Андрей Воронин - Тень прошлого Страница 36

Илларион наклонился и зачем-то поднял одну из гильз, поймав себя на том, что тихо насвистывает сквозь зубы. Извини, майор, мысленно сказал он, задумчиво вертя в пальцах медный цилиндрик. Никаких истерик. С кем не бывает?

"Привыкнуть к смерти нельзя, – думал он, разглядывая гильзу. – Можно только научиться делать вид, что ты к ней притерпелся. Можно научиться не отворачиваться, когда видишь, как твой товарищ в один миг превращается в кусок мяса, но по-настоящему привыкнуть к этому нельзя.

А гильза интересная. У меня дома таких целая коробка – точь-в-точь. У нас такие не выпускают. Выходит, не один я тут такой умный, есть еще люди в Москве, которым нравятся бельгийские револьверы…"

Он перестал насвистывать. Вот эта треугольная насечка на капсюле, сделанная бойком.., ему кажется, или она действительно немного смещена, словно кто-то повернул боек вдоль продольной оси? Очень знакомое смещение… Помнится, он взволновался было, обнаружив этот дефект, но револьвер работал как часы, и он успокоился…

– Ну, знаешь, – сказал Илларион Балашихину, смотревшему куда-то мимо него широко открытыми удивленными глазами, – тебе не кажется, что это уж слишком? Я что вам, нанялся лбом орехи щелкать?

Он бросил гильзу на пол. Собирать гильзы бессмысленно: есть ведь еще и пули, выковыривать которые нет ни времени, ни желания. И раз уж на то пошло, то обязательно найдется парочка свидетелей, которые своими ушами слышали, как покойный договаривался со своим знакомым Илларионом Забродовым о встрече как раз на это время…

Через открытую балконную дверь со дна двенадцатиэтажной пропасти до него донеслось пронзительное мяуканье сирены. Забродов выпятил нижнюю губу и задумчиво огляделся. Пытаться уйти через дверь, пожалуй, не стоило: на лестнице его загнали бы, как оленя, и пришлось бы выходить из окружения прямо по головам.

Не то чтобы ему было очень жаль этих голов, но усугублять ситуацию не хотелось.. Пока что, уточнил про себя Илларион. До выяснения некоторых обстоятельств.

Он вышел в лоджию, осторожно подошел к перилам и посмотрел вниз, готовый в любую секунду отпрянуть назад. «Лунохода» внизу видно не было: подъезды располагались с другой стороны здания, но высота впечатляла.

– Чому я нэ сокил? – сказал Забродов, перекидывая ногу через перила, – чому нэ литаю?

Он чуть не погиб тут же, не успев преодолеть разделявшее две лоджии кирпичное ребро. Из соседней лоджии вдруг рывком высунулась черная, страшная, как ночной кошмар, и огромная, как дорожный чемодан, морда и басисто гавкнула на Забродова, продемонстрировав острые белые клыки, которые могли бы быть и поменьше.

От неожиданности Илларион вздрогнул, пальцы скользнули по гладкому облицовочному кирпичу, и в течение какого-то, показавшегося ему бесконечным, мгновения он был уверен, что падает.., уже упал и летит спиной вперед в двенадцатиэтажную голубую пустоту, но в следующий миг пальцы мертвой хваткой вцепились в швы между кирпичами, равновесие восстановилось, и Илларион тихо, но очень убедительно сказал мастифу Лелику:

– Уйди, дурак!

Лелик, который на самом деле вовсе не был дураком, каким-то образом понял, что с этим типом лучше не связываться, нервно зевнул, понурил голову и тихо пошел из лоджии в квартиру.

Миновав владения Лелика, Илларион пересек еще три лоджии и оказался перед пятнадцатиметровым участком голой кирпичной стены, отделявшим его от лоджий соседнего подъезда. Лезть вверх или вниз было бессмысленно: пришлось бы отсиживаться в чужой лоджии с риском быть обнаруженным и сданным на руки шарящим по всем этажам ментам, что вовсе не входило в планы бывшего инструктора спецназа.

Нужно было как-то добираться до следующей секции лоджий, чтобы выйти из дома через другой подъезд. Илларион мысленно поблагодарил архитекторов, постаравшихся максимально разнообразить скучный кирпичный фасад жилого дома. Вдоль стены тянулся узкий, на полкирпича, декоративный выступ, который должен был что-то там подчеркнуть или, наоборот, скрыть, – Забродову сейчас было не до этих тонкостей. Главное, что на этот выступ можно было поставить ногу.

Илларион в последний раз мысленно провел ревизию выступа. На такую прогулку решился бы далеко не каждый альпинист. Но выступ выглядел вполне надежным: хоть и узкий, но прямой и ровный, не чета тем своенравным покатым, а порой и обледеневшим уступам, по которым Иллариону приходилось хаживать с полной солдатской выкладкой, когда он был моложе.

