Сергей Зверев - Аномальная зона Страница 35

– Ничего, что я нарушу вашу интимную атмосферу? – ядовито осведомился Степа, делая страшные глаза. Пассажиры закричали от радости, а громче всех Анюта – вывалилась из короба, стала его тискать, как меня уже год не тискала.

– Да ладно вам, нашли хомячка. – Степан раздраженно вырвался и забрался в короб. Уставился букой на уплывающую косу, где еще мельтешили черные фигурки, сплюнул через пробоину в зубах:

– Поразвелось, понимаешь, шпаны...

Я вооружился запасным шестом и, пока Степан отходил от стресса, вписал наш плот в излучину. И вновь работала аварийная бригада, латая пробоины и скрепляя стеблями разъезжающиеся бревна. Потери были не чудовищные, но болело сильно. Каждому досталось. Мы разодрали походную аптечку, которую рачительный Степан свистнул из микроавтобуса Крупинина; врачевались какими-то мазями, глотали обезболивающее, делили ограниченный запас бинтов. Каждый выставлял себя наиболее пострадавшим. Шафранов жаловался, что ему повредили селезенку и сломали указательный палец на правой руке, а это самый ответственный палец – им чешут переносицу, ковыряют в ухе и нажимают на спусковой крючок, когда требуется кого-нибудь убить. Корович жаловался на оба опаленных уха, Анюта – на общий стресс и разочарования в жизни, я – на все помаленьку, особенно на плечо. Арлине отбило пятую точку – она переворачивалась, чтобы минимизировать ущерб, когда по навесной траектории влетела «мина», и теперь ей было очень неловко. А Шафранов уверял ее, что бывает и страшнее и что он обязательно осмотрит рану, когда ситуация нормализуется и не будет такого количества осуждающих взглядов. Но рекордсменом по обретению ущерба в этот день был Степан. К нему сегодня было самое трепетное отношение.

– Что за гопы такие? – ворчал он, ерзая с боку на бок.

– Да уж, такие зайки... – вздрагивала Анюта.

– Они тупые, как ишаки, – фыркал Корович.

– Еще тупее, – фыркал Шафранов. – Уж явно не ослепленные разумом. Но такая злость, прости Господи... Это же волки готовые! Просто плыли, никого не трогали... Или неурожай у них тут, голодный год? Но ведь в лесах, если покопаться, какого только зверья не сыщешь! Опять же, рыбы до хренища в Шалдоне...

– Инстинкт у них, – неохотно предлагал я спорную версию. – Были люди как люди... ну, может, не сами, а их мамки с папками. Какого только мусора не выбрасывают в Каратае... Кто-то сам бежит – от сектантов, от «плантаторов». Теряют человеческий облик довольно быстро. Сбиваются в стаи, выживает сильнейший, язык вроде уже и не нужен. Прекрасно знают, в каком ареале они могут промышлять, и за пределы своей территории – ни ногой. Любой незнакомец – посягатель на их родную землю... Короче, – я раздраженно махнул рукой, – сам не знаю, что за братва такая. Шелупонь, короче, местная. Поосторожнее бы надо...

Местные племена нам больше не докучали. Возможно, заслышав стрельбу, решили не лезть на рожон и не демонстрировать нам свои племенные обычаи. Плавание продолжалось. Река изгибалась – то на девяносто, то на сто восемьдесят градусов. Частенько по положению солнца мы определяли, что плывем в обратную сторону. Идея Коровича была не лишена оснований – пристать к берегу, забраться на скалу и провести рекогносцировку местности. Судя по времени и примерной скорости течения, мы проплыли порядка пятнадцати верст, но насколько продвинулись на восток – вопрос оставался открытым. На обед у нас были остатки оленины и последняя ветчина в вакуумной упаковке производства Омского («нефтеперерабатывающего», – пошутил Шафранов) завода. По завершении трапезы я торжественно объявил, что еда кончилась и чтобы по поводу «покушать» меня больше не доставали. Публика встретила новость глухим недобрым урчанием. Степан начал думать, как бы выловить что-нибудь из реки, но в силу отсутствия элементарных снастей предложить смог только динамит, что мы решительно отвергли. Покуда к нашей стрельбе духи отнеслись снисходительно, но где гарантия, что поблажки продолжатся? Шафранов прочел популярную лекцию, что суеверия – это одно, а злые духи – другое; они реально существуют, причем независимо от нас и нашего мнения об умственной неполноценности собеседника.

