.

Девушка щелкнула замком сумочки.

Часы были изумительной работы. Давний мастер сделал циферблат из небесно-голубого фарфора. В кругу изящно выписанных цифр был изображен бог времени Хронос, мудро и отрешенно взирающий на мир. Циферблат стиснули в объятиях две золоченые змейки — их хвостики служили подставкой.

Молодой человек чуть склонил голову с идеальным пробором.

— Я покажу ваш годыннык пану майстру.

— Разрешите мне это сделать самой. Кстати, не рекомендую душиться такими сильными духами, в Европе это было модно лет пять назад.

Администратор побагровел от смущения, невнятно пробормотал:

— Подождите минутку, узнаю, сможет ли пан мастер встретиться с вами.

Администратор исчез за плотной ширмой, отделявшей кабинет заведующего от общего зала.

В мастерскую вошел еще один посетитель. Это был широкоплечий молодой человек, видно, бывавший здесь и раньше: мастера разогнули спины, чтобы приветствовать его. Девушке не понравилось, что молодой человек внимательно разглядывает, будто ощупывает ее. Она села в мягкое кресло, взяла газету, развернула. Газетный лист прикрыл лицо. Посетитель топтался у стойки, громко расспрашивая какого-то Андрея Ивановича о здоровье и делах, сетовал на то, что теперь все труднее способному молодому человеку подработать свежую копейку.

Наконец он решился и подошел к девушке.

— Тысяча извинений, паненка, но я осмелюсь кое-что вам предложить…

— Что именно? — девушка отодвинула ненужную теперь газету.

— Вам подойдет — вижу по вашему виду, у меня глаз наметанный. — Широкоплечий молодой человек перешел на шепот. — Имею французские чулки… Могу предложить итальянское белье…

— Неплохо, — девушка заинтересовалась. — Вот мой адрес — загляните с образцами вашего товара. Если понравятся — буду постоянной клиенткой.

В глазах у широкоплечего зажглись алчные огоньки. Он подобострастно кланялся элегантной девушке.

— Пройдите, пожалуйста, к заведующему, — появился администратор.

Мастер Яблонский был еще не старым человеком. Но лицо у него было воскового цвета, кожа казалась почти прозрачной. Глубокие морщины поползли от глаз, редкие волосы старательно зачесаны на лысину. У мастера был неподвижный взгляд и холеные, длинные пальцы. Сейчас эти пальцы бережно ощупывали часы девушки.

— Действительно, редкая вещь, — сказал он вместо приветствия, — где вам удалось их приобрести?

— Достались по наследству.

— Давно остановились?

— Двадцать восемь лет назад.

— Где потеряли ключик?

— За Саном.

Мастер кивнул. Он уже осмотрел часы и остался доволен. Впрочем, глаза его ничего не выражали.

— Что за тип крутится в общем зале? — недружелюбно спросила девушка.

— Вы имеете в виду Стефана? Наверное, предлагал свой товар? Каждый живет, как может… У него есть хорошая черта — не надувает покупателей и ценит постоянных клиентов. Ну-с, посмотрим, что можно сделать с вашими часиками…

— Побыстрее, — вдруг резко сказала девушка, — ваш идиот и так продержал меня на виду у всех минут пятнадцать…

Яблонский пожал плечами. Жест этот мог означать что угодно: и извинение за нерасторопного администратора и удивление неожиданной грубостью. Он открыл сейф, извлек маленький ключик:

— Думаю, этот подойдет.

— Часы остановились ровно в полночь, — сказала девушка.

Стрелки застыли на цифре двенадцать.

«Попробуем их завести», — пробормотал про себя мастер и вставил ключ в едва приметное отверстие в корпусе. Перед тем, как повернуть ключ, он исподлобья глянул на девушку.

— У вас неплохая выдержка, пани, — впервые за все время улыбнулся мастер.

— Двенадцать еще не пробило. Слава героям!

— Героям слава.

Мастер сдвинул стрелки с отметки «двенадцать» и только тогда отбросил крышку часов. В корпус был вмонтирован миниатюрный взрывной механизм, на котором лежала шифровка — тоненький листик папиросной бумаги. Если бы часы открыли, не сдвинув предварительно стрелки, механизм бы сработал и взрыв уничтожил тайну шифровки.

