Александр Тамоников - Цена предательства Страница 37

— Вера! Ну нельзя же так! Пойдем-ка лучше на квартиру. Тебе сейчас просто необходима ласка.

Женщина вдруг заплакала, возможно, давая разрядку накопившимся отрицательным эмоциям.

— Нет, Володя, мне, к сожалению, сегодня нельзя, и давай побудем на улице, я не хочу находиться в замкнутом пространстве.

— Хорошо, но ты не озябла? Дрожишь вся.

— Это не от холода. Это от ожидания приближающейся беды.

Владимир попытался успокоить женщину:

— Вера! Ничего нам не грозит. Просто у тебя депрессия. Это пройдет.

Но она продолжала стоять на своем:

— Что-то грядет, Володя! Крамаренко знает о наших встречах, здесь Антон прав, кто-то все же заметил нас вместе. Он сегодня пришел домой пьяный. Таким я его еще не видела. И дословно он сказал следующее: «Нашла себе очередную утеху? Но здесь судьба одной командировкой может все расставить по своим местам. Она сделает выбор, с кем тебе остаться: со мной или с Бережным». Я ответила, что не судьба будет делать выбор, а я.

На что он как-то нехорошо рассмеялся. И продолжал: а вот здесь, дорогая, ты ошибаешься. Не ты, и не я, и никто другой, а война решит все! И, вполне возможно, что ты в итоге останешься одна! Одна на всем этом проклятом свете. Потом он замолчал и поднялся в спальню.

Разговор продолжения не имел. Я очень испугалась, Володя. Крамаренко как пророк говорил, и я верила ему, представляешь, верила. В том, что он говорил, была скрыта истина. Я это душой поняла, сердцем. Что-то будет, Володенька, скорое и страшное! И это будет связано с опасностью, в которую будете втянуты вы все, и Крамаренко, и ты, и, возможно, весь батальон.

Владимир, подумав, проговорил:

— Спьяну он мог наговорить все, что угодно, но, если размышлять без эмоций, которые тебя захлестнули через край, со слов твоего мужа можно сделать вывод, что батальону предстоит выполнять какую-то специфическую задачу в Чечне, о чем Крамаренко проинформирован по долгу службы как начальник штаба. Возможно, очень опасную, вполне возможно, и скрытную, что привлечет к себе внимание противника, и «чехи» устроят охоту за колонной. Но не более того! А к этому мы всегда готовы.

И стоим здесь ради того, чтобы поддерживать воюющие части. Предстоит очередной выход? Что же, это не будет чем-то из ряда вон выходящим. Каждый выход смертельно опасен. Просто сейчас. Вера, у тебя наступил период спада. И это объяснимо. Любить одного человека, жить с другим и при этом делать вид, что ничего не происходит, это очень тяжело. Вот и произошел временный сбой. Отсюда и заостренное на все внимание, преувеличение опасности, какая-то необъяснимая безысходность. Мне это знакомо. Долго такой период не длится. Скоро все пройдет.

Он поцеловал ее.

— Я признательна тебе, Володя, за твои слова. Но пойми, я хочу другого. Хочу любить тебя и жить с тобой открыто. Иметь от тебя ребенка. Володенька, прошу, если ты любишь меня, давай уедем отсюда. Уедем навсегда.

Ко мне ли, моим родителям, к тебе ли, или куда ты скажешь, мне без разницы. Лишь бы отсюда, от этой проклятой войны, из этого смертью меченного батальона.

У нас будет семья, Володя, настоящая семья… А сейчас, прощу, подай рапорт на увольнение, и тебя никуда не пошлют.

Голос Владимира напрягся:

— Подать рапорт? Сейчас уйти в кусты? И тогда Крамаренко окажется правым? Вера! Ты же первой перестанешь уважать меня, я уже не говорю о любви. Давай перенесем этот разговор на более поздний срок. Сейчас я не готов принять решение. Но запомни одно. Я люблю тебя! А об увольнении подумаю, но обещать ничего не буду. Это не просто сменить костюм, это жизнь изменить. Войти в ту среду, которая мне неизвестна, непонятна и, можно сказать, чужда.

Вера вытерла слезы.

— Может быть, я не должна была тебе этого говорить, но пойми меня, я боюсь за тебя, боюсь потерять тебя, потерять свою любовь, я, наверное, повторяюсь, извини.

Может, вообще не нужно было начинать этот разговор?

Но я не смогла иначе. Прости!

— Мне не за что прощать тебя, не терзай себя, иди домой, постарайся уснуть. Главное, не волнуйся, все будет хорошо. Я позабочусь об этом. Иди, любимая!

Вера поцеловала Володю, повернулась и скрылась за углом. Бережной остался один возле березы, у которой они только что стояли. Идти в общежитие не хотелось, он решил прогуляться, размышляя. Вера просит его уволиться. Ее понять можно. Она познала с ним то, чего не знала ранее, любовь затмила для нее все. И, естественно, она не хочет волею случая потерять то, что приобрела.

