Максим Михайлов - Властелин джунглей Страница 35

Вот и сейчас видимо сказался многочасовой перелет со сменой временных и климатических поясов, только в висках уже потихоньку начинало пульсировать маленькое надоедливое сверло — предвестник очередного жестокого приступа головной боли. Он знал, что не пройдет и получаса, как голову будет пронзать раскаленный вертел, наполняющий все тело жгучей ломающей и гнущей тяжестью, не дающей сосредоточиться на реальности, заставляющий сознание полностью тонуть в этом мутно-багровом сверкающем яркими парящими в пустоте за закрытыми веками мушками океане. Никуда не денешься — неизлечимые последствия тяжелой контузии, врач предупреждал. Предотвратить надвигающийся приступ можно было только горстью очень сильных анальгетиков, бывших сами по себе ядом и сжигавших организм изнутри. В последнее время головные боли участились, и не проходило недели, чтобы он не глотал эти чертовы таблетки, причем в дозах раз в пять превышающих предельные, указанные в инструкции приложенной к упаковке. Эти гиппократы полные кретины — ну не действуют на него две положенных таблетки, хоть ты тресни, а надо выпить по крайней мере шесть, меньшую дозу можно даже не употреблять — что пил, что не пил. Вот только уж очень неприятные побочные последствия у этих препаратов. Знакомый доктор как-то застав его во время приема таблеток, выразительно покрутил пальцем у виска: «Ты же сжигаешь себе желудок, придурок! Через пару лет станешь инвалидом…» «Эти пару лет еще надо прожить!» — отшутился тогда Бес.

Так же с показной бравадой он в свое время отвечал Вике: «При моей профессии вся та ерунда, которая медленно вредит здоровью, но не убивает сразу, не имеет значения! Один черт, до старости мне не дотянуть!» «Дурачок! — она нежно шлепала его по губам. — Не смей так говорить, еще сбудется! А мне ты нужен живой и здоровый на долгие-долгие годы! Ведь я люблю тебя, глупыш!» Мысли легким прихотливым извивом перескочившие с головной боли на Вику отозвались где-то внутри потревоженной саднящей раной, все никак не желающей заживать, несмотря на прошедшее время.

Быстрые чуткие пальцы пробежали по свежему еще бугрящемуся синими прожилками неумелых швов шраму.

— Что это? Откуда?

— Оттуда. Привез с собой подарок на память, — губы разъезжаются в ухмылке, отчаянно хочется верить, что мужественной.

— Ты знаешь, что у тебя улыбка кривая? — серые глаза внимательно заглядывают в лицо в них растерянность и беспокойное ожидание, предчувствие боли, боли которую принесет он.

Улыбка кривая? Еще бы не знать, контузия, паралич какого-то лицевого нерва, местный коновал так толком и не смог объяснить, путая русский мат с латынью и отчаянно воняя постоянным въевшимся в глотку сивушным перегаром. Не хотел сразу пугать, просто забылся, еще не привык.

— Знаю… Извини, — тяжелый вздох и взгляд под ноги, в землю, по сторонам, но не дай Бог не выше пояса.

Любимые глаза, без которых так скучал, которые так мечтал увидеть, темнеют, отдаляются, бледно-розовые без помады губы начинают мелко вздрагивать.

— Ты понимаешь, что однажды тебя могут убить?

— Знаю, мама писала, — он отчаянно ерничает, пытаясь хоть как-то спасти положение, видя как из уголка ее глаза скатывается чертя по щеке мокрый след первая прозрачная жемчужина.

Время лечит… Как же, держи карман шире! Просто боль перестает быть такой острой и уже не пронзает сердце кинжалом, а как бы кроется в глубине, дожидаясь лишь подходящего момента, чтобы вспыхнуть с новой силой. «Я люблю тебя, глупыш!» — так говорила она и легко, как дуновенье теплого майского ветерка касалась рукой его волос, а он замирал под этой короткой небрежной лаской и, забывая обо всем тянулся за ее рукой, пытаясь продлить эти мгновенья, растянуть их в вечность, но она, смеясь отдергивала ладонь. Господи, как давно это было! Девяносто три дня… Три месяца… Всего три месяца… Целых девяносто три дня!

