Михаил Серегин - Русский вор Страница 37

– Исчезни отсюда, быстро, – приказал ему Полунин.

Он убрал ногу со стула, и парень, вскочив в страхе, почти побежал к выходу.

Полунин уселся за стол напротив шатенки, та, видимо, еще не отошла от скандала и молча курила, не обращая на Полунина большого внимания.

– Меня зовут Владимир, – прервал молчание Полунин.

– Не уверена, что могу тебя с этим поздравить, – огрызнулась проститутка.

– А как зовут тебя?

– Тебе настоящее имя или сценический псевдоним?

– Лучше имя, – ответил Полунин.

– Зови меня Людой.

И, посмотрев на Полунина, она спросила:

– Ну и что дальше?

– У меня, Люда, к тебе дело есть.

Та в ответ покачала головой:

– Нет, мужик, я временно не работаю.

– Во-первых, я представился и не надо обращаться ко мне так, а во-вторых, ты еще не узнала, что за дело, а уже отказываешься.

– Слушай, мужик, – упрямо и с вызовом произнесла проститутка, – отвали от меня! Знаю я ваши дела, все одним и тем же кончается: трахнуть на халяву, да еще и без презерватива.

Люда была сильно раздражена и явно зла на весь белый свет.

– Да, – усмехнулся Владимир, – не любишь ты мужиков, ой как не любишь.

– Ты когда-нибудь встречал проститутку, которая бы любила мужиков?

Тот задумчиво покачал головой и сказал:

– Нет, пожалуй, не встречал. Но и такую ненависть, как у тебя, редко встретишь у столь молодых женщин.

– Сейчас вы меня особенно достали.

– Ты имеешь в виду этого мудака, который ушел? – спросил Полунин, кивнув на дверь бара.

– Его в первую очередь.

– Он правда должен тебе пятьсот баксов?

Люда загасила окурок в пепельнице и, посмотрев прямо в глаза Полунину, произнесла:

– Этот козел долго клеился ко мне, в мои ухажеры метил, в чувствах признавался. В общем, спал со мной на халяву и под конец заразил меня какой-то дрянью. Поскольку он, такой принципиальный, не хочет трахаться с резинкой. А теперь эта тварь даже не хочет дать денег на лечение и оплатить мне мой вынужденный простой.

– История не блещет оригинальностью, – констатировал Полунин. – Сколько ты берешь за сутки?

– Я же сказала, что не работаю, – с раздражением ответила Люда. – Это и есть то дело, которые ты мне хочешь предложить?

– В данном случае меня интересует другое. Я в городе на несколько дней, может быть, на несколько недель. Мне надо где-то перекантоваться.

– Это все? – спросила она.

– Есть еще одно дело, но об этом попозже.

– Сколько будешь платить?

– Я дам тебе пятьсот баксов, плюс к тому ты получишь еще столько же, если выполнишь мой заказ.

– Не знаю, о чем ты, но деньги мне очень нужны, – поразмышляв несколько минут, ответила Люда. – Поэтому я согласна.

– Телефон у тебя есть?

– Есть, – ответила она и продиктовала номер.

Владимир запомнил его и, поднявшись, сказал:

– Хорошо, я позвоню тебе сегодня вечером.

Владимир расплатился у стойки бара и, несмотря на уговоры бармена, категорически отказался взять девочек и покинул заведение. Ему еще предстояло сегодня сделать несколько визитов.

Второй человек, с которым он собирался встретиться, был Либерзон. Сразу после выхода из зоны их жизненные пути круто разошлись.

Несколько раз за эти годы они созванивались, сообщая о новостях личной жизни. Но поскольку оба были достаточно скрытными людьми, то многого недоговаривали. Да и телефон не располагает к особой откровенности. Полунин знал, что Либерзон продолжает заниматься бизнесом вместе со своим сыном. И хотя Изя не распространялся о своих успехах, Полунину было известно от Лени Быка, что дела у Изи идут хорошо. Он вместе с сыном владел магазином «Светлана» на улице Усиевича.

Именно туда и направил Полунин свой «БМВ». Последний раз Полунин звонил старому еврею на его шестидесятилетие, два года назад.

Зайдя в магазин, Полунин понял, что в нем произведена большая реконструкция. Прикупив соседние помещения, «Светлана» расширилась, превратившись в довольно крупное заведение.

Полунин прошел через дверь с надписью «Служебный вход» и оказался в длинном коридоре. В начале его у тумбочки сидела седоволосая старушка.

– Я хотел бы увидеть Игоря Зямовича. Скажите ему, что пришел Володя Седой.

– Вижу, что не рыжий, – произнесла старушка и, уходя, бросила: – Можете присаживаться, почитайте умный журнал, а я пока посмотрю, здесь ли он.

Полунин был почти уверен в том, что Либерзон наверняка в магазине. Старая секретарша скорее всего пошла узнать, захочет ли Либерзон принять гостя.

Меньше чем через минуту Полунин увидел Изю, идущего по коридору с распростертыми объятиями.

– Володя, боже мой, я уже подумал, что моя престарелая сестра что-то напутала и такого не может быть. Но теперь я вижу, что это все же случилось. Ты наконец-то навестил старого товарища по несчастью, который, между прочим, не раз приглашал тебя в гости.

Изя пожал Полунину руку и обнял его.

Изя уже был совсем лысый, брови стали совершенно седыми. И хотя он по-прежнему был полным мужчиной, морщин на его лице стало еще больше, он стал сильно сутулиться и весь как-то немного обмяк.

Но над чем все же не были властны годы, так это над живым характером Либерзона, над его шустрой неугомонной натурой.

Либерзон завел Владимира в свой кабинет. Это была небольшая каморка, в которой стояли стол и несколько стульев, а также шкаф для документов.

– Как видишь, – развел руками Либерзон, когда они протиснулись к столу, – мы живем здесь скромно, площади не хватает. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

– Не прибедняйся, – улыбаясь, ответил Полунин. – Торговля у вас, я вижу, бойко идет, а значит, и выручка неплохая.

– Неплохая, – согласился Либерзон.

И тут же, словно спохватившись, начал жаловаться Владимиру:

– Но я не вижу этих денег. Все время надо кому-то платить… Ты же понимаешь, в государстве нет реальных денег. Живые деньги есть только в торговле. Вот они и бегут сюда, все кому не лень: налоговики, пожарники, инспектора хер знает каких инспекций, чиновники разных мастей. Кому на выборы, кому на благоустройство города… И в конце концов приходят обыкновенные рэкетиры и забирают последнее.

– А ты что, платишь рэкетирам?

– Отстегиваю как миленький. Поскольку если со всеми прочими можно договориться, где-то скостить, где-то недодать, с кем-то поторговаться, то с этой публикой шутки плохи.

– А ты с Леней Быком поговорить не пытался? – спросил Полунин. – Все же вместе чалились, а Леня теперь, как я понял, авторитет в городе немалый.

Морщинистое лицо Либерзона расплылось в скорбящей улыбке.

– Володя, а кому я, по-твоему, плачу? Каждую первую декаду месяца от Лени приезжает мальчик, размерами с мой шкаф…

Полунин онемел от услышанной информации.

– Ни хера себе, – наконец-то вымолвил он, – что-то с вами, братва, произошло за последнее время… Впрочем, – добавил он уже немного грустно, – возможно, оно так и должно быть, изменилось время, изменились и мы.

– Люди не меняются, – махнул рукой Либерзон, – они просто раскрываются по-новому в изменившихся обстоятельствах. А время, ты прав, действительно изменилось. Если бы мне еще десять лет назад кто-то сказал, что дружба дружбой, а денежки врозь, я бы уже тогда понял этого человека, но все же стал бы думать о нем несколько хуже. Но в наше время, когда денег стало намного больше, это правило действует железно, и глупо было бы осуждать кого-то за то, что он его придерживается.

Дверь в кабинет каморки открылась, и в него протиснулась сестра Либерзона, Адель, – та самая старушка, что сидела в начале коридора. Неся в одной руке плоский флакон коньяка, называемый в народе «ладошка», в другой она держала небольшой поднос, на котором лежали аккуратно порезанные ломтики сервелата и куски хлеба.

Поставив свою ношу на стол и посмотрев на Либерзона, она сказала:

– Игорь, помни о том, что у тебя скачет давление, и не налегай на спиртное.

– На что здесь налегать? – возмутился Либерзон, указывая на небольшую бутылку с армянским коньяком. – К тому же коньяк стабилизирует давление.

– Я тебя предупредила, – сурово заявила Адель и вышла из кабинета.

– На три года меня старше и всю жизнь меня учит, – тяжело вздохнул Изя. – Вышла на пенсию и потребовала, чтобы я взял ее на работу к себе. Ей, понимаете ли, скучно сидеть дома без дела.

Либерзон достал из шкафа две рюмки, дунул в них для очистки от пыли и поставил на стол, затем начал разливать коньяк.

– Ну за встречу, Володя.

Когда мужчины выпили, Либерзон быстро заложил в рот ломтик колбасы и, жуя его, снова заговорил:

– Ты знаешь, Вова, я не в обиде на Леню и даже доволен. «Крыша» у него самая надежная в городе. Другие бандиты на меня не наезжают. Была, правда, пара эпизодов, но я сразу звонил Быку, и Бармалей с Пеплом разбирались с наезжающими на меня лохами. И хорошо разбирались, потому что больше никогда не видел их на своих предприятиях… Леня вообще за последнее время сильно поднялся. Стал солидным человеком, ходит только в костюме и при галстуке. Занялся крупным бизнесом, словечки иностранные стал изучать. У него теперь советник по имиджу есть. А бригадиров своих, Саньку Бармалея и Леху Пепла, назвал заместителями по работе с клиентами. Словом, легализация идет по полной программе. Того и гляди политикой займется. Интересно, – Либерзон задумался, – а наколки свои на теле Леонид свел, или он в бане с чиновниками в майке сидеть собирается?