Потерять его. Бережного. И чтобы сохранить гармонию любви, установившуюся между ними, она, понятно, стремится избежать рокового случая. Случая, способного разрушить все. И единственно верное решение уйти от постоянной опасности — это уволиться и к войне больше отношения не иметь. Жить гражданской жизнью, спокойной, счастливой. Он на гражданке сможет обеспечить и ей, и своему ребенку достойное существование. Но вот сможет ли он уйти? Сейчас однозначно нет. А вот после?

Сможет ли он вообще принять решение добровольно оставить армию? Здесь ответа пока не было.

Владимир не заметил, как дошел до контрольно-пропускного пункта, закрывающего посторонним проход на территорию гарнизона.

Возле шлагбаума дежурный прапорщик в сопровождении трех вооруженных автоматами бойцов о чем-то разговаривал с двумя лицами, как сейчас принято называть, кавказской национальности. Володя собирался уже повернуть назад, но его остановил голос прапорщика:

— Товарищ капитан! Раз вы уже здесь, не могли бы подойти на минуту?

Бережной подошел к шлагбауму.

— Какие проблемы?

— Да вот, два чеченца приехали. Говорят, к прапорщику Дудашеву. Объясняют, что когда-то вместе в детском доме росли. Возвращались из России домой, заехали.

— А разве Чечня не Россия, вы сами-то не пугайтесь, прапорщик!

— Есть, товарищ капитан!

— Документы у них проверили?

— Так точно! Паспорта как паспорта, да удостоверение водителя у одного.

Владимир подошел к чеченцам.

— Так вы, значит, к Дудашеву?

— К нему, к Казбеку!

— Откуда знаете, что он здесь служит?

— А мы и не знали, что именно тут. Что на Северном Кавказе знали, а что здесь, нет! Просто едем из Ростова, заезжаем в части, которые по пути попадаются, спрашиваем, есть ли такой прапорщик? Отвечают, нет — уезжаем. Сюда подъехали, этот прапорщик говорит, есть, мол, такой!

— Ну а про Северный Кавказ откуда знаете?

— Э-э, зачем такой допрос? Позовите Казбека, увидите, друзья мы.

— И все же?

— Он одному человеку сказал, тот передал нам. Ну и строго у вас здесь, товарищ капитан!

— Минуту, сержант, — обратился Бережной к помощнику дежурного, — пройдем в помещение. Соединишь меня с литерой "Т".

Ответила рота Бережного:

— Дежурный по первой роте сержант Волошин слушает!

— Говорит командир роты. Старший прапорщик Дудашев в подразделении?

— Так точно. Еще не выходил.

— Позови его к телефону!

Через считанные мгновения прозвучало:

— Старший прапорщик Дудашев слушает, товарищ капитан!

— Казбек! Я нахожусь на внешнем КПП, ты мог бы подойти сюда?

— Что-то случилось?

— Гости к тебе пожаловали.

— Гости? Ко мне? Интересно! Вы там поосторожнее, товарищ капитан, я никого не ждал.

— Давай быстрее, а ситуация под контролем, не волнуйся.

Бережной положил трубку внутренней связи, приказал сержанту из помещения не выходить и взять под прицел автомата появившихся людей, контролируя подходы со стороны дороги. Сам вышел на улицу.

— Сейчас Казбек придет.

— Ай, спасибо! Наконец-то!

Приехавшие чеченцы заговорили на своем, непонятном языке, явно выражая радость. Их видавшая виды «пятерка» стояла рядом, на обочине, и в ней никого не было. Как никого не наблюдалось и в секторе ответственности внешнего контрольно-пропускного пункта.

Дудашеву потребовалось чуть больше двадцати минут, чтобы пройти от части до КПП. Подойдя к шлагбауму и взглянув на гостей, он успокоил командира роты:

— Все нормально, товарищ капитан, я знаю этих людей.

Он вышел за шлагбаум, где кавказцы по традиции обнялись. Между ними начался разговор, содержание которого неплохо и полезно было бы узнать капитану Бережному, но он вместе с нарядом отошел к помещению, дабы не мешать давним друзьям…

По окончании разговора Казбек притянул для вынужденного объятия одного кавказца. Затем другого. Проводил их словами:

— Валите отсюда, да будьте вы прокляты, шакалы паршивые!

Горцы лишь улыбнулись в ответ, они видели направленный на них ствол автомата сержанта. Сели в машину, развернулись и уехали.

Казбек, пытаясь скрыть свое состояние, прошел через шлагбаум. К нему присоединился Владимир.

— Что-то быстро вы расстались, Казбек.

— Еще заедут, теперь знают, где искать.

— А чего ты такой хмурый?

— Да так. Детство вспомнил!

— Бывает.

— Да, бывает. Командир! В воскресенье дадите мне выходной? Должен еще один друг детства подъехать.