Он прикрыл глаза, пытаясь вызвать перед собой ее образ, но почему-то не выходило. Такое бывало и раньше, скверные шутки с ним играла память — порой не получалось восстановить перед мысленным взором черты дорогих ему людей, хотя помнил до мельчайших подробностей их самих, и все что с ними было связано, и мог при желании составить довольно точный словесный портрет. Он напрягся в напрасной и заранее обреченной на неудачу попытке, но добился лишь того, что перед глазами заиграли темно-бордовые похожие на отсветы близкого пожара сполохи, а мозг пронзила тупая раскаленная игла — первая предвестница надвигающегося приступа. В темноте за закрытыми веками колыхнулись черные зловещие тени, складываясь в нереальное сюрреалистическое изображение пылающих домов, а в воздухе вдруг явственно поплыла густая вонь горелого мяса, возвращая его в маленькую деревушку, которую столько лет он стремился забыть, выкинуть из памяти, намертво вычеркнуть из жизни… Хотя, стоп! Вот это последнее: намертво вычеркнуть из жизни — удалось. Еще тогда… Отличная работа, парень, никто не ушел живым, и вряд ли в ближайшие десятилетия кто-то попытается вновь строиться на пепелище, которое ты там оставил. Люди пусть неосознанно, но очень чутко ощущают ауру человеческих мук, бешенного гнева и звериной жестокости, а уж этого добра в том месте хватало. Поздравляю, ты им отомстил! Так почему же ты хочешь об этом забыть, почему до сих пор кричишь по ночам, просыпаясь от огненных сполохов и воплей заживо горящих людей? Чувствуя, как к горлу подкатывает тугой комок надвигающейся рвоты, Бес потянул из внутреннего кармана куртки пластиковый тюбик с таблетками и, не считая, сыпанул в пересохший рот щедрую горсть. Усиленно задвигал челюстями, разжевывая горько-кислую массу, противный аптечный запах мгновенно перебил воображаемую гарь, а багровые вспышки под веками уже ничем не напоминали мятущийся огонь пожара. Через несколько минут пришло долгожданное облегчение, боль еще не покинула его совсем, но будто осторожный зверь в засаде, затаилась где-то на окраинах головы и выжидала удобного момента, чтобы вновь броситься в атаку.

Бес оглянулся на соседний ряд кресел. Вся его команда была в сборе: Самурай читал какую-то книгу, Маэстро развлекал Кекса карточными фокусами, привлекая немалое внимание остальных пассажиров, а Студент, бесцеремонно перегнувшись через сухощавого старика сидевшего ближе к окну, буквально прилип к иллюминатору, рассматривая открывающиеся внизу пейзажи. Действительно, посмотреть было на что: безбрежная океанская синь плавно перетекала в такой же яркий и насыщенный зеленым цветом океан экваториальных джунглей, а где-то на размытой, неявной границе этих двух стихий снежно белыми иглами многоэтажек врезался в жаркое южное небо тонущий в садах город. С высоты он казался ослепительно красивым и чистым, почти игрушечным, в таком впору обитать мультяшным персонажам, всяким там Белоснежкам и прекрасным принцам, односторонне положительным, всегда чистым, опрятным и безусловно добрым и хорошим девочкам и мальчикам. Высота скрадывала и скрывала многое — липкую вонь давно неубранных улиц, похожие на старые полуобвалившиеся скворечники дома кварталов городской бедноты, умирающих от голода нищих и малярийные испарения окружающих город болот. Как и положено туристам, с борта самолета они видели лишь глянцевую этикетку столицы, ее же они будут видеть и из окон гостиничного номера и на экскурсионной программе, словом везде, где им только порекомендуют побывать настойчивые гиды местных туристических бюро все поголовно состоящие на службе в Управлении Внутренней Безопасности. Что ж на то и само понятие туризма, люди платят деньги совсем не за то, чтобы видеть неприглядную изнанку посещаемых стран.

Впрочем такие тонкости сейчас мало волновали Беса, он отнюдь не был туристом, не смотря на то, что в его бумажнике лежал сертификат купленного в Москве туристического тура, а в анкете, заполненной в посольстве при получении визы, он ни мало не смущаясь в графе «Цель поездки» нарочито корявым почерком нацарапал слово «туризм». Бес со своей командой ехал на работу, и то, что для него это был первый африканский контракт, ничуть не меняло того факта, что к окружающей местности и ее красотам во время подобных поездок он привык относиться чисто утилитарно, рассматривая всю ее экзотичность лишь как особенность очередного ТВД, усложняющую или облегчающую выполнение задачи. Надо заметить, что вообще среди «вольных стрелков» получивших первый боевой опыт на просторах бывшего нерушимого Союза в одночасье вдруг полыхнувшего по периметру чередой горячих точек, африканский континент стал в последнее время столь же популярным и знаковым регионом, как в свое время Кипр для «новых русских» первой волны. Сюда ехали все кому ни лень, от летчиков не получивших летных вакансий в родных Вооруженных Силах, до вообще не нюхавших портянок романтиков-студентов. И работа находилась практически для всех, хотя цены на контракты катастрофически падали, вернее падала оплата для пушечного мяса, профи как были в цене, так и остались, но это вопрос из серии вечных, профессионал в любом деле будет зарабатывать много больше, чем любитель не смотря ни на какие понты.