«Старый дурак, – сказал себе Забродов, – когда ты угомонишься?»

Труднее всего оказалось перебраться с лоджии на карниз и оторвать правую руку от спасительного выступа стены. Дальше дело пошло веселее, поскольку отступать было некуда и оставалось только осторожно двигаться на носочках приставными шагами влево, прижимаясь щекой и всем телом к шероховатой поверхности стены, цепляясь раскинутыми в стороны руками за швы между кирпичами и стараясь не смотреть вниз. Добравшись до первой из трех расположенных у него на пути оконных ниш, Илларион немного постоял, отдыхая и раздумывая, не отказаться ли ему от своей затеи. Форточка была открыта, словно приглашая его забраться в квартиру, но он преодолел искушение и двинулся дальше. Расслабляться было некогда.

По пути Илларион с удивлением обнаружил, что стена, оказывается, не такая уж и ровная – на ней были волнообразные вздутия и впадины. Вздутия осложняли жизнь, впадины облегчали, но в целом все шло без приключений, за исключением эпизода с открытым окном.

Окно было распахнуто настежь, и Забродов снова вознамерился было прервать свой смертельно опасный вояж, но оказалось, что комната не пуста. Лежавший на кровати мужчина не заметил Иллариона (он был слишком занят, чтобы отвлекаться на что бы то ни было), зато женщина округлила глаза и широко открыла рот, явно собираясь завизжать. Илларион придал лицу умоляющее выражение и приложил палец к губам, едва не сорвавшись при этом с карниза, после чего поспешно двинулся дальше.

Третье окно оказалось запертым наглухо, и через пару минут Забродов с шумом перевалился через перила лоджии и плюхнулся на цементный пол, переводя дыхание и чувствуя противную мелкую дрожь во всем теле.

Вот еще, подумал он, вставая. Это что же у нас – страх высоты? Интересно, откуда?

Внезапно его осенило, и он с тоской посмотрел на только что пройденный путь. «Мать твою, – в несвойственной ему манере подумал Илларион. – Пиво-то!..»

Четыре бутылки пива, на которых было полным-полно его отпечатков, так и остались стоять под дверью балашихинской квартиры.

Не делает погоды, криво улыбаясь, подумал Забродов. Уликой больше, уликой меньше – какая теперь разница? Там везде мои отпечатки – на всех дверных ручках, на звонке, на выключателях… И гильзы. Вот о чем надо думать – откуда там эти гильзы?

То есть гильзы, конечно, из револьвера, думал он, толкая приоткрытую балконную дверь. Из того самого, из которого застрелили Балашихина. Из того самого, который, по идее, должен сейчас лежать у меня дома, в тумбе письменного стола…

Сидевшая в кресле перед телевизором сухонькая старушенция взглянула на него безо всякого испуга и замахнулась тяжелой черной тростью.

– Извините, – сказал Илларион, – я, кажется, не туда попал. Вы позволите мне выйти через дверь?

– Ке дьябль? – неожиданным басом сказала старуха, опустила трость и извлекла из-под клетчатого пледа, в который куталась, сразу два предмета – папиросу с длинным мундштуком и огромный газовый пистолет. Папиросу она вставила в уголок своих морщинистых синеватых губ, а пистолет навела точно в лоб Забродову. Илларион заметил, что дуло ни капельки не дрожит, и восхитился. – Это вы там палили несколько минут назад?

– Нет, – сказал Илларион, – не я. Но гонятся все равно за мной, так что я, пожалуй, все-таки пойду.

– А если я выстрелю? – спросила старуха. Длинная папироса двигалась в такт ее словам, и Иллариона разобрал совершенно неуместный смех.

– Задохнемся оба, – улыбаясь, ответил он. – Газовое оружие не рекомендуется использовать в закрытых помещениях, особенно когда на вас нет противогаза.

– То же самое я говорила своему бестолковому внуку, – с горечью произнесла старуха, опуская пистолет. – Когда-нибудь меня ограбят и зарежут в собственной квартире только потому, что этому балбесу, видите ли, пистолет нужнее, чем мне… Послушайте, дайте прикурить, у меня спички кончились. Или вы некурящий?

– Курящий, – с улыбкой ответил Илларион, давая старухе прикурить и кладя зажигалку рядом с ней на заставленный пузырьками с лекарствами столик. – А можно спросить, кем вы были в молодости?

– Институткой, – окутываясь непрозрачным дымным облаком, невнятно ответила старуха. – Закончила Смольный перед самой революцией. Еще вопросы есть?

– Масса, – сказал Илларион. – Но, увы, я должен спешить.