Вскоре в поле зрения обрисовалась подходящая возвышенность. Она располагалась в стороне от берега, за невысокой меловой грядой. Плоская вершина и относительно пологий с запада подъем – ступенчатая, заваленная камнями поверхность. Скала возвышалась над местностью, а ее срезанная вершина казалась идеальной смотровой площадкой. В районе двух часов дня мы пришвартовались у полого спускающейся к воде меловой плите и привязали плот к одиноко стоящему валуну. С оружием в руках обследовали близлежащие гроты и успокоились – все чисто.

– За коротышкой последим, Михаил Андреевич, – усмехнулся Шафранов. – У нас не разгуляется, не волнуйся.

– Коротышка пойдет со мной, – сказал я. – Не подарок, но везде пролезет.

– Как в песне, – засмеялся Корович. – Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится...

Коммуникаторы в этой части Каратая работать отказывались. Мы условились, что, если не вернемся через три часа, немедленно выступает спасательная группа. Сигнал тревоги – два выстрела подряд из помповика. «А одного недостаточно?» – казалось бы, резонно вопросила Анюта. Я строго объяснил ей, что одного недостаточно. Вдруг мы козочку снимем? Или по воронам пострелять решим?

Всю дорогу Степан ворчал, что превращается для спутников в какой-то жупел. А он всего лишь любит позабавиться, завести новые знакомства... Он целый год сидел безвылазно в моем доме, лелеял мои цветочки, неужели так трудно его понять? До скалы оказался не ближний свет. Мы перебрались по седловине через гряду, при этом Степан беззаботно разглагольствовал, а я вертелся на триста шестьдесят, ловя движения в скалах. Но на этом участке все было спокойно. Ни людей, ни животных, ни предчувствия, что должно произойти что-то страшное. Камень, из которого слагались здешние скалы, был практически белым, при ближайшем рассмотрении пористым и легко ломался от удара. Наверное, по этой причине здесь было так много обломков. Мы осторожно поднимались на скалу, обходя непредсказуемые участки. Степан вдруг как-то оробел, не лез поперек батьки, бормотал, что он человек адекватнее некоторых и если страшно, то боится не меньше остальных. Его бормотание превращалось в заунывный фон, к которому я быстро привык, и начинал беспокоиться, когда оно обрывалось.

Минут за сорок мы забрались на скалу, с которой открывался царственный вид. Дыхание перехватило. Словно Тибет какой-то – вдвое уменьшенный, но не менее величавый. И вновь резонная мысль: не может здесь быть такого, Каратай – урочище, ограниченное по площади, как вмещает оно в себя такое количество природных зон?.. Островерхие вершины скал тянулись во все стороны света – изломанные, геометрически правильные, причудливые, обыкновенные. Далеко на востоке перистые облачка гладили горные вершины. Воздух дрожал, Каскадные горы окутывала сиреневая дымка, характерная скорее для зимы, чем для лета. Где-то под нами змеистой лентой вился Шалдон. Просматривались его изгибы. Как ни крути, а в целом он тянулся на восток, хотя весьма и весьма опосредованно. Мы заняли удобную позицию между камнями и погрузились в философское созерцание. Прошло минут двадцать. Вывод напрашивался неутешительный: НИЧЕГО. Что такое Бурундус и с чем его едят, оставалось загадкой. Над долиной вились птицы, но на то они и птицы, чтобы летать, а не ползать. Трудно спутать птицу с вертолетом. Либо не летали в это время дня железные стрекозы, либо мы ничуть не продвинулись.

Куковать на вершине смысла не было. Мы снялись с насиженного места и стали спускаться. Коротышка зевал и жаловался на нехватку кислорода. А я жалел, что полтора часа мы выбросили коту под хвост. Радовало лишь то, что до вечера можем плыть спокойно, не боясь атаки специально обученных двуногих.

Требовалось добыть еду. Мы слезли с горы и теперь медленно продвигались в направлении нашей стоянки. Козочка бы точно не повредила. Но странное дело, в здешнем ареале не было не только животных – не летали кровососы, не шмыгали ящерицы между камнями. И было довольно прохладно – даже прохладнее, чем на вершине скалы. Необычно для текущего времени года. Я не собирался ничего выяснять, для исследования всех загадок Каратая не хватило бы и трех жизней. Но когда под обрывистой скалой, напоминающей кривобокий мавзолей, мы разглядели широкий вход в пещеру, я отклонился от курса, чтобы на минуточку туда заглянуть.

– Заметьте, Михаил Андреевич, – рассудительно изрек Степан, – это исключительно ваша идея, не моя. Лично я прошел бы мимо. Холодно тут чего-то.

– В отличие от тебя, дружище, – ядовито заметил я, – я никогда сознательно не влипаю в неприятности. А попав в историю, всегда стараюсь минимизировать последствия.