Максим Гарин - Атаман. Кровь за кровь Страница 37

— А мы ему помешаем?

— Уж во всяком случае, попробуем помешать… А я-то думал, блин, к чему все это. Вот как они проворачивают дела. Чертовы слуги народа!

Милицейские машины доехали до контрольно-пропускного поста и выключили сирены и мигалки. «Мерседес» резко затормозил, из него вышел поджарый мужчина с холеным лицом. К нему тут же подскочил подполковник Калинин.

— Все в порядке? — спросил мужчина.

— Да, — подобострастно кивнул головой Калинин.

— Я же говорил, что все обойдется. Не такие уж крутые ребята в ФСБ.

— Это точно…

— Как лошадь, в порядке?

— Все в порядке. Вот документы на нее. Разрешение ветеринарной службы, купчая…

— Кстати, во сколько обошлось замять с тем отчаянным…

— Каким отчаянным?

— Послушайте, я же предупреждал, — рассерженным тоном произнес высокопоставленный чиновник, — чтобы вы ничего не утаивали от меня! Я имею в виду того парня из ФСБ, у которого не в порядке с головой.

— А, вы о Бузуеве? — догадался Калинин.

— Это его труп не нашли, не так ли?

— Да, не нашли, — несколько замявшись, пробормотал Калинин. — Но Мозольцев послал людей во все места, где он может появиться. У них приказ… того, — Калинин дернул головой, изображая убийство.

— Очень хорошо, — спокойно произнес чиновник и сурово взглянул на подполковника. — В случае чего вы знаете, что вам грозит. Самолет готов?

— Да-да, — поежился от его сурового взгляда Калинин, — пройдемте…

Мужчина с холеным лицом достал из «мерседеса» тоненький дипломат и важно прошел на взлетно-посадочную полосу.

В этот момент сверкающий лаком «кадиллак» на полном ходу ударил в металлические ворота контрольно-пропускного пункта. Они не выдержали удара и распахнулись. «Кадиллак» с ревом вылетел на взлетно-посадочную полосу и, набирая ход, устремился к самолету.

— Держись, Юра! — заорал Бузуев и направил автомобиль на левое шасси самолета.

— Что ты делаешь?! — крикнул Терпухин, пытаясь ухватиться за руль. — Мы разобьемся!

Бузуев захохотал, и «кадиллак» врезался краем бампера в шасси. От удара лимузин отбросило в сторону и развернуло на триста шестьдесят градусов. Бузуев крепко держал руль. Он опять выжал педаль газа, разгоняя автомобиль.

— Видишь, уцелели! — лихорадочно блестя глазами, закричал Бузуев. Он развернул «кадиллак» и снова повел его на самолет.

— А теперь стреляй в турбину, Юра! По лопаткам ее, по лопаткам! — почти визжал Бузуев.

Терпухин высунулся из окна и несколько раз выстрелил в жерла самолетных турбин. Раздался режущий уши треск, и куски турбин разлетелись по всему аэродрому. Вслед за этим поднялась беспорядочная пальба. Никто не понял, кто на кого напал. Одни, спасая жизнь, улепетывали куда глаза глядят, другие палили в воздух, третьи залегли за самолетные шасси и старались попасть из пистолетов в неизвестно откуда взявшийся «кадиллак», на огромной скорости крейсировавший взад-вперед по взлетно-посадочной полосе мимо самолета…

— Ну что, хватит с них? — спросил Терпухин, наблюдая за перестрелкой.

— А хрен его знает, может, и хватит, — ответил Бузуев. — Ты подними стекло-то, вдруг шальная залетит…

— Смотри, — крикнул Терпухин, — омоновцы!

Они увидели, как через пробитые ворота контрольно-пропускного пункта один за другим въезжали фургоны «ЗиЛ-130». Из них на ходу выскакивали омоновцы и палили в воздух из автоматов с укороченными стволами, превращая возникшую на аэродроме сумятицу в хаос…

Тем временем в самолете происходило следующее.

— Ты все запорол! — орал чиновник на подполковника. — Откуда здесь омоновцы? Почему этот чертов «кадиллак» протаранил шасси?

— Все будет в порядке, шеф, — бессвязно лепетал Калинин. Неожиданно он вырвал кейс из рук чиновника и бросился к выходу из самолета.

— Стой, ты куда? — взревел холеный, в его руке появился изящный пистолетик.

— Послушайте! — остановился подполковник. — Только я один смогу прорваться через омоновцев.

— А зачем здесь омоновцы? — крикнул чиновник. — Откуда они?

— ОМОН для подстраховки… Командир ОМОНа — мой товарищ… Ничего страшного не произошло. Нам бы только этих в «кадиллаке» отогнать.

— Хотелось бы верить… — немного успокоился холеный. — Ладно, сделаем так. Ты подгони к хвосту самолета машину. Но кейс верни!

— Тогда все пропадет! — прошипел подполковник. — Все документы и все, буквально все…

— Возьми тогда вот это, — холеный достал из кейса папку с документами и передал ее подполковнику. Тот запихнул папку за ремень брюк и бросился к трапу.

Терпухин сразу заметил, что подполковник выскочил из самолета и помчался к краю взлетно-посадочной полосы, за которой простиралось поле. За полем синела полоса лесопосадки.

— За ним! — крикнул Терпухин Бузуеву. — Несется, как на стометровке, никогда такого не видел.

— Ты еще не то увидишь! — прорычал Бузуев, пытаясь тронуться с места, но автомобиль перестал ему повиноваться. — Все, драндулет сдох! Смотри, нас окружают.

— Еще есть шанс разбежаться в разные стороны.

— Нет, — ответил Бузуев, — теперь мы должны работать вместе, в одной связке. Тем более что нас окружают…

Действительно, со всех сторон на них надвигались омоновцы.

— Что будем делать? — тревожно спросил Терпухин. — Подполковник уходит.

— Я знаю, что я сделаю, — почесал нос Бузуев.

— Что?

— Я буду сидеть здесь, а ты уходи, пока цел. Иди. Ты еще успеешь добраться до лесопосадки… Попытайся догнать Калинина.

— Нет, я тебя не оставлю, — замотал головой Терпухин. — Одного тебя они еще могут хлопнуть, а двоих сложнее.

— Ты думаешь, что мы вдвоем будем в порядке? — спросил Бузуев, наблюдая, как омоновцы окружают машину.

— Да, тем более, что подполковник зря бежал.

Бузуев посмотрел на край взлетно-посадочной полосы. Трое или четверо невесть откуда взявшихся омоновцев вели подполковника Калинина обратно.

Глава 22. А ларчик просто открывался

Приятелей заковали в наручники. Задержанного подполковника, к его неудовольствию, тоже. Лишь на одного чиновника не осмелились надеть наручники. Немца, который нос непоказывал из самолета, тоже попросили выйти.

Всех задержанных собрали возле контрольно-пропускного пункта. Рыжий капитан, командир роты ОМОНа, рассматривал бумаги, представленные правительственным чиновником для доказательства правомочности отправки лошади за границу.

— У нас все законно, — важно и, главное, спокойно, покровительственным тоном убеждал капитана холеный. — И купчая на лошадь в порядке, и таможенное разрешение, и ветеринарная виза… А тут вмешиваются какие-то сумасшедшие и таранят самолет. Да за это руки-ноги надо выдергивать!.. Хорошо, если авиаторы предоставят нам другой самолет. Иначе вылет сорвется… Что подумают о нас наши зарубежные партнеры, а?

— Не верь ему, капитан, — вмешался Бузуев. — Они не просто лошадь хотят вывезти. Тут дело не в ней.

Рыжий капитан недоверчиво посмотрел на Бузуева.

— Да, да! Надо хорошенько обшмонать самолет.

— Он чокнутый! — вмешался в разговор подполковник Калинин. — Разве вы не слышите, что он несет? Кроме того, товарищ капитан, вы превышаете полномочия, задерживая рейс.

— Что у вас в кейсе? — строго спросил капитан у чиновника.

— Личные вещи.

— Откройте…

Чиновник замялся.

— Ключик где-то затерялся.

— Тогда отдайте…

Чиновник и вовсе растерялся. Лицо его посерело. Несколько подчиненных капитана подошли к чиновнику и силой вырвали кейс.

— Надо открыть, — сказал капитан омоновцу. Тот поковырялся ножом в замке и чистосердечно признался:

— Не могу, товарищ капитан, ключик надо. А ломать — жалко. Вещь хорошая.

С этими словами омоновец поставил кейс в сторонку.

— Бульдог! — негромко произнес Терпухин и выразительно посмотрел на Бузуева. Бузуев непонимающе уставился на бывшего спецназовца.

— Говорю тебе: бульдог!

— О чем ты?

— Разговорчики! — вмешался рыжий капитан. — Сейчас приедут следователи из Генеральной прокуратуры. Они разберутся.

— Не разберутся, капитан, — сказал Бузуев. — Намылят дело, как пить дать. Нас в воронок, и мы бесследно пропадем в подвалах Лубянки или Петровки… А эти субъекты исчезнут за границей…

Неожиданно Бузуев сделал шаг по направлению к кейсу, наставил на него какой-то предмет, и тут раздался оглушительный выстрел.

Омоновцы налетели на Бузуева, вырвали у него из рук револьвер и принялись избивать.

— Что он, сделал! Подонок, сука! — взревел холеный. Лицо его сделалось зловеще багровым.