…Парень потолкался немного в мастерской и исчез. Приходили и еще посетители, некоторые хотели бы повидаться с Яблонским. Вежливый администратор всем отказывал: пан мастер очень занят. Голос у него был ровный и бесцветный — как у хозяина.

«ГРЕПС ЗА КОРДОН: Контакты установила. В организации — семь. Этого достаточно, чтобы выполнить ваши приказы. Расширять опасно. Жду обещанной встречи, инструкций, денег.

«ГРЕПС НА „ЗЕМЛИ“: Форсируйте подготовку к приему гостей. Это главное. О встрече сообщим дополнительно. Поздравляем вас с награждением Бронзовым крестом[15] и званием сотника…»

Тоска

Оксана и Ива поселились вместе. Когда Оксана первый раз пришла к новой подруге, очень удивилась.

— Не думала, что ты так живешь… — Она показала на старинную мебель, пианино, дорогие ковры, изящные безделушки. — Откуда это у тебя?

— Батькова спадщина[16], — не вдаваясь в подробности, скупо объяснила Ива. — Кое-что люди сберегли, другое удалось собрать по чужим квартирам.

— Люкс, — восхитилась Оксана.

— Берлога, — поджала губы Ива. — Днями придет один нужный человек, поможет все это привести в божеский вид.

Квартира действительно смахивала на склад дорогой мебели.

В тот же день Оксана перевезла свои пожитки. Она радовалась.

— Мы тут сами себе хозяйки. Хотим — спим, хотим — гуляем.

Пришел «нужный человек» — Стефан. Он восторженно осмотрел мебель и ковры, немного поторговался, привел в следующий раз с собой мастеров, которые со вкусом обставили комнаты, задрапировали окна, оборудовали стеллажи для книг. Стефан лебезил перед Ивой, а она обращалась с ним приветливо, но высокомерно. Ива объяснила Оксане:

— Хочется, наконец, жить по-человечески.

Оксана была на седьмом небе от счастья, что у нее такая подруга.

Потянулись дни — ровные, спокойные, одинаковые. Девушки избегали шумных компаний. Но Ива последовала совету новой подруги: кое-как объяснила на курсе свою вспыльчивость на собрании. Мол, нездоровилось, нелады были с жильем, вот и разнервничалась.

Она всеми силами старалась быть приветливой с товарищами. Никогда не отказывала, если требовалось помочь однокурсникам в занятиях. Регулярно ходила на воскресники. И в то же время тактично уклонялась от всевозможных собраний, которых на первом курсе проводилось с избытком. Ни с кем из парней или девчат особенно близко не сходилась.

Оксана была более общительной. Она звонко сыпала смехом, плутовато стреляла карими глазками, но… появившихся было поклонников быстро отвадила. Единственным человеком, который иногда заходил к ней в гости, был сумрачный парень, работавший не то инструктором, не то инспектором в каком-то областном учреждении. Звали его Марком.

Ива занималась усердно, чересчур усердно, выделяясь среди других студентов знаниями и прилежанием. На собраниях, где обсуждалась успеваемость, девушку неизменно ставили в пример. Иногда с нею беседовали комсомольские активисты: как живет, не требуется ли помощь? Ива искренне благодарила, отвечала, что все у нее в порядке, привыкает к новой жизни. Первое время она все вечера просиживала над конспектами, никуда не ходила, ни с кем не встречалась. Даже Оксана удивлялась.

— Не записалась ли ты в монашки, подруженька?

— Мой монастырь — белый свет, — туманно отвечала Ива.

Над кроватью у нее висела двустволка — простое, без излишних украшений ружье, из тех, которые делают для работы, а не для забавы. Потускнела вороненая сталь на стволах, сошел, стерся лак приклада, видно, не всегда она висела вот так, без дела. Иногда девушка брала ружье в руки: подержит, подержит и… повесит обратно.

— Тоскуешь? — интересовалась деликатно Оксана.

Ива отмалчивалась.

Она рассказала новой подруге, что последние годы жила в Польше, в лесной глуши, охота там была богатая, привыкла к простору, а в городе ей не по себе. На осторожные вопросы, где именно жила, в каком воеводстве и почему забросила ее туда доля, отвечала неопределенно: