Секретный концлагерь - Александр Александрович Тамоников Страница 35

Павлина откинула капюшон комбинезона, сняла шапку, и ее волосы рассыпались по плечам. Мартынок понял, для чего она это сделала. Для того, чтобы дети увидели, что перед ними женщина. С женщиной, понятное дело, детям общаться проще, к женщине у них больше доверия. Так оно полагается по природным законам.

– Как тебя зовут? – спросила Павлина у одного из мальчишек, по виду самого старшего.

Мальчишка ничего не ответил, но по тому, как он отреагировал на вопрос, было понятно, что он понял, о чем его спрашивают. Он знал русский язык, а значит, он был из Советского Союза. Павлина это поняла сразу же и повторила свой вопрос. А затем добавила:

– Мы тоже русские. Мы советские солдаты. Мы прогнали фашистов. Больше они не вернутся. Меня зовут Павлина. А тебя?

– Федька, – глядя исподлобья на Павлину, ответил мальчишка.

– Федька, – повторила Павлина. – Федька… Как вы оказались в подвале?

– Мы спрятались, – ответил Федька.

– От фашистов? – уточнила Павлина.

Федька молча кивнул. Павлина, изо всех сил стараясь не заплакать, обняла мальчишку. Никаких других вопросов она задавать ему не хотела. Не было сейчас смысла в вопросах, не вопросы сейчас главное. Мартынок и двое солдат подошли к другим детям и по-мужски грубовато, но с искренней нежностью также стали их обнимать, гладить по голове, говорить какие-то утешительные и ободряющие слова…

То, что в подвале были обнаружены дети, спрятавшиеся от фашистов, каким-то образом мигом стало известно и другим солдатам. Они оставили поиски и сгрудились вокруг, чтобы собственными глазами увидеть это диво дивное – спасенных детей. Каждому из бойцов хотелось обнять ребенка, сказать ему добрые, утешительные слова, конечно же, накормить его. Мигом из карманов и вещмешков были извлечены всяческие гостинцы: сухари, тушенка, галеты, сахар, даже – шоколад. Вначале дети дичились и не хотели прикасаться к еде, но по всему было видно, что они очень голодны. И постепенно, робко, неуверенно дети начали есть. Солдаты наперебой, толкая друг друга, подсовывали детям самые сладкие кусочки. Многие из солдат плакали и не стеснялись своих слез.

Так продолжалось довольно долго. Уже почти совсем стемнело, а солдаты все толкались близ спасенных детей. Мажарин молча стоял в стороне. Он понимал, что сейчас мешать солдатам не нужно, солдаты должны были выплеснуть свою любовь к несчастным детям и свою боль. Но и долго продолжаться так не могло, предстояло еще немало дел.

Мажарин тронул Павлину за плечо, она оглянулась.

– Спроси у него… – тихо сказал Мажарин.

– Да, сейчас, – торопливо ответила Павлина и спросила у Федьки: – Скажи, а ты не знаешь – еще кто-нибудь спрятался от фашистов? В каком-нибудь другом подвале или еще где-то?

Федька молча покачал головой.

– Мы спрятались, а других увезли фашисты, – сказала одна из девчонок.

– Так… – в раздумье проговорил Мажарин. – Майор, всех детей нужно срочно отвезти в поселок. Выделите машину и нескольких сопровождающих. Остальным – продолжать поиски. Может, еще кто-то спрятался… Будем искать и искать, пока не обшарим весь лагерь. Всем все понятно?

Никто ничего не сказал и не задал никаких вопросов. Да и о чем тут было спрашивать? Всем было ясно: надо искать. Надо перевернуть этот окаянный лагерь вверх дном – до самого его основания.

– Семен, – обратился Мажарин к Мартынку. – Ты тоже поедешь в поселок.

– Понятно, – кивнул Мартынок. – Ловить тех гадов, которые здесь служили, а сейчас прячутся по норам?

– Именно так, – сказал Мажарин. – Вот тебе список.

И он достал из кармана бумажку с именами и адресами. Это были те самые имена и адреса, которые раздобыли Ян и Павлина.

– Возьми в помощь солдат и действуй, – сказал Мажарин. – Обойди все адреса. Чтобы ни один гад не ушел.

– Сделаем, – усмехнулся Мартынок. – Нарисуем и упакуем!

– Павлина, ты тоже поезжай с детьми, – сказал Мажарин.

– А вдруг тут еще дети? – спросила девешка. – Где-нибудь прячутся…

– Есть они здесь или нет, еще неизвестно, – сказал Мажарин. – А эти – вот они. Будь при них. Ну, ты же понимаешь…

– Понимаю, – кивнула Павлина.

Детей стали усаживать в кузов грузовика. К вечеру похолодало, поэтому каждый из солдат считал своим долгом укутать детей чем-нибудь теплым. На солдатах были надеты ватники. Бойцы стали снимать с себя ватники, укутывали ими ребят, брали их на руки и относили к машине. То, что сами они останутся на холоде в одних гимнастерках, их сейчас не беспокоило. Главное, чтобы дети были укутаны потеплее.

Машина тронулась и скоро растворилась в вечерних сумерках. Какое-то время все стояли и молча смотрели вслед машине.

– Искать, – тихо сказал Мажарин. – Будем искать. Да поэнергичнее, а то ведь замерзнем.

– Ничего, – задорно ответил кто-то из солдат. – Будем греться по очереди – одним ватником на двоих. Дело привычное.

Они искали всю ночь и еще половину наступившего дня. Но никого больше не нашли. Лагерь был пуст, лишь вороны безмятежно сидели на крышах и столбах и лениво взлетали при приближении солдат.

Пока бойцы обшаривали подвалы, бараки и прочие помещения в поисках детей или кого бы то еще ни было, Мажарин, Черных и Ян Кицак искали совсем другое – документы. Теоретически не исключалось, что фашисты при поспешном отступлении оставили какие-нибудь бумаги, и мало ли что могло быть в тех бумагах! Мажарин, Черных, да, наверное, и Ян Кицак понимали, что каждая бумажка, обнаруженная в лагере, – это будет не просто сама по себе бумажка, а изобличающее деяния фашистов доказательство. Может быть, когда-нибудь, скоро или не скоро, над фашистами будет суд, и тогда эта бумажка скажет свое слово.

В своих поисках Мажарин, Черных и Ян Кицак набрели на какое-то просторное помещение. Было темно, и чтобы понять, что это за помещение, приходилось подсвечивать сразу двумя фонарями.

– Апартаменты, – отозвался из темноты Ян. – Наверно, это был чей-то кабинет. Вон даже картины на стенах…

Мажарин поднял фонарь, луч света скользнул по стенам. На них действительно висели какие-то то ли картины, то ли гравюры – понять было невозможно. Мажарин и Черных стали светить фонарями по углам. Ян Кицак искал больше ощупью, фонаря у него не было. Он-то и наткнулся в темноте на какой-то железный ящик. Более того – он об него запнулся и едва не растянулся на полу.

– Стонадцать дзяблов! – выругался Ян по-польски.

– Ты это чего? – спросил Черных.

– Что-то тут лежит, –