Олег Алякринский - Клятва на верность Страница 37

Несколько дней потом он лежал перебинтованный с ног до головы. Его перевезли в усадьбу Медведя в тот же день. Перевязки делали регулярно, но, видимо для того, чтобы погасить боль во всем теле, в питье подмешивали снотворное, так что Варяг не участвовал в процессе собственного лечения; бинты ему меняли, пока он лежал в забытьи.

И все же наступил день, когда повязки наконец сняли. Ему подали зеркало, и он взглянул на свое отражение. На него из Зазеркалья смотрел абсолютно незнакомый человек.

У незнакомца было приятное лицо, — тут ничего не скажешь. Но это было лицо человека, не пережившего и доли тех испытаний и страданий, что пришлось пережить Варягу. Открытый лоб без единой морщинки, глубоко посаженные глаза, четко очерченные скулы и ямочка на подбородке — такие пикантные ямочки бабам страшно нравятся… Весь вид этого фраера вызывал… нет, не презрение, но ощущение того, что жизненный опыт этого гладколицего субъекта не соответствовал представлению Варяга о том, как должен жить и, значит, каким должен быть и выглядеть мужчина. Но в то же время это было лицо человека, которому везет в жизни.

Может быть, это получилось случайно, но искусному хирургу удалось сотворить из него счастливчика. Во всяком случае, чисто внешне. А в этом уже была половина успеха на том поприще, к которому его предназначали.

Тому же соответствовали и руки. Неизвестно, как это было сделано, но руки Варяга оказались какими-то… изнеженными. Пальцы стали тоньше и словно бы длиннее, хотя силу не потеряли: точно так же, как и прежде, он мог разорвать колоду карт надвое. Исчезли и наколки. Разумеется, кроме той, самой главной, на груди. Ангелы продолжали парить над крестом, символизируя покровительство неба. Но если исключить эту единственную наколку на груди, кожа вся стала гладкой и чистой, словно никогда не носила на себе разнообразные символы его высокого ранга законника.

Еще недели через две-три окончательно спала опухоль и исчезли синюшно-желтые отметины под глазами. Варяга привели к Медведю на «смотрины» — и старый вор одобрил перемену.

Потом, после «смотрин», к нему в комнату пришел Ангел, оглядел с ног до головы, довольно крякнул и предложил отметить «день рождения» веселым загулом. Варяг согласился, зная, что развеяться необходимо: от психологического шока, вызванного столь разительной переменой во внешности, он еще чувствовал себя не в своей тарелке.

Приехали в «Славянский базар». Ангел шепнул, что кругленький юркий директор, мигом узнавший об их прибытии, тоже на крючке, так что оттянуться можно будет по первому классу.

— И девок своих не забудь прислать! — крикнул Ангел вслед укатившемуся прочь директору. — И смотри — не каких-то там мочалок, а чтоб телки были что надо!

Толстячок на бегу извернулся, чтобы всем видом изобразить обиду на такое вопиющее недоверие к своей прыткой готовности услужить дорогим гостям, — и исчез. Через некоторое время метрдотель привел двух совершенно разных девушек: низенькую блондинку и высокую брюнетку — и, главное, таких с виду свежих и аппетитных, что даже Ангел засуетился.

Впрочем, интерес был обоюден. Что Ангел, что Варяг (после операции даже помолодевший лет на пять) были парни хоть куда, а искрящийся свет хрустальных люстр, блеск приборов, суета официантов вокруг — все не могло не вызвать у опытных девиц понятного волнения.

И, как всегда, по привычке, Варяг выбрал черненькую — брюнетки напоминали ему о недостижимой, но желанной Светлане. Через некоторое время захмелевший

Варяг вошел во вкус праздника своего нового рождения: выпили уже достаточно, наплясались, хорошо нагрузившийся Ангел сосредоточенно тискал свою блондинку, Варяг тоже не отставал, вдыхая аромат духов, исходивший от оливковой кожи черненькой Нины.

В какой-то момент пошел искать туалет. Ему показали хозяйский. А когда уже возвращался, увидел пустой открытый кабинет директора с телефоном. Главное, телефонный аппарат привлек его внимание. Варяг вошел и позвонил в Казань Свете… А после минутного разговора бросил трубку и с чувством огромного облегчения вернулся в кабинет. Черненькая Ниночка потянулась к нему, обиженно нахмурила бровки:

— Где ты был, противный?

Он пошутил грубовато:

— Там, куда ты еще не раз сама сбегаешь.

Потом Ангел завез их на квартиру, переданную в полное распоряжение Варяга. Квартира была трехкомнатная, прекрасно, хотя и без лишней роскоши обставленная. Нина сразу шмыгнула по своим надобностям в ванную, а Варяг отправился в спальню, куда Ангел, прежде чем уехать, выгрузил прихваченную из «Славянского базара» выпивку и кое-какую закусь.

Варяг откупорил бутылку шампанского, с усмешкой подумав, что теперь ему больше пристало пить это шипучее пойло, чем водку. Отпил прямо из горлышка и чуть не поперхнулся. Закурил. В этот момент вошла Нина, закутанная в большое махровое полотенце. Подошла ближе… и уронила полотенце. Девушка стояла рядом, почти вплотную, и он ясно различил капельки воды на завитушках волос ее лобка. Протянул руку и, просунув ладонь между гладких бедер, скользнул выше, пока не встретил препятствие. Медленно провел пальцем вдоль влажной щели. Нина застонала. Не прекращая поглаживать ее набухшие губки, проник пальцем вовнутрь… сначала одним, потом двумя пальцами… как мог глубже, чувствуя горячую, податливую плоть. В такт его движениям все ее тело волнообразно завибрировало. Нина вновь застонала. В какой-то момент девушка застыла, сжав ноги, и стала медленно клониться вбок. Варяг подхватил ее и бросил на кровать. Набухшему члену его давно уже было тесно в брюках.

Быстро сорвав с себя одежду, он всей тяжестью своего обновленного тела упал на девушку, придавил… она опять застонала, и тогда он вошел в нее во всю длину, еще раз, почти вытаскивая до конца, еще, заставляя содрогаться тело под собой. Вдруг замер и стал ворочаться в ней, словно расширяя себе зону действия; Нина почти плакала под ним, изо всех сил прижимая его к себе. Тогда он ударил ее ладонью по лицу и вонзил в нее таран еще раз, и снова ударил, с каждым погружением заставляя ее кричать все сильней, все пронзительней…

Владислав проснулся и не сразу сообразил, что и пьянка в «Славянском базаре», и секс с Нинкой ему только приснились и что сейчас с ним рядом тихо и уютно посапывает Светлана, его Светка… Он ощущал во всем теле приятное опустошение, а в душе его плескалась радость оттого, что все, о чем он мечтал долгие месяцы в зоне, мечтал, даже не признаваясь самому, не осознавая силы этой своей мечты: всегда быть рядом с ней, его, именно его — не отторгнуть, хоть режь по живому! — его Светочкой, наконец осуществилось…

Варяг курил и думал, что, если понадобится, он поставит вопрос перед Медведем ребром, но Светку уже никому не отдаст. Надо Медведю, чтобы он учился, будет учиться. Но если большой сходняк так в нем заинтересован, то придется им учитывать и его условия.

А если нет?..

Он стиснул зубы, весь закаменев, потому что готов был дать бой и Медведю, и всему миру. Потому что он — вор в законе, потому что он — человек, потому что он — Варяг.

ЧАСТЬ III

Глава 24

…Глухую тьму вдруг разорвала вспышка света. Варяг невольно зажмурился от яркого свечения, а потом опасливо раскрыл глаза. Над ним нависло лицо. Чужое, незнакомое лицо. Лоб был замотан чем-то белым. И рот — тоже. Виднелись только глаза, брови и переносица. Он протянул руку и изо всех сил ударил по этому лицу… Не попал. Вернее, по-пасть-то попал, но рука провалилась сквозь белое, упала в пустоту…

— Владислав Геннадьевич! — донеслось откуда-то издалека, точно со дна колодца или из глубокой пещеры. — Вы меня слышите?

— Сл…шу… — едва шевеля губами, ответил он. — Что… с… мной?

— Вы в больнице, — опять откуда-то из пещеры. — Операция прошла успешно.

— Что… операция… зачем…

Лицо приблизилось. Глаза. Зеленые, как у кошки. Ласковые, нежные глаза. Голос приблизился. Женский. Приятный голос.

— Вы потеряли очень много крови. Вам сделали переливание. Но теперь ваша жизнь вне опасности.

Он вгляделся в лицо. Женщина. В белой шапочке. В белой маске. В белом халате. Врач… Так он в больнице!

— Лежите, лежите, вам нельзя пока двигаться! — Голос стал строгим. — Через несколько дней, если все будет нормально, я разрешу вам вставать. Но не сегодня!

Странно, как быстро человек ко всему привыкает, и то, что раньше казалось в лучшем случае просто трепом, безобидным полетом мысли, не вредящим ни тебе, ни твоим собеседникам, вдруг становится реальностью.

Владислав уже второй год учился в МГУ на экономическом факультете, уже вжился в новую, суетливую, местами безалаберную, но очень, как оказалось, интересную жизнь. Интерес, надо сказать, пришел не сразу. Первое время все ему представлялось ненастоящим, глупым; глядя на своих однокурсников, на юные лица неискушенных девочек и мальчиков, находясь в общей атмосфере беспокойства по поводу очередной сессии, Варяг поражался тому, как можно всерьез горевать или радоваться такой чепухе, как несданный зачет? Серьезно — это заточка у твоего горла, это пара автоматов, нацеленных тебе в переносицу, это холодный карцер на хлебе и воде, после которого ноют к непогоде кости и возникает хронический